— Иди по-хорошему, а. Не нарывайся …

Андрей поправил пиджачок и перевел взгляд на директора. Тот испуганно следил за действиями Боксера и ждал от него чего-то неприятного и зубодробительного. Но Витек почему-то отступил. Почему он отступил, для директора навсегда осталось загадкой.

— Семеныч! — крикнул он в соседнюю комнату. — Разберись с этим муд… гражданином.

Из соседней комнаты вышел сутулый мужичок с иссушенным лицом и махнул рукой.

— Иди сюда, парень.

Андрей прошествовал в соседнюю комнату, кинув победный взгляд на закипающего Витька.

— Ладно, пойдемте, покажу вам хорошее место, — огорченно сказал директор и двинулся на выход. Витек поплелся за ним и с такой силой хлопнул дверью, что задрожали стены избушки и опрокинулся один из стульев.

Мужичок плюхнулся за замызганный стол и раскрыл амбарную книгу.

— Как фамилия, говоришь?

— Волкова Татьяна Николаевна. Месяц назад хоронили.

Мужичок принялся листать страницы, отслюнявливая палец.

— Что же ты, парень, поперся? — как бы невзначай пробормотал он. — Мог бы так по шее схлопотать. Этот бугай из мафии. Живого места на тебе не оставил бы.

— Так ведь оставил, — равнодушно сказал Андрей. — Значит, мы с ним поняли друг друга.

Когда он выходил из конторки, Витек и директор стояли посреди дороги недалеко от ворот и энергично размахивали руками. Витек рисовал в воздухе контуры предполагаемой могилы, а директор отмахивался от него. До Андрея донеслись их возбужденные крики.

— Вот самое лучшее место! — орал Витек, и его крик разносился по всему кладбищу, привыкшему к вечной тишине.

— Ну, вы же видите, здесь проходит дорога, — оправдывался директор. — Как тут будут люди ходить? Перепрыгивать, что ли? А если автобус застрянет?

— Да здесь не то что автобус, «камаз» пройдет! Зато могила будет на самом видном месте. Все заходят и сразу — вот он, Серега Горбунов лежит. Никогда к нему не зарастет народная тропа. Понял? Короче, твоя цена?

Директор отвернулся и, видно, с чувством произносил про себя проклятия. Перебрав все, что знал, он твердо сказал:

— Нет, как ни уговаривайте, это место не продается. Где угодно — хоть там, хоть там, хоть посреди дороги. А это нет!

Витек вдохнул побольше воздуха, видно для того, чтобы смешать его с закипающей яростью.

— Ты чего, Семеныч, уху ел? Как это так не продается? Сейчас все продается! Все! И все покупается! Я все это сраное кладбище могу купить! И тебя могу купить! Скажи, сколько ты стоишь, и я выпишу чек. И все — ты мой! С потрохами. Осознал?

Директор понуро опустил голову и пробубнил:

— Я продаюсь, кладбище продается, а это место — нет.

Витек сразу успокоился и тихо спросил. Просто стало любопытно.

— Это ещё почему?

— Потому что оно уже куплено и оплачено.

— Чего? Кем ещё оплачено?

— Мной. Это мое место.

Витек вытаращил глаза и замолчал на секунду, с трудом переваривая услышанное. Ему показалось, что директор высказал какую-то непонятную фразу, смысл которой он никак не может уловить. Наконец, осознав всю меру его наглости, он крикнул так, что вороны снялись с насиженных мест и улетели.

— Да ты подохни сначала, скотина, а потом место себе покупай! Хочешь, могу тебя сейчас и положить здесь! — Витек выхватил пистолет и приставил его к подбородку директора. Тот заметно побледнел и даже слегка затрясся. — Вот прямо сейчас! Давай команду своим бандитам, пускай они тут тебе могилу копают! Давай рой, а то потом поздно будет!

Возле сарая стояли двое рабочих, опершись на лопаты, и равнодушно слушали их перебранку. Казалось, они вполне были готовы не только вырыть могилу в любом указанном месте, но и тут же положить в неё своего директора. Витек ещё продолжал ругаться, но Андрей не стал досматривать до конца этот спектакль и отправился на поиски могилы матери.

Пропетляв между оградками, он отыскал свежий холмик, слегка поросший травой, из которого торчала палка с табличкой «Волкова Т.Н.» На холмике лежал высохший венок. Он положил цветы и неслышно про себя пообещал матери начать совершенно новую, праведную жизнь, лишенную сомнительной уголовной романтики.

Просидев полчаса в очереди к начальнику отделения милиции, Андрей, наконец, ввалился к нему в кабинет, сел на стул, стоящий перед столом, и выложил свою злосчастную справку вкупе с заявлением на регистрацию.

Располневший майор, с трудом влезающий в форму, протянул пухлую ручищу, сгреб бумажку и подтащил её к глазам.

— Откинулся, значит, — промычал он с такой долей осуждения, что сразу стало ясно его личное мнение: Волкова на волю выпускать было нельзя.

— Ага, вышел, — кивнул Андрей и уставился в пол.

— Погоди! — Майор оторвал глаза от бумажки и внимательно посмотрел на посетителя. — Это какая ещё Моторная, девять, квартира пятьдесят три? Да там же… Так это ты приходил к деду?

— Ну я, — кивнул Андрей.

— Ах ты, мать твою! — майор привстал и с такой силой хлопнул ладонью по столу, что подпрыгнула телефонная трубка и затанцевали карандаши в стакане. — Да как ты мог деда старого на пол! За горло его хватать! Он, блин, инфарктник! Да я тебя на пятнадцать суток! Вот бандюга, тока вышел и сразу в драку. Рано тебя выпустили, ох рано! Надо было ещё пару годков подержать.

Он схватил трубку телефона.

— Это наша квартира была. Там мать жила, — пробормотал Андрей, искоса глядя на разбушевавшегося майора.

Майор сложил круглую пухлую фигу и сунул её ему под нос.

— На, выкуси, твоя квартира! Она служебная была. Хозяин дал, хозяин и забрал. Жилец умер — все! Квартира пустует, а людям жить негде. Понял? — Крикнул в трубку. — Казаков! Давай ко мне в кабинет двоих! Срочно!

— Но мне-то тоже жить негде, — возразил Андрей.

— А я что могу? — выпучил глаза майор. — Выселить деда? Мать бы дождалась, я бы тебя к ней прописал. А теперь что, я тебя к деду пропишу? Он заслуженный ветеран, понимаешь. В каких только войнах не участвовал!

Андрей опустил голову и безнадежно вздохнул, поняв всю беспочвенность своих притязаний.

— Я понял. Мне ничего не положено.

— Камера тебе положена! Две недельки посидишь, подумаешь, как себя надо вести на воле. А мы как раз паспорт тебе сварганим. Потом и гуляй на все четыре. Хошь, к дружкам, хошь, комнату сымай. Деньги-то есть поди! Только смотри у меня, Волков, возьмешься за старое, пеняй на себя. Ты теперь у всех на мушке. Шаг в сторону… сам знаешь, чем считается.

Бухнула входная дверь, в кабинет ввалились два мента. Разгоряченные, раскрасневшиеся, будто только что бежали стометровку. Но судя по тому, как они отворачивались и дышали в сторону, было ясно, что бежали они стограммовку.

— Семенов, где вы пропадаете, а? Квасите, что ли, там? Давайте этого в обезьянник. На пятнашку. И работку потяжелее. А то он, понимаешь, деда на пол! А если бы он копыта откинул? Ты бы, милый, не на пятнашку пошел, а на пятерик. Обратно поехал бы без задержки.

Андрей поднялся со стула, ссутулился, привычно заложил руки за спину. Что-то последние дни ему только и приходится ходить под конвоем? Судьба, видать, такая. Может, как-то попробовать изменить её, судьбу. Хоть бы помог кто…

Один из ментов подтолкнул его к двери. Они вывалились из кабинета.

Майор подождал немного, вылез из кресла и приоткрыл входную дверь. За ней уже торчал следующий посетитель из очереди.

— Обождите немного, — сказал майор и поплотнее прикрыл дверь. Потом сел на свое место, открыл записную книжку, отыскал там нужный номер, схватил трубку.

— Аркадий Михалыч! Ну, здравствуй! Это Коростылев, — самодовольно сказал он, лениво развалясь в кресле. — Ну, как жизнь? Все бандитов ловишь? Не надоело?

— Да устал маленько. — Услышал он скрипучий голос Самохина. — Пора на пенсион.

— Да это я так, шучу, Михалыч! Ну, слушай, объявился тут твой подопечный. Волков! Помнишь такого? Шесть лет отдыхал от праведных дел по твоей милости.

— Добрался, значит, — сказал Самохин. — Это хорошо. Ты там попроси своих ребят, пускай приглядят за ним. Как бы он опять…