Но сцепления со льдом не было. Ада рассмеялась, глядя на его попытки прижаться к ней. Все равно, что на материнском уроке держать лист бумаги на весу и писать на нем по-древнеземлянски. Без твердой опоры — тщетные усилия. Ада же была далеко не твердой, а извивалась как пещерный червь. Его неумелость казалась ей забавной, и она то и дело дразнила его, мельком показывая цель. От смеха она вся дрожала вплоть до лобка.

— Ну и любовник! — весело кричала она.

Они продолжали скользить по льду и наконец стукнулись о стену. У Арло возникла новая мысль. Вот где его опора!

Он сманеврировал так, чтобы она оказалась спиной к стене, а ее руки и ноги не могли его снова оттолкнуть. Нащупал в скале неровности и трещины и плотно прижался к ним ладонями, чтобы растаял тонкий слой льда. Это позволит ему ухватиться понадежнее. Его руки и ноги образовали у стены замкнутое пространство, и она оказалась пойманной.

«Теперь, — подумал он, — решающий маневр». Словно он — космокорабль, о котором она рассказала: челнок, доставивший иридиевую руду с поверхности планетоида. Он находился на орбите, нацеливаясь кронштейном — устройством для хранения руды. Надо точно состыковаться, выкинуть спускной желоб и перекачать свой груз в закрытый бункер. Насос включится автоматически, как только произойдет соединение; человеческие руки для управления не нужны. Такие корабли не нуждаются в герметичности, системе жизнеобеспечения и защите от радиация Они очень производительны.

Но данный челнок страдал от одной неполадки и никак не мог состыковаться с приемным механизмом. Чтобы добиться соединения, Арло приходилось упираться краями кронштейна и разворачиваться. С определенной осторожностью и расчетом все должно было получиться. Транспортер-гидрант уже наполнен для немедленной отгрузки. Он нацелен в трубу бункера. Измельченная руда поднимается по внутреннему транспортеру, создавая необходимое для сброса давление. Медленно, медленно к цели…

Цель отклонилась: необходимо внести поправку. Легкий толчок в сторону — слишком сильно, назад! Теперь точно по центру. Время для решительного движения вперед…

Контакт! Гидрант включился, руда пошла…

И в тот же момент что-то отбрасывает спускное отверстие в сторону. Для поправок слишком поздно! Ценный груз не попадает в бункер и извергается в космос — пропавший, невосстановимый.

Арло очнулся от грез в высшей точке боли-наслаждения. Ада смеялась так громко, что стала задыхаться.

Руки у Арло заняты — цепляются за скалу позади Ады. Он и забыл, что у нее-то руки свободны! Она воспользовалась ими в решающий момент и все испортила.

Руки Арло отпустили скалу и сомкнулись у Алы на шее. Он сжал девочку и стукнул ее головой о стену. Из-за слабого сцепления удар получился не очень сильным. Они снова откатились на середину озера.

— Извини, — сказала с раскаянием Ада.

— Извини! Ты…

— Я тебе докажу. Дай мне хвею.

С сомнением и полный разочарования, Арло привел Аду в сад. Там сорвал прекрасный цветок светящейся голубой хвеи и держал его в руке до тех пор, пока тот не сориентировался на него. После чего подарил цветок Аде, зная, что сейчас он завянет и умрет, ибо ее любовь не могла быть искренней. Во какая-то часть в нем надеялась, что этого не случится, — жаль было не только их отношений, но и небывалую голубую хвею.

Ада воткнула растение себе в волосы — хвея продолжала цвести. Ее свечение даже усилилось. Ада молча смотрела на Арло, не нуждаясь более в словах и внезапно превратившись из дразнившего его подростка в прекрасную девушку.

Она действительно любила Арло — хвея доказала это своим сиянием. Сияние хвеи ознаменовало их помолвку в духе его предков.

В пассажирской каюте СС-корабля сидело двое мужчин. Они разглядывали смоделированную панораму звезд: в действительности, при Сверхсветовом путешествии звезды видеть невозможно, но модель была точной и, пожалуй, производила более сильное впечатление, чем реальность.

Один мужчина был стар. К его основным органам были присоединены стимуляторы и ритмоводители, заставлявшие их хоть как-то работать, а искусственное легкое подавало кислород для дыхания. Похоже, что он готовился к смерти, поскольку все его тело было поражено какой-то ужасной болезнью.

Другой был миньон: невысокий, неопределенного возраста, угрюмый на вид мужчина с бородой, облаченный в обычную для его культуры набедренную повязку.

— Не выпить ли нам вина в честь юбилея, Утренний Туман? — спросил старик, доставая старинную бутылку.

— А позволит ли это твое здоровье, Вениамин? — спросил в свою очередь Утренний Туман.

— Естественно, нет!

— Тогда пожалуйста! А что за юбилей?

— Сегодня мне исполняется сто восемь лет, — сказал Вениамин.

— Отлично! По этому поводу мы должны устроить пирушку и пригласить нашего кормчего.

— Да. И… твою жену?

— Еще рано, — многозначительно произнес Утренний Туман.

— Прошу прощения. При моей немощи я иногда забываю…

— Всем прекрасно известна причина этой немощи! Обойдемся без извинений, — человек с Миньона улыбнулся и отправился за кормчим.

Вениамин налил слегка трясущейся рукой два бокала вина, затем расслабил напрягшиеся мышцы.

Через минуту всунулся Утренний Туман с кормчим. Им оказался ксест: восьминогое существо с шаровидным телом, похожим на центр плотной галактики. Тяготение на корабле поддерживалось в четверть нормального земного из почтения к привычкам паукообразного существа — этот уровень не вредил и старику Вениамину.

У ксеста не было голосовых связок, поэтому люди сопровождали свой разговор знаками галактического языка.

— Сегодня в § 460 мы отмечаем сто восьмой день моего рождения, — сказал Вениамин.

— Тебя высиживали сто восемь раз? — спросил ксест, двигая двумя ногами по-галактически куда изящнее, чем мог бы ухитриться человек. Он сотрудничал с Вениамином свыше тридцати земных лет, но по-прежнему имел очень смутное представление о размножении людей и о их возрасте.

Вениамин засмеялся настолько громко, насколько позволяло ему искусственное легкое.

— Так мы измеряем время. Я — Второй сын Старшего Пятого — родился в § 352. Мой брат Аврелий родился на четыре года раньше и забрал букву «А» себе. Таким образом, я — Пятый не первого ранга и никогда не старался жениться. Кажется, к счастью. Я, несомненно, самый старший из оставшихся в живых Пятых. Единственный живой Пятый, как известно моему старому другу и соратнику Утреннему Туману. А поскольку вся эта скромная суета сует скоро прекратится, я устраиваю юбилей. Ты усвоив?

— Это праздник? — спросил ксест.

— Вполне. Веселись, ибо завтра не наступит.

У ксеста синкопированно задрожали четыре ноги, демонстрируя проявление у иномирянина каких-то чувств. Он постигал предназначение каждого из них, но до сих пор не понимал, что истину следует признавать в открытую.

— В таком случае позвольте, чтобы некто пригласил тафиса?

— Тафиса? — спросил Утренний Туман.

— Очень уместно? — воскликнул Вениамин с таким пылом, что на его искусственном легком загорелась красная лампочка. — Я с вином, ты с женой, ксест с тафисом. Самая великолепная пирушка всех времен и народов!

Ксест принес небольшую коробку и приподнял крышку. Та была покрыта инеем: содержимое заморожено. Затем ксест продолжил:

— Вам обоим известен смысл тафиса?

— Нет, — сказал Утренний Туман.

— Не совсем, — подтвердил Вениамин. — Но поверьте мне, по такому случаю все позволительно, если тебе так угодно. Все, кроме намеренной бестактности. Тому пример мой алкогольный напиток: он наверняка меня убьет.

— Смерть мы понимаем, — просигналил ксест. — Но существуют разные ее виды. Почему миньонетка остается одна в своей каюте?

— Ее присутствие не сделает наш праздник веселее, — ответил Утренний Туман. — В должное время я пойду к ней и устрою семейный праздник, дабы избежать публичного показа того, что может оскорбить общество.