— Не восемь, а семь, — поправил Роберт. — И потом, это не такой уж большой срок. Ты сама не заметишь, как быстро пролетит время.

Такси остановилось напротив их дома на Восемьдесят девятой улице, и Роберт с Энн поспешили войти в подъезд, спасаясь от холодного проливного дождя. Меньше чем через минуту они были уже в своей квартире, и Роберт, помогая Энн снять плащ, снова заметил, что сегодня она как-то необычно бледна.

— Мне кажется, — начал он нерешительно, — тебе не помешало бы взять небольшой отпуск прямо сейчас, — сказал он. — Может быть, мы могли бы съездить куда-нибудь денька на четыре? В ту же Мексику или в Калифорнию — там, по крайней мере, тепло и нет дождя…

Роберт был не на шутку обеспокоен — ведь дороже Энн у него никого не было. Он любил ее даже больше, чем детей. Энн была для него не только женой, но и другом — человеком, которому Роберт мог довериться в любых обстоятельствах. Она была центром, опорой, на которой держалась вся его жизнь, и он всегда берег ее и заботился о ней. Когда Энн была беременна или болела, Роберт обращался с ней так, словно она была стеклянной. По складу своего характера он был человеком заботливым и внимательным, и Энн это особенно нравилось. Ей казалось — его нежность, мягкость, терпение удивительны. Эти качества Энн подметила в Роберте чуть не в тот день, когда они впервые встретились, и последующие годы совместной жизни показали, что она не ошиблась. Во многих отношениях Энн была даже жестче мужа — жестче, практичнее, сильнее и гораздо меньше его была склонна прощать. Когда речь шла о защите прав клиентов — или о ее собственных детях, Энн бывала беспощадна, но сердце ее безраздельно принадлежало Роберту. Она редко говорила ему об этом, но их чувства и не нуждались в словах — особенно теперь, когда, выдержав испытание временем, они стали еще крепче.

Впрочем, в молодости они часто говорили о своих планах, надеждах, мечтах. Правда, начинал разговор всегда Роберт, ибо его романтическая натура не позволяла ему молчать, когда воображение так ясно рисовало чреду удивительных и счастливых лет, ожидавших их впереди. Энн с самого начала была более приземленной и больше интересовалась сегодняшним днем, однако слушала она его с удовольствием. Иногда она в шутку называла мужа мечтателем, но теперь, оглядываясь назад, Энн не могла не признать, что многое он угадал точно. Все их мечты сбылись, и ни он, ни она не могли пожаловаться, что судьба была к ним неблагосклонна.

И теперь, по прошествии почти четырех десятилетий, прожитых в любви и согласии, им больше не о чем было мечтать. Они уже не строили планов, не надеялись, не старались заглянуть в будущее — они просто жили, наслаждаясь каждой проведенной вместе минутой и благодаря бога за все, что он дал им в своей неизъяснимой милости. Единственной трагедией, которую им довелось пережить, была потеря их четвертого ребенка — дочери, — которая умерла через несколько дней после рождения. Эта смерть очень подействовала на Энн, но благодаря поддержке Роберта она сумела справиться с этим ударом. Зато сам Роберт оплакивал свою девочку на протяжении еще нескольких лет. До сих пор он время от времени заговаривал о ней, и тогда в его глазах появлялась невысказанная печаль. В отличие от него Энн почти не тосковала о дочери — не в ее характере было горевать о том, что ей не суждено было иметь. Вместо этого она предпочитала радоваться тому, что у нее есть, но, зная мягкосердечие мужа, она старалась быть к нему внимательной и не задевать его сокровенных чувств. И это ей удавалось. Самой природой Энн была лучше приспособлена к ударам судьбы и всегда старалась по мере сил оградить от них Роберта. — Какие у тебя планы на завтра? — негромко спросил Роберт, когда, надев голубую фланелевую рубашку, Энн легла в постель рядом с ним. Ее нельзя было назвать красавицей, однако во всем ее облике было что-то бесконечно привлекательное и благородное. Во всяком случае, Энн до сих пор волновала Роберта, и он совершенно искренне считал, что с годами она стала еще интереснее, чем была в юности. Энн действительно принадлежала к тому редко встречающемуся типу женщин, которые с возрастом только хорошеют, но Роберт постиг это сначала сердцем, и только потом — рассудком.

— На завтра? — переспросила Энн и зевнула. — Для начала я собираюсь как следует выспаться, а там видно будет. Может, сходим в кино?

Они оба обожали кино, особенно итальянские или французские ленты — не комедии, а те, что были посерьезнее. В особенно душещипательных местах Роберт, как правило, не мог сдержать слез, и Энн, когда была моложе, посмеивалась над его «сентиментальностью», как она это называла. Сама Энн никогда не плакала в кино, но ей нравились нежное сердце и чувствительность мужа.

— Что ж, я «за», — немедленно ответил Роберт. Они с Энн любили одни и те же фильмы, одну и ту же музыку и книги, интересовались одними и теми же людьми, и поэтому им никогда не бывало скучно вдвоем. Правда, в начале совместной жизни разница в их вкусах была значительной, но со временем все различия стерлись. Теперь их жизнь напоминала теплую пуховую постель, лежать в которой обоим было уютно и приятно.

Я рада, что Паскаль нашла такой замечательный дом, — сонно пробормотала Энн, склонив голову на плечо мужа. — Я уверена, мы вместе чудно проведем время…

— В самом деле, скорее бы лето. Мы бы покатались на яхте… — ответил Роберт, прижимая ее к себе. Когда они одевались, чтобы ехать к Джону и Паскаль, он решил, что вечером, вернувшись, они обязательно займутся любовью, однако Энн казалась ему настолько усталой, что он подумал — с его стороны было бы настоящим свинством требовать от нее ласк сейчас. Да, Энн работала слишком много, и он мысленно пообещал себе серьезно поговорить с ней утром. Уже давно он не видел ее такой усталой и вымотанной. Вот и сейчас она заснула почти мгновенно, и Роберт подумал, что хороший отдых им просто необходим.

Вскоре он тоже заснул и проснулся в четыре утра, так как ему показалось, что Энн нет рядом. Прислушавшись, он действительно услышал, как она кашляет в ванной комнате. Судя по всему, ее тошнило, и Роберт, приподнявшись на локте, с беспокойством посмотрел на полоску света под дверью. Он ждал, что Энн вот-вот вернется в кровать, однако примерно десять минут спустя все звуки прекратились, и Роберт, обеспокоенный этой внезапной тишиной, встал с кровати и сунул ноги в ночные туфли. Подойдя к двери ванной комнаты, он постучал, но Энн не ответила.

— Энн, что с тобой? — Он постучал громче, но Энн не откликалась. Из ванной по-прежнему не доносилось ни звука, и Роберт всерьез испугался. — Энн? Что случилось? Тебя тошнит? — с тревогой спросил он. Приготовленный Паскаль обед был очень вкусным, но слишком обильным и тяжелым для желудка. Роберту даже пришлось принять на ночь таблетки, чтобы избавиться от изжоги.

Выждав еще минуту, Роберт осторожно повернул ручку двери и заглянул в ванную. Его жена лежала на полу; ее ночная рубашка расстегнулась, волосы разметались по кафельной плитке. Энн действительно вырвало, но сейчас она была без сознания; ее лицо стало пепельно-серым, а губы посинели.

Взглянув на жену, Роберт похолодел.

— О господи! — воскликнул он и, наклонившись, взял Энн за руку, чтобы проверить пульс. Пульс прощупывался, но ему показалось, что Энн не дышит, и он заколебался, не зная, то ли пытаться вернуть ее к жизни, то ли звонить в «Службу спасения». В конце концов Роберт выскочил в спальню, схватил с тумбочки сотовый телефон и вернулся к Энн. В ванной он набрал 911 и, ожидая соединения, несколько раз несильно встряхнул Энн и позвал по имени. Но все было напрасно. Энн не приходила в себя, и Роберт со страхом увидел, что ее губы приняли еще более ярко выраженный синюшный оттенок.

Наконец «Служба спасения» ответила, и Роберт, торопясь и сбиваясь, назвал дежурному свое имя, адрес и причину вызова.

— Моя жена лежит без сознания на полу в ванной и почти не дышит! — не сказал, а почти выкрикнул он.

— Может быть, она ударилась головой? — деловито осведомился дежурный, и Роберт постарался справиться с собственным страхом и подступившими к самому горлу слезами.