© Полетаев Д.

© ООО «Издательство АСТ»

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Екатерине Алексеевне с утра не здоровилось. Не то чтобы простуда или инфлюэнция какая, а так, тошно было как-то. «Наверное, подобное состояние лондонские людишки хандрой зовут», – печально думала императрица. «Английская версия» внутреннего душевного разлада вконец испортила настроение. «Черт бы их взял, проклятых! Еще не хватало, чтоб по их милости удар хватил! Рвотного, что-ли, принять…»

Царица отодвинула блюдо с тушеной телятиной почти нетронутым. Из фарфоровой соусницы с золоченым ободком зачерпнула квашеной капусты с клюковкой, отрезала малосольный огурчик. Не помогло. Глоток хереса хоть и разлил приятное тепло по телу, но от мыслей разве скроешься!

Наконец императрица подняла глаза. Обедавший сегодня с ней граф Безбородко, действительный тайный советник, личный секретарь императрицы и один из могущественнейших людей России, старался быть как можно менее заметным, что при его комплекции, надо сказать, ему не очень-то удавалось. Потупившись в тарелку, граф скромно уплетал устрицы, запивая белым вином. «Странно! – усмехнулась про себя императрица, – я вот нерусская, а простую русскую похлебку любым парижским разносолам предпочту, а этот – смотри-ка, как ракушки лопает, будто не в глухомани какой родился, а в самих Европах!»

– Саша, – позвала императрица, – ты где, милый, родился? А то запамятовала я…

– В городе Глухове, матушка, Сумской губернии – с готовностью отозвался вице-канцлер, ворочавший ныне, после смерти главного сподвижника Екатерины графа Никиты Панина, еще и делами Коллегии иностранных дел становившейся все более необъятной Российской империи.

– Вот я и говорю, Глухов… – рассеянно отозвалась Екатерина. – Ты вот что, милый, ноту англичанам сам составь, у тебя это лучше получится, а то нездоровится мне что-то нынче. Пойду-ка я прилягу…

Александр Андреевич, заерзал на стуле, приподнимаясь в поклоне и поспешно вытирая салфеткой лоснящиеся губы.

– Матушка, так ведь это… – неуверенно начал Безбородко.

– Ну, что еще? – подавляя раздражение, нахмурилась Екатерина.

– Так ведь Державин просил…

– Ах да, про секретаря своего, Резанова! Мне еще Платоша про него что-то сказывал. Напомни, друг мой, в чем там дело-то, вкратце только…

– А дело в том, матушка, что Резанов этот, Николай Петрович, секретарь канцелярии вашего величества, коей управляет упомянутый вами Гаврила Романович Державин…

– Я сама знаю, что Державин моей канцелярией ведает, ты давай дело говори, не умничай! – раздраженно прервала императрица.

– Так вот я и говорю, – невозмутимо продолжал Безбородко, – что Резанов, Николай Петрович, прожект имеет вашему величеству представить. Относительно земель наших американских.

– Наших! – фыркнула Екатерина. – Слыхали бы тебя сейчас твои друзья англичане!

– Друзья они не мои, а его сиятельства графа Панина, царство ему небесное, и ваше величество об этом хорошо осведомлено, – парировал Безбородко, – а вот что касается меня, то я бы любой прожект, заботящийся о наших землях в Америках, поддержал хотя бы для того только, чтобы спесь с Лондона сбить. А то, прости господи, по нужде в мире нонча не сходишь, на лондонцев не напоровшись, как на крапиву!

– Ты, Александр Андреич, про нужду-то оставь, пока из-за стола не вышли! А что касается англичан, то с ними ссорится нам сейчас не резон! И тут чертов Панин был прав. Хотя… как известно, посланник британский ему в свое время карету подарил, да всю в золоте… За какие такие заслуги, хотелось бы знать! Да уже видно не узнаем, царство ему небесное!

Императрица аккуратно перекрестилась.

– Заслуг у него перед Европой как бывшего главы кабинета иностранных дел вашего величества более чем достаточно. Не перечесть! Вот только где заслуги перед Россией? Где радение об интересах наших? То Пруссия, то Англицкое королевство! Ей-богу, ваше величество, золотую карету за просто так не презентуют!

– Во-первых, сейчас кабинетом иностранных дел ты ведаешь, – холодно возразила Екатерина. – Во-вторых, не одного его иностранные послы одаривают, возьми хоть вон князя Голицына, да и граф Воронцов в кресле посланника не бедствует. И мы так же поступаем с теми, от кого для нас польза заиметься может. Ну, а в-третьих, настроение твое мне не нравится. Повторяю, не стала бы я сейчас на рожон с британцами лезть!

Императрица медленно поднялась. Грузной походкой прошла к окну. Вечерело. Свинцовая туча нависла над Санкт-Петербургом, обещая еще подвалить снегу. У дворца шла смена караула. Екатерина засмотрелась на статных гвардейцев. Вздохнула. Как ни странно, эмоциональный всплеск пошел на пользу. Царице стало лучше. Безбородко, прекрасно зная нрав хозяйки, молчал.

– Ну ладно, так что там Резанов?

– Может, вашему величеству будет угодно его самого выслушать? – вкрадчиво спросил Безбородко.

– Так он что, здесь, что ли?

– В приемной вашего величества изволит дожидаться, – смиренно произнес министр.

– Так проси! Чего ж ты человека ждать заставляешь!

Несмотря на абсолютную власть, коей наделила ее судьба, Екатерина никогда ею не кичилась. Со времен своей юности, когда она, бедная принцесса ничтожного германского княжества, предстала перед внучкой Петра Великого, тогдашней российской императрицей Елизаветой, с одной ночной сорочкой в качестве приданого, – с тех самых пор поклялась Екатерина, что никогда не оскорбит благосклонное к ней Провидение ни каплей спеси. Не терпела ее и в других. Пожалуй, это единственное, что раздражало ее в России, которую она, в общем, полюбила всей душой. Спесь здесь была, наверное, одной из главных черт национального характера. «Взять того же Безбородко, – думала императрица, – давно ли в холопах ходил у Румянцева, а сейчас гляди-ка как перья распушил! Да этот-то еще ладно – талантище, самородок! А другие – чуть из грязи рыло подымут, чуть копейка в портах заведется, так сразу раздуются, точно индюки, и глазки от бывшего сотоварища воротят. Не замечают уже человечишку – не ровня! Тьфу ты, пакость!»

Отворившиеся двери залы прервали размышления императрицы. Перед Екатериной склонился в галантном поклоне молодой человек лет двадцати восьми. Тонкие черты лица, прямой европейский нос. Из-под длинных ресниц на царицу глядели умные голубые глаза. Глядели без подобострастия, а лишь с должным почтением. Безукоризненно пошитый голубой с серебром камзол, белый галстук; в меру припудренный парик с черной бархатной лентой тонко гармонировал с внешностью вошедшего. Екатерина невольно залюбовалась. «Эх, кабы годков так десять назад, – быстро окинув взором статную фигуру молодого человека, со знанием дела плотоядно подумала царица. – Как все-таки коротка и быстротечна жизнь!»

Наконец Екатерина отвела глаза от стройных, обтянутых в лосины ног Резанова и встретила взгляд молодого человека. Пухлая рука в бриллиантовых перстнях подала знак приблизиться. Резанов сделал еще несколько шагов и вновь остановился в почтительном поклоне, адресованным в первую очередь императрице, но каким-то немыслимым манером захватывающим также и Безбородко. Граф, склонившись к плечу царицы, уважительно произнес: