Но если исходить из того, что производство в обществе ведётся ради удовлетворения жизненных потребностей, то в нормально функционирующей системе производства качество продукции должно соответствовать потребностям и выражающим их стандартам. А цена в такой системе, прежде всего, – ограничитель количества потребителей, отсекающий недостаточно платежеспособную их часть от возможности обрести что-либо или пользоваться чем-то.
Соответственно производство сверх ожидаемого (планового) платежеспособного спроса по демографически обусловленному спектру потребностей представляет собой опережение плана и общественно полезно, поскольку позволит удовлетворить жизненные потребности большего числа людей уже в плановом периоде. Поэтому цены на производимую продукцию должны быть своевременно снижены до уровня, обеспечивающего её сбыт, а «убытки» производителей должны быть покрыты за счёт дотаций. Либо при сохранении прежних цен, обеспечивающих рентабельность производства, потенциальным потребителям должны быть предоставлены целевые субсидии.
А вот мнение по тому же вопросу Г.Форда:
«В наших рассуждениях мы совершенно не придерживаемся статистики и теорий политико-экономов о периодических циклах благосостояния и депрессии. Периоды, когда цены высоки, у них считаются „благополучными“, но, действительно, благополучное время определяется на основании цен, получаемых производителями за их продукты. Нас занимают здесь не благозвучные фразы. Если цены на товары выше, чем доходы народа, то нужно приспособить цены к доходам (выделено нами при цитировании). Обычно, цикл деловой жизни начинается процессом производства, чтобы окончиться потреблением. Но когда потребитель не хочет покупать того, что продает производитель, или у него не хватает денег, производитель взваливает вину на потребителя и утверждает, что дела идут плохо, не сознавая, что он, со своими жалобами, запрягает лошадей позади телеги» (гл. 9. Почему бы не делать всегда хороших дел?”)
Из этого можно понять, что Г.Форд лучше понимал назначение и характер нормального функционирования многоотраслевой производственно-потребительской системы, нежели сотрудники и руководство Госплана СССР спустя 60 лет после выхода в свет книги Г.Форда “Моя жизнь, мои достижения” [151] . Что еще более усугубляет вину Госплана и экономической “науки” СССР, – так это то обстоятельство, что в отличие от Г.Форда они имели практический опыт нескольких десятилетий разработки и осуществления планов, который обязаны были осмыслить. Но карьеристы и чинодралы бесплодны.
Возвращаясь же к вопросу, поднятому авторами “Плановой сбалансированности”, на него следует дать состоятельный ответ:
Налогово-дотационная и эмиссионная политика государства-суперконцерна, каким был СССР, должна обеспечивать в нормальном режиме функционирования поддержание баланса платежеспособности отраслей при превышении планового спектра производства реальным спектром производства, что неизбежно будет сопровождаться снижением цен на производимую продукцию по демографически обусловленному спектру потребностей. Это – нормальный режим функционирования многоотраслевой производственно-потребительской системы нравственно здорового по-человечески развивающегося общества.
Если же продукция произведена и сверх собственных демографически обусловленных потребностей государства, то она может найти сбыт на внешнем рынке (качество должно позволять) либо она может быть предоставлена нуждающимся государствам в качестве безвозмездной или иного рода помощи в русле решения задач глобальной политики своего государства [152] .
Но экономическая наука СССР не понимала исключительного положения социалистической государственности как собственника всей кредитно-финансовой системы страны и монопольного настройщика «финансового пресса» на порождение им закона стоимости (т.е. базы прейскуранта номинальных цен и ценовых соотношений) и представляла дело так, будто государственность – один из многих частных пользователей этой системы, который ею может пользоваться до тех пор, пока его деятельность самоокупается при сложившихся ценах и ценовых соотношениях.
Такая позиция была бы правильной по отношению к любой частнокапиталистической государственности, поскольку в них собственниками кредитно-финансовых систем и настройщиками финансовой удавки является надгосударственная ростовщическая корпорация [153] .
Не возникла в СССР и отрасль социологической науки, которую можно было бы назвать «юридическая кибернетика», и которая бы занималась рассмотрением и совершенствованием законодательства как системы алгоритмов общественного самоуправления в русле определённой концепции глобальной политики.
Конечно, многое из названного и не названного, но известного по жизни послесталинского СССР, – пороки, бездумно-автоматически унаследованные от эпохи И.В.Сталина и более раннего времени.
Однако в годы сталинизма они были во многом простительны, поскольку были объективно обусловлены тем, что социалистическая революция свершилась в стране, где 85 % населения не умели ни читать, ни писать. И в предвоенные годы выросло первое образованное поколение советского народа. Они осваивали науку (включая и подсунутый им марксизм) и общую культуру прежней правящей “элиты”, унаследовав их от прошлого в готовом виде со всеми пороками, и потому было неизбежно, что статистически преобладающая доля населения в своём миропонимании была не свободна от власти ошибочных и заведомо ложных воззрений и воплощала их в жизнь как должное в своей практической деятельности.
Но после того, как в конце 1952 г. были опубликованы “Экономические проблемы социализма в СССР”, где на многие из названных нами проблем И.В.Сталин также указал прямо или опосредованно в связи с другими вопросами; после того, как началась «оттепель», – в общем-то ничто, кроме продажности, угодничества и злонравия самих ученых, «советской» интеллигенции в целом, ограничивавших их в выборе тематики исследований и сдерживавших в получении нравственно неприемлемых результатов, не мешало им выявить и разрешить теоретически и практически ту комплексную проблему, которую сформулировал С.Окито в интервью, цитированном нами в Отступлении от темы 6.
