— Ну тогда не знаю, — грустно протянула я, ставя нелепую точку в разговоре.

Повисло молчание.

Новую тему ни я, ни Глеб поднимать не спешили.

Шиза же опять начала бесноваться.

"Что‑то у вас рано кризис общения начался! И недели не прошло!"

"Это‑то тут при чем? Нам уже что, помолчать нельзя?"

"Можно! Только вы молчите как‑то не продуктивно! Где польза от такого молчания?"

В очередной раз пожалев, что моя шиза нематериальна и ее нельзя стукнуть или пристрелить, я назло гадкому дару заговорила, ляпнув первое пришедшее на ум:

— Глеб! А как ты смог призвать гладиолус, если никогда его раньше не видел? Это же как в сказке: "подарил то, не знаю что!"

Голубые глаза преподавателя сверкнули загадочной искрой.

— Вот не поверишь, сейчас сам об этом думаю! По всей видимости, я сумел произвести телепортацию предмета из Внешнего мира в наш! Что в принципе невозможно без физического перехода!

Мне вспомнилась колбаса, которую физкультурница приволокла из иномирского супермаркета. Лично ведь за ней отправлялась. Туда — сюда телепортировалась.

— В день бала Троя была в моем родном мире! Мы с ней беседовали по возвращении, и она сказала, что проход в наш мир работает всего лишь несколько часов, а после закрывается на целый месяц. И что‑то там про фазы луны еще…

— Стоп! — уже второй раз за утро перебил меня магистр. — Проход не то что бы закрывается, он становится односторонне — непроницаемым. Попасть во

Внешний мир можно в любой момент, а вот вернуться только в определенную фазу луны.

— Угу! Примерно так Троя и сказала, — с умным видом поддакнула я, как будто поняла, о чем он говорит. — Глеб, тогда мне непонятен другой момент.

Если с той стороны к нам попасть нельзя, то как цветок прошел барьер? Или это правило касается только людей?

В следующий миг лицо Глеба претерпело немыслимые метаморфозы, а точнее, на нем отразился весь спектр эмоций от удивления до вселенского счастья!

— Ты гений! — внезапно выдохнул он.

— Э — м-м, что?! — фигасе реакция у преподавателя на внешне безобидный вопрос. — Я, конечно, подозревала, что во мне есть зачатки Эйнштейновского разума, но ты сейчас мне все же объясни. Что к чему?

Вот только магистр явно ничего рассказывать мне не собирался, он уже вылез из‑за стола и рывком подскочил к моему стулу, а едва я успела договорить окончание фразы, крепко обнял мою накормленную тушку, и на

Брежневский манер крепко чмокнул в губы. Правда, тут же отстранился и выдал:

— Я, кажется, понял, что произошло с Троей! И теперь, возможно, я смогу все исправить!

Пока я хлопала глазами не в силах переварить услышанное, магистр еще раз поцеловал меня, на этот раз в щеку, назвал гением и, судя по скорости передвижения, явно собирался от меня куда‑то свалить:

— Эй, ты куда?

— Эль, я тебе все объясню позже! Отправляйся к себе в комнату, как только появится возможность, сразу все расскажу! Сейчас дорога каждая минута! — и не дожидаясь моего согласия, исчез во вспышке телепортации.

"Так и вижу вашу будущую семейную жизнь! Ты будешь как Пенелопа ждать его дома, готовить борщ. А он как Одиссей — бороздить моря и просторы своего безумного разума! И так двадцать пять лет!" -

съехидничала шиза.

"Еще неделю назад я бы тебе поверила, но теперь у меня у самой в голове живет предсказательница Эльвира! А это, знаешь ли, здравой психикой даже не пахнет! В Кащенко мне бы выделили отдельную палату!"

"Не мне, а нам!" — поправила шиза и, прежде чем свалить в глухомань,

посоветовала, — "Ты у тети Мани пирожков‑то попроси. Крис и Фиса тоже,

поди, голодные!"

— И вправду! — вслух согласилась я. — Мужики мужиками — врозь, а пирожки для иномирянок по расписанию!

Через десять минут я уже легкомысленно шагала по коридорам, обратно в родной блок. В одной руке, словно Красная Шапочка, только без головного убора, несла корзинку с пирожками, которую мне выдала заботливая домовая,

а во второй эдакий советский бидончик из‑под молока, только в нем плескался еще горячий борщ.

Суп тоже Маня пожертвовала в фонд голодных фрейлин, правда под строгим наказом тару в будущем вернуть. На вопрос — где нам взять тарелки и ложки в студенческом блоке, домовая буркнула что‑то про горемычных магичек — неумеек и нашептала на ухо пару бытовых заклинаний.

— Ты, молодуха, не печалься, — делилась Маня житейским опытом, как оказалось, наш разговор с Глебом она подслушивала с самого начала. —

Мужики — они народ странный, со своими мыслями и дуростями в голове! Ну подумаешь, сбег — вернется! Тройка бывало тоже полюбовников притащит в академию, а утром кормить приведет. Так они тож сбегали! Но от нашей мегерочки еще никто не убегал! Только пепел потом в совочек сметали с пола! Огненная плеть — она дама капризная! Хозяйку очень любит!

Я даже уши навострила. Разговор с домовой перетекал в любопытное русло. Вот только Маня тоже не вчера родилась и, заметив мое оживление,

торопливо собрала корзинку с бидончиком, да и выставила меня сначала за двери кухни, а потом и столовой.

"Клевое у нас учебное заведение, — задумчиво протянула шиза. — Зельевар -

поэт и наркоманистый психопат! Начальник службы безопасности -

маньяк — насильник. А физкультурница, по ходу дела, окажется серийной убийцей. Интересно, сколько уже мужиков она своей плеткой ухайдохала?"

"Не мели чушь!" — огрызнулась я. — "Троя не такая. Может, домовая выразилась не корректно!"

"Куда уж корректней! Пепел и совочек! Все ясно как белый день! Эль, а может от нее все же сбежал кто из любовников? И прибить решил в отместку?"

"Блин, прибейте меня уже кто‑нибудь! Лишь бы ты заткнулась!" -

мысленно взвыла я.

"Ой, все! — я даже увидела, как Эльвира надувает эфемерные губки. — Я

обиделась!"

Обрадовавшись, что хотя бы некоторое время шиза будет сидеть молча, я торопливым шагом поспешила в блок.

"По всем законам жанра и сказки про Красную Шапочку, сейчас на мои пирожки просто обязаны слететься все неприятности академии!" — едва я подумала эту почти крамольную мысль, как тут же пятьсот раз об этом пожалела, потому что из очередной боковой ниши коридора послышался подозрительный писк.

Я, наверное, даже стороной обошла бы эти подозрительные звуки, по радиусу эдак метров в десять, если бы не знакомый мяв, раздавшийся с той же стороны.

— Му — у-у — урз! — только и осталось горестно выдохнуть мне.

Еще час назад этот рыжий гад сидел в комнате, а теперь, судя по звукам,

убивает очередную горную крысу!

И пройти бы мне мимо, не первая и не последняя крысятина эта у Мурза.

Вот только писк новоявленной жертвы был настолько жалостливым, что мне не оставалось ничего другого, как поставить бидончик с корзинкой на пол и пойти проверять, что же там происходит.

Разумеется, противную горную тварь, которую сейчас добивал кошак, я выручать в любом случае не собиралась, тем более что помнила об ее крайне ядовитых зубах. И все же в сердце что‑то беспокойно ёкало.

Подойдя к нише, которая почему‑то оказалась не освещенной ни одним фонариком, мне сначала пришлось идти по стеночке — аккуратно ощупывая возможные препятствия, а потом, стукнув себя по лбу, пробормотать легкое заклинание вызова тусклого огонька. Света от него было ровно как от спички,

но все же лучше, чем ничего.

"Все время забываю, что я нынче типа маг! И некоторые бытовые проблемы можно решить всего лишь произнесением пары формул!"

Мой неказистый источник света плясал в воздухе, не очень щедро одаривая стены своими отблесками. Зато даже такого тусклого светлячка хватило, чтобы понять — ниша‑то вовсе и не ниша, а узенький коридорчик,

петляющий и уходящий куда‑то в неизвестность. И вот там, в этой самой неизвестности, все отчетливей слышался жалобный писк и истошный мяв!