– Мой помощник Хансий ознакомит вас с деталями дела. Затем вам позволят увидеть сенатора Лодия. И, я думаю, вам лучше пока не участвовать в Малом Военном Совете. Все потрясены трагическими событиями, произошедшими во время последнего собрания. Будет нехорошо, если один из членов станет заниматься защитой виновника преступления.

– Предполагаемого виновника.

– Вот именно.

Цицерий кивает и выходит из комнаты. Наверное, пойдет любоваться на свой новый бюст. Мне он даже удачи не пожелал.

Улики против сенатора Лодия не слишком убедительны, но их достаточно для того, чтобы повесить предполагаемого преступника, если только не появится другой подозреваемый. Согласно Хансию, информация, поступающая от правительственных магов, еще не является окончательной. Выравнивание лун позволило им заглянуть в прошлое, но результаты все еще туманны. Поблизости от жертвы находилось слишком много людей, что затрудняет возможность отчетливо видеть действия каждого из них. Никто не может сказать определенно, кто подложил яд. Старый Хасий Великолепный – мастер заглядывать в прошлое, однако даже ему не удалось с точностью определить момент, когда сдоба была отравлена. Слишком много людей прошло мимо еды, и даже самое лучшее волшебство не в силах установить поведение каждого в переполненной комнате. Если Лодий и положил что-то в кондитерские изделия, это невозможно доказать с помощью магии.

Хасий изучил остатки выпечки. Конечно же, он выявил на них ауру Лодия, но это ничего не доказывает. Лодий не утверждает, что не прикасался к отравленной пище. Он признает, что передал ее префекту Гальвинию, но настаивает на том, что взял ее с тележки, не зная о смертоносной начинке. На выпечке также обнаружилась аура кухонных работников, помощника Лодия, Гальвиния, сенатора, который взял печенье, но потом передумал и положил его на тележку, и некоторых других, пока не установленных личностей. Удивительно, сколько людей успело прикоснуться к сдобе, прежде чем ее съели. Принимая во внимание энтузиазм, с которым я сам набросился на тележку, мне просто повезло, что я не коснулся отравы.

По словам Хансия, никто в Обители справедливости не верит в то, что Лодий случайно взял печенье. Если бы это было так, значит, яд в еду клали наугад, и любой мог взять отравленный кусок. Тут не просматривается никакого смысла, если только кухонные работники в то утро не решили кого-нибудь прикончить. Однако в таких вещах редко просвечивается злой умысел, пока не копнешь поглубже. Только потому что другого подозреваемого пока нет, нельзя утверждать, что мой клиент на сто процентов виновен.

Я говорю Хансию, что из наличия отравленного печенья на тарелке Лодия можно сделать вывод о том, что кто-то хотел отравить самого сенатора. Хансий потрясен или делает вид, что потрясен.

– Традиционалисты не убивают своих, политических противников.

Насколько мне известно, это правда, хотя я не готов ручаться, что они не убрали кое-кого из них другими методами.

Яд оказался каразином, что редко встречается в наших краях. Каразин производят из растения, которое растет далеко на юге, и его употребление неизменно ведет к смерти. Он также используется для изготовления цветного пергамента, на котором дамы пишут изысканные послания возлюбленным.

– Данное обстоятельство свидетельствует не в пользу сенатора Лодия.

– Почему?

– Потому что он владеет единственной в Турае мастерской, где производится цветной пергамент.

– Ну и что? Любой человек может достать каразин.

Хансий качает головой. Семья Лодия владеет эксклюзивным правом на поставки каразина. Это право даровалось отцу Лодия в те дни, когда их семья еще не выступала против традиционалистов. На Хансия данная улика произвела впечатление, а вот меня она не убедила.

– Итак, Лодий – единственный законный получатель каразина в Турае. Выпечка, начиненная ядом, убивает Гальвиния. Похоже, кто-то хочет подставить моего клиента.

– Ваш клиент передал печенье префекту. А ведь только он один в городе получает подобный яд.

– Значит, его очень грамотно подставили. Но я не вижу доказательств вины моего подопечного. Какой у него может быть мотив?

– Судебный иск, который Гальвиний намеревался выдвинуть против него, – уверенно заявляет Хансий.

Ах да, судебный иск.

– Вы знакомы с деталями дела? – спрашивает меня Хансий.

– Напомните мне их, пожалуйста.

– Префект Гальвиний намеревался привлечь Лодия к суду по обвинению в подделке завещания. Покойный Комозий, умерший в Абеласи в прошлом году, оставил большое состояние. Комозий был кузеном Гальвиния, и, так как у него не оказалось наследников, префект, будучи главой семьи, собирался унаследовать состояние умершего. Однако сенатор Лодий предъявил властям завещание, из которого следовало, что Комозий оставил все состояние ему. Префект утверждал, что завещание подделано в Абеласи по приказу Лодия. Дело вот-вот должно было быть передано в суд, а деньги тем временем заморозили. Со смертью Гальвиния судебное разбирательство приостанавливается, а значит, деньги получит Лодий. Нельзя не признать, что тут кроется сильный мотив, дающий право обвинить этого человека в убийстве.

Я признаю, что некий мотив есть. Подделка документов людей, которые умирают за границей, – давняя проблема. Префект Гальвиний стал бы не первым, которого надули таким образом, лишив всех денег. И все же мне кажется невероятным, чтобы сенатор Лодий стал так рисковать. Он знает, что власти не любят его. Зачем же ему лишние проблемы? Сенатор и без того очень богат.

– Политическая кампания, проводимая Лодием в последние годы, нанесла большой урон бюджету его семьи, – говорит Хансий. – Расследование, проведенное в Обители справедливости, показало, что ему явно не хватает денег для продолжения своей деятельности.

М-да, тут есть о чем поразмыслить.

Макри ждет меня у ворот. Мы садимся в ландус. Она, кажется, не сердится на меня за то, что пришлось так долго ждать. Макри изучала окрестную архитектуру.

– Здесь есть сводчатые арки?

– Несколько. Тут много и других интересных построек. Странно, что дворец и окружающие его здания такие роскошные, а дома в округе Двенадцати морей – настоящие трущобы. Почему население по-прежнему любит короля?

– Сложный вопрос. Наверное, потому что люди всегда любили его. Он – символ нации.

– Хорошо устроился.

– Короли всегда неплохо устраиваются.

– Что ты узнал от Хансия?

– Улики магов не носят окончательного характера, однако префекта Гальвиния отравили ядом, который ввозит в Турай один только Лодий. Гальвиний собирался подавать на Лодия в суд за подделку завещания с целью завладения большой денежной суммой. Сам Лодий нуждается в деньгах, ибо он разорен. Теперь, когда Гальвиний мертв, деньги переходят к сенатору.

– Сильный мотив, – говорит Макри.

– Может быть.

– Считаешь, он невиновен?

– Конечно же, невиновен. Ведь он мой клиент.

Макри говорит, что здесь прослеживается какая-то странная логика. Я не обращаю внимания на ее слова. Пусть практикует логику на лекциях по философии. Когда дело касается моих клиентов, я следую интуиции.

– Моя интуиция подсказывает, что Лодий невиновен.

Макри смотрит мне прямо в глаза.

– Врешь.

Я начинаю сердиться. Макри не настолько проницательна, чтобы знать, когда я лгу, а когда говорю правду.

– Нет, не вру.

– Врешь. Я наблюдала за тобой и вижу все признаки обмана.

– Чепуха. Тебе придется долго изучать тему вранья в цивилизованном мире. Интуиция никогда меня не подводит.

Макри пожимает плечами.

– Ладно. Пусть будет так.

На самом деле моя хваленая интуиция молчит. В конце концов, Лодий вполне мог начинить кондитерские изделия ядом и угостить ими Гальвиния. Надеюсь, что он этого не сделал. Не люблю, когда мои клиенты оказываются убийцами, тогда все как-то путается.