Я каждую секунду ждал, что мне выстрелят в спину, пока вертолет не оторвался от круглой бетонной площадки. Шериф бормотал что-то невнятное, уставившись на свои дрожащие пальцы.

Франсуаз улыбнулась.

Только сейчас я увидел, что Сальвадор спит; свежий ветер раздувал его волосы, и лучи утреннего солнца гладили ему лицо.

– Надеюсь, я не очень сильно надавила на тебя, бэйби, – заметила Франсуаз, поигрывая ножкой хрустального бокала. – Знаю, ты думаешь, что я действовала рискованно и самонадеянно.

– Давила на меня? – спросил я. – Ты давила на меня, когда затаскивала меня в постель; давила, когда настаивала на том, чтобы переехать ко мне; давила, когда напрашивалась ко мне в деловые партнеры. А там в тюрьме – нет, все вышло довольно мило.

– Но тебе ведь нравится, когда я на тебя давлю? – промурлыкала Франсуаз.

– Я без ума от этого, – подтвердил я.

– Вот и молодец.

Сад, раскинувшийся под нашими ногами, поднимался к террасе ароматами роз. Франсуаз устроилась в легком кресле, закинув ногу за ногу, и время от времени делала маленький глоток из своего бокала. Пять или шесть блюдец дорогого китайского фарфора носили на себе следы недавнего завтрака в виде крошек и фруктовых корочек.

Я отставил тарелку, на которой все еще оставались две булочки, намазанные маслом и вареньем, с уложенными поверх пластинками банана.

– Если бы ты поступала не правильно, – сказал я, – я бы тебя остановил.

Франсуаз засмеялась глубоким горловым смехом, точно я произнес нечто неприличное. Затем она в задумчивости взяла одну из булочек и расправилась с ней за пару мгновений

– Ты точно не хочешь коктейль? – осведомилась она – Он гораздо полезнее, чем твой сок.

– Нет, – возразил я. – Я предпочитаю принимать протеины, когда они в мясе или фасоли.

– Ну как хочешь.

Лейтенант Маллен продвигался по садовой дорожке, целеустремленно и понемногу ускоряясь, как шар для боулинга.

Франсуаз облизала с пальцев варенье и принялась за вторую булочку.

– Он похож на большого жука-вредителя, – заметила она и хихикнула.

– Не думаю, что он принес тебе орден Высокого анклава, – сказал я. – Эльфийское правительство защищает своих граждан, когда те на чужой территории, но потом обычно требует отчета, какого тролля они там делали. Знаешь, по-моему, это справедливо.

Лейтенант Маллен достиг высокой деревянной лестницы, спускавшейся с террасы в сад. Встретив на своем пути столь неожиданное препятствие, он два раза фыркнул, потоптался на месте и начал восхождение.

– Красного цвета, – уточнила девушка. – Добрый день, лейтенант.

– Добрый день, мадемуазель Дюпон? – вопросил тот с чувством, которое пытался выдать за горький сарказм – И это вы называете добрым днем?

– Вас перевели в дорожную полицию? – осведомилась Франсуаз. – Не знала об этом. Не приглашаю вас присоединиться к завтраку, так как сомневаюсь, что вы станете клевать крошки; но, если хотите, Марта принесет вам еще булочек.

– Я был бы счастлив, – ответил Маллен, так тяжело плюхаясь в кресло, словно все утро объедался кирпичами.

Я позвонил в колокольчик, чтобы полицейскому принесли закусок.

– Я был бы счастлив, – продолжал Маллен начатую мысль, – оказаться сейчас в дорожной полиции. Тогда старому глупому Маллену не пришлось бы строить из себя мальчика для битья. Комиссар с мэром просто в бешенстве. Что это? Булочки? О, не стоило утруждаться.

Открыто опровергая собственные слова, Маллен вырвал серебряный поднос из рук Марты, не позволив ей даже расставить блюдца на столе, и принялся активно знакомиться с тем, что на нем стояло и лежало.

Я осторожно спросил:

– У вас, как я подозреваю, возникли некоторые сложности?

Маллен скривился так, словно булочка, которую он надкусил, была набита свежей лимонной мякотью.

– Я всего лишь полицейский, – ответил он. – Недалекий, бестолковый полицейский. Над нами издеваются газеты и смеются телевизионщики. Но это… – Он затарабанил по подносу чашкой, которая, в предвидении такого случая, была не из дорогого китайского фарфора. – Я не люблю заниматься политикой. Я не хочу заниматься политикой. Так какого ж черта вы притащили мне свидетеля, выкрав его у аспониканских властей?

Франсуаз ухмыльнулась уголками губ.

– Аспониканцы арестовали Сальвадора, нарушая его права и собственные законы, – сказала она. – Не стоит больше говорить об этом. Я знала, что от шерифа не будет пользы, но теперь он хотя бы не станет нам мешать.

– Не стоит говорить? – воскликнул Маллен. – Да вы понимаете, каких дел натворили там, в Аспонике?

– Пустяки, – отмахнулась Франсуаз. – Немного шума будет, когда я добьюсь проверки деятельности тюрьмы Сокорро. Уверена, они нарушают права всех заключенных. Но это уже обычная работа.

– Проверки?! – прорычал Маллен. – В Аспонике? Это же другая страна. Кем вы хотели стать в детстве – Рэмбо?

– Мне не нравится Рембо, – возразила девушка. – Символизм мне не близок.

– Что? – спросил лейтенант.

– Рембо, – пояснил я. – Французский поэт конца XIX века.

Полицейский недовольно поморщился.

– Я вам вот что скажу, мадемуазель Дюпон, – начал он. – Может, я и не знаю всяких там поэтов. И мне тоже нравится справедливость и все такое. Ворваться куда-нибудь на белом коне и спасти мир. Но… – Он поднялся, увидев, наверное, что на его подносе более не оставалось ни булочек, ни чая. – Когда-нибудь, – произнес он, грозно потрясая пальцем, – вы оба перегнете палку. И она сильно ударит вас по лбу.

Он отряхнул крошки с мятого пиджака и торжествующе посмотрел на нас.

– Я вас предупредил, – заявил он и погромыхал вниз по лестнице.

– Это значит, что все в порядке, – протянула Франсуаз, глядя ему вслед.

– Еще бы, – согласился я. – Наш мэр стал мэром только благодаря деньгам нашей компании. Он найдет способ утихомирить аспониканские власти.

Франсуаз встала, сильным ударом ноги отбросила кресло, оказавшееся на ее пути, и подошла ко мне. Прежде чем я успел опомниться, она схватила меня за воротник и рывком поставила на ноги.

– Говори, бэйби, – ласково приказала она.

– Что я должен говорить? – осведомился я. Франсуаз взглянула на меня с ждущей улыбкой хищницы.

– Ты знаешь, Майкл, – проворковала она, сжимая пальцы чуть сильнее. – Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Ты весь ланч сидел с хитроватым и многозначительным видом.

– Да? – Я поправил галстук.

– У тебя что-то на уме, Майкл; а так как ты уже давно залез мне под юбку, я хочу знать, что ты еще выдумал.

– Ничего. Это привычка, Френки, еще с колледжа. Я никогда не готовился к семинарским занятиям и потому напускал на себя всезнающий вид.

– И как же ты отвечал? – усмехнулась она.

– Я брал с собой книгу и просматривал ее, пока проводили перекличку.

Девушка засмеялась, потом вновь схватила меня за воротник и встряхнула.

– Не делай из меня дурочку, Майкл, – процедила она.

– Зачем?

Раздался звук разбиваемой посуды.

Я сложил руки на груди, с удовлетворением наблюдая за результатом своих действий. Франсуаз сидела на столе, со сбившейся прической и раздвинутыми ногами.

– Я боялся, что собью тобой стол, – пояснил я. – Но, как видишь, вышло неплохо.

– Выкладывай, о чем ты думал, бэйби.

Я безразлично пожал плечами.

– Это столь очевидно, что даже неловко тебе растолковывать; но если ты откроешь свои хорошенькие ушки, я, пожалуй, брошу тебе крупицу мудрости.

– Что? – с подозрением спросила она.

– Глупышка Френки попалась в ловушку, – пояснил я. – Ее обманули так же, как хотели обмануть и меня. Но нехитрый заговор, составленный…

– То, что ты говоришь, – всего лишь предположения, – процедила Франсуаз, распахивая дверь и чуть ли не отбрасывая меня створкой в другой конец комнаты. – Ничем не обоснованные.

– Рад, что ты в меня веришь, – отвечал я. – Я не говорил тебе, что от твоего скепсиса могут завянуть цветы?