Когда граф де Сегюр покидал ханский дворец, Аржановой приносили все бумаги, обнаруженные на столике-«къона» в его комнате. Курская дворянка быстро прочитывала их. Она восхищалась точностью наблюдений французского посла. Это действительно был взгляд профессионала, умеющего выделить главное в массе фактов и впечатлений. Она даже кое-что переписывала у него впрок, для собственных будущих докладов в секретную канцелярию Ее Величества.

Высокомерное поведение крымских татар, дважды побежденных русскими в 1771 и 1783 годах, Анастасии, как и графу де Сегюру, казалось в высшей степени глупым. Но в отличие от француза, она точно знала глубинную его причину. Все они надеялись на скорый реванш, на победу Османской империи в новой войне с неверными, или кяфирами. Но так же хорошо она знала, что их надежды, равно как и надежды короля Людовика XVI, не сбудутся. Русские пришли в Крым навсегда.

Другое утверждение де Сегюра вызвало у Аржановой легкое раздражение. То обстоятельство, что мусульмане при движении царского поезда по их улице не соизволили даже оторвать свои толстые зады от ковриков, Флора считала ошибкой главного организатора визита. Когда крымский хан выезжал из дворца, то впереди скакала его охрана и плетьми хлестала всех, кто попадался на пути. Потому правоверные падали ниц метров за десять до встречи с обожаемым монархом. Теперь надо было сделать то же самое. Тем более, плети для «восточного» эскорта царицы изготовили по лучшим татарским образцам. Но светлейший князь Потемкин ей это запретил. «Ах, давайте будем все-таки европейцами, а не кочевниками!» Вот они, ваши сопли по забору, Григорий Александрович, в отчете французского шпиона…

Анастасия отдала бумаги молодому слуге Николаю, сыну Глафиры, пока приставленному следить за послом Франции. Николай взял с собой в поездку егерский штуцер, упрятанный в кожаный чехол. С этим чехлом он ехал на запятках царской кареты вместе с придворным лакеем и видел случившееся на спуске между скалами. Тогда он предложил барыне простое решение: застрелить – Николай брался тут же исполнить свой замысел – одну из лошадей головной пары, отчего вся упряжка непременно остановится. По счастью, к такому крайнему случаю прибегнуть не пришлось.

После Николая в комнату курской дворянки вошла ее новая молодая горничная Серафима с отглаженной верхней юбкой от парадного платья, присланного Анастасии из московского модного ателье мадам Надин Дамьен месяц назад. Вместе с платьем Аржанова заказала перчатки длиной до локтя, сумочку, расшитую бисером, веер и шаль. Все это составляло единый ансамбль, выполненный в кремовых тонах. Князь Мещерский находил, что ни один из прежних туалетов его супруги не идет ей так хорошо, как этот.

Однако следовало поторопиться.

Сегодня императрица давала прием и обед в ханском дворце для всех старших чиновников своей администрации в Тавриде, штаб-офицеров пехотных полков Копорского и Вятского вместе с женами. Последнюю деталь Ее Величество внесла в программу ради княгини Мещерской, которой хотела оказать знак внимания прилюдно.

Верная своему обычному распорядку, Екатерина Алексеевна вставала рано утром, писала, работала с документами и затем обедала тоже рано – в двенадцать часов дня.

Михаил уже стоял в дверях комнаты и смотрел на свои карманные серебряные часы. Серафима подкалывала к уложенной прическе барыни шиньон с длинными завитыми локонами, спускающимися до плеч. Сама Анастасия, стоя у зеркала и держа в руках пуховку с рисовой пудрой, касалась ею то лба, то щек, то подбородка. Пробыв в седле и с открытым лицом на майском солнышке два дня, курская дворянка слегка загорела, а загар у светских дам в то время был вовсе не в моде.

– Ваше высокоблагородие, мы сейчас опоздаем, – сказал князь.

– Милый, еще минуточку.

– Право, на Алмазе в эскорте царицы ты выглядела ничуть не хуже.

– Но здесь же не будет Алмаза. Государыня вместе со своими гостями станет смотреть только на меня. Я должна соответствовать…

Прием, как это заведено при дворе, начался с церемонии представления императрице. Таврический губернатор светлейший князь Потемкин называл фамилии и должности. Чиновники, выстроившиеся в ряд, отвешивали поклон, потом опускались на одно колено. Их жены приседали в глубоком реверансе. Коллежский советник князь Мещерский, старший по чину среди всех присутствующих статских, был представлен после двух полковников, командиров Копорского и Вятского пехотных полков.

Офицерам Екатерина Алексеевна сказала что-то приятное о состоянии вверенных им воинских частей. С Мещерским она говорила на полминуты дольше – о дорогах на полуострове.

– Дорогу от Симферополя до Бахчи-сарая мы будем переделывать, Ваше Величество, – бодро доложил ей Михаил. – Скалы взорвем, спуск уровняем насыпями…

– А вы, княгиня, тоже ездили по этой дороге? – обратила приветливый взор императрица на курскую дворянку и остановилась около нее.

– Конечно, Ваше Величество, – ответила Аржанова. – Дорога просто ужасная.

– Больше так не рискуйте, моя дорогая, – дала ей совет царица и двинулась дальше.

Остальные благородные дамы тотчас вообразили, будто Екатерина II будет беседовать и с ними. Но она не сказала им ни слова. Завистливые взгляды женщин Анастасия чувствовала на себе в течение всего приема. Это забавляло Флору и даже улучшало ей настроение. Но она не знала, что на том признательность монархини не кончилась. В тот же вечер ей передали пакет, запечатанный красными императорскими печатями. В нем Аржанова нашла два царских указа: о трех деревнях с четырьмя сотнями крепостных в Курской губернии, передающихся ей в вечное владение за особые услуги, оказанные государству Российскому, и о новом земельном пожаловании в Крыму – тысяча десятин в районе Черной речки и поселения Балаклава.

Может быть, Екатерина Алексеевна и хотела бы отметить отвагу и смекалку Флоры военной наградой, однако не могла этого сделать. Традиции и обычаи XVIII столетия диктовали ей иные правила поведения. Таким образом, курская дворянка увеличила свое состояние примерно в два раза, но на царском приеме ордена получили другие. В частности, управитель канцелярии таврического губернатора князь Мещерский – орден Св. Анны, еще пять чиновников – ордена Cв. Владимира 4-й степени, пехотные офицеры – золотые шпаги с надписью «За храбрость».

Государыня в краткой речи отметила заслуги своей администрации в Тавриде. Во-первых, недавно проведенную перепись населения, которая показала, что на полуострове проживают примерно пятьдесят тысяч татар мужского пола, и это составляет подавляющее большинство среди караимов, греков, армян и крымчаков. Во-вторых, грамотно организованные работы по землеустройству и размежеванию угодий, отчего выиграли те татарские беи и мурзы, которые поддерживают русских.

В беседе за обедом, протекавшим в непринужденной обстановке, Екатерина Алексеевна определила новые задачи. Прежде всего, необходимо разрушить почти мононациональный состав населения в Крыму. Пятьдесят тысяч татар – слишком много для стратегически важного района. Пусть они вместе со своими муллами-фанатиками уезжают в Турцию, под власть султана Абдул-Гамида I. Там, среди единоверцев, татарам будет гораздо лучше. Российское же правительство начнет финансировать переселение в Тавриду в первую очередь русских из центральных губерний страны, затем – украинцев, затем – немцев, затем – армян, греков, сербов, поляков и даже эстонцев. Всех надо селить здесь компактно, дабы складывались крепкие общины, готовые в случае опасности стать опорными пунктами и сформировать отряды самообороны.

Нечто другое монархиня говорила на следующий день, когда в Кофейной комнате ханского дворца принимала представителей крымско-татарской знати. Карачи Адиль-бей из роды Кыпчак, братья Мехмет-бей и Абдулла-бей из рода Ширин, седобородый, согбенный от своих болезней давний сторонник русских Али-Мехмет-мурза с младшим сыном Бекиром из рода Яшлав, Джанибек-мурза из рода Барын, сначала знавшийся только с османами, а теперь перебежавший к их победителям, Тохтамыш-беки из рода Кырк и Саадет-мурза из рода Мансур прислали много воинов в царский конвойный полк. Но некоторые из них сами царицу от Перекопа до Бахчи-сарая не сопровождали.