Дело было откровенно дохлым: это признавал и сам адвокат Сабуров. Защита оказавшись в полном тупике, ждала, похоже, от Чернова чуда, но Виктор хоть и опытный детектив, распутавший в частном порядке не одну сложную проблему, всё-таки не волшебник.

– Ну хоть что-нибудь, – настаивал Сабуров. – Буду благодарен даже за самую махонькую зацепку. И соответствующим образом её простимулирую. Клиент очень богат и готов заплатить серьёзные бабки как за свободу, так и за облегчение своей участи.

В готовности клиента платить Чернов как раз не сомневался. К Сабурову он тоже относился с величайшим уважением, тот был одним из самых блестящих адвокатов в области и, к слову, одним из самых высокооплачиваемых. А сложность была в том, что клиент сам напортачил столько, что ни одной адвокатской конторе не расхлебать. То, что он в пьяном виде убил свою любовницу, это ещё не вся беда, главной проблемой адвоката Сабурова было как раз то, как он её убил. На что Чернов сразу же обратил внимание:

– В состоянии аффекта, Василий Михайлович шнуром не душат. Обычно это делают голыми руками. Либо бьют тяжёлым предметом жертву по голове, либо просто сворачивают ей шею.

– А откуда взялся шнур? – полюбопытствовал я.

Разговор происходил в Черновском офисе. Мы с Виктором пили кофе, а Сабуров метался по комнате, не в силах по иному совладать с волнением. В принципе я его понимал, поражение в таком громком деле могло сильно подорвать его авторитет. В конце концов богатые дяди не для того платят бешеные деньги своим адвокатам, чтобы в ответственный момент те развели руками и сказали – извините.

Если честно, то отправленные на нары бизнесмен Красавин особого сочувствия у меня не вызывал. Сочувствовал я как раз его жертве. К чести Сабурова, надо признать, что слёз и вздохов по поводу попавшего в беду клиента он от нас и не требовал, зато с порога предложил весьма приличный гонорар за одно только наше участие в расследовании.

– Шнур он отрезал в соседней комнате, кажется от портьеры. – Отрезал или оборвал? – уточнил Чернов.

– Отрезал ножницами, – рассерженно отозвался Сабуров. – Эти ножницы нашли рядом с портьерой.

– Лучше бы он этот шнур оборвал, – вздохнул Чернов.

– А ещё лучше – в той же самой комнате, где произошло убийство, – съехидничал Сабуров и был, разумеется, в своём ехидстве прав.

У нас была данность, от которой мы не могли отступить ни на шаг. Но всё-таки и в этой данности были некоторые странные детали, требовавшие уточнений. Мне, например, казалось, что мужчина в такой ситуации непременно бы воспользовался ножом, но отнюдь не ножницами. Ножницами обычно пользуются женщины.

– А какая разница, пожал плечами Сабуров. – Ну взял из маникюрного набора

любовницы ножницы, пошёл и отрезал.

– То-то и оно, что – взял, пошёл и отрезал, – с раздражением бросил Чернов. – Обдуманные действия.

– А какой длинны был шнур?

– Метр с небольшим. С золотой кисточкой на конце. Бардового цвета, если вас волнует и эта деталь.

Цвет шнура меня не слишком волновал, а вот то, что Чернов назвал обдуманными действиями, откровенно смущало. Мало того, что Красавин задушил свою жертву шнуром, так он ещё попытался замести следы преступления, то есть сымитировал ограбление. И даже пытался обеспечить себе алиби с помощью компаньона Вербицкого и секретарши Зозулиной. Последняя подтвердила, что Красавин якобы провёл роковую ночь у неё, что однако в два счёта опровергли расторопные сыскари. В довершение ко всему следствие располагало надёжным свидетелем, который видел, как Красавин покинул собственную квартиру в шесть часов утра. – А как Красавин умудрился не заметить человека с собакой на лестнице? – удивился Чернов.

– Красавин был в шоке, – не очень убедительно объяснил Сабуров. – К тому же, по его словам он сильно перепил с вечера. Спал как убитый. A по утру со страшнейшего похмелья заглянул в спальню к любовнице и обнаружил её задушенной. Так во всяком случае он рассказывает и следствию и мне. Свидётели подтверждают, что с банкета он уехал, где-то около одиннадцати вечера в сильном подпитии.

– Он сам открыл дверь?

– Нет, открыла ему Лариса. Это подтверждает, и шофёр-охранник на всякий случай

проводивший шефа до самых дверей. Дома Красавин, по его словам ещё добавил, после него заснул мёртвым сном. C Ларисой они не ссорились. Соседи тоже ничего

не слышали. Хотя дом этот элитный и со звукоизоляцией там всё в порядке. – Но зачем он алиби себе пытался придумать, да ещё столь дурацким способом? раздосадованный Чернов отставил в сторону чашечку кофе. – Ведь у прокуратуры теперь все козыри на руках для того, чтобы обвинить его в предумышленном убийстве!

С Виктором спорить было трудно, ещё труднее было спорить с собранными прокуратурой доказательствами. И действительно: одно дело, когда в дупель пьяный человек, слегка очухавшись по утру, тут же вызывает милицию, дабы засвидетельствовать с их помощью следы своих «славных» ночных дел, и совсём другое, когда он бежит с места преступлёния, замётая следы.

– А у Красавина был повод для убийства Ларисы?

– Повод есть, хотя и банальный – ревность. Дело в том, что Красавин вот-вот должны были пожениться с Ларисой Сазоновой. Помехой был муж, тянувший с разводом. Потом развод она получила. Но за день перед убийством Красавину пришло письмо от «доброжелателя», который сообщил, что Лариса продолжает встречаться с мужем, и вообще она не совсем та душка-простушка, за которую себя выдаёт.

Следствие настаивало на том, что Красавин совершенно обдуманно убил свою любовницу и располагало массой доказательств для того, чтобы отстоять свою версию в суде. А попытки адвокатов свести всё к вспышке пьяной ревности, приведшей к трагедии, легко парировались оппонентами. Об оправдании Красавина при данных обстоятельствах и речи быть не могло. Меня смущало в этом деле то, что Красавин будучи, по словам того же Сабурова, человеком очень не глупым, так по дурацки себя вёл. Допустим, он действительно котел убить Ларису Сазонову, но в таком случае, зачем же делать это в собственной квартире, да ещё и собственными руками. В конце концов, приличные люди, находящиеся в здравом уме и твёрдой памяти, в таких случаях нанимают киллеров. Хотя нанять киллера для убийства из ревности, это как-то не совсем в духе нашего времени. Для этого надо быть совсем уж патологическим ревнивцем, а Красавин, если верить психиатрической экспертизе, был абсолютно вменяемым человеком. И хотя в наше время совсем уж нормальных людей практически не осталось, но всё же

я бы на месте суда остановился на версии внезапной пьяной ссоры, повлекшей трагический исход.

– Твоими устами да мёд бы пить, Игорь, – слабо усмехнулся Сабуров. – Если бы Кpaсавин обратился сразу ко мне, я бы пожалуй удержал его от дальнейших глупостей, но он к сожалению побежал к Вербицкому, а тот не нашёл ничего лучше, как придумать всю эту шитую белыми нитками историю с секретаршей.

– А кто он такой этот Вербицкий? – спросил я.

– Старый товарищ Красавина, ещё со студенческих времён. Они вместе создавали компанию, вместе раскручивали бизнес, в общем, друзья не разлей вода.

– Иными словами: после убытия Красавина в места не столь отдалённые компания целиком окажется под контролем Вербицкого?

– Вероятно, – пожал плечами Сабуров. – Надо уточнить.

– Да уж, Василий Михайлович, будь добр уточни, – попросил Чернов. – Слишком уж подозрительна эта благородная готовность Вербицкого прийти на помощь утопающему. Причём спасал он его так удачно, что, кажется, окончательно утопил.

Последнее замечание Чернова показалось мне справедливым. Не то, что я готов был предъявить компаньону Красавина счёт, но в данной безысходной ситуации в любом случае следовало покопаться в делах компании, познакомиться с окружавшими клиента людьми.

Всю деловую сферу деятельности двух бывших студентов я передоверил Виктору Чернову, в конце концов он дипломированный юрист, поднаторевший к тому же и в нашей совершенно непонятной непросвещённому уму экономике. Что касается меня, то я в последнее время как-то неожиданного для самого себя выбился в человековеды. Возможно этому способствовала профессия фотографа. Когда ежедневно смотришь на людей через объектив, то поневоле начинаешь замечать то, что прежде ускользало от невооруженного глаза.,