Росситер вел дело без особого размаха, в стаде у него было не больше трехсот голов, большей частью — племенной скот, но он был человек зажиточный и приехал в здешние места с деньгами. Ему не было нужды продавать скот, он мог его держать и дожидаться, пока стадо увеличится естественным путем. Хотя, полагаю, не отказывался прикупить при случае несколько голов. Человек, имеющий наличные, частенько может совершить выгодную покупку у людей, которые не умеют сами толком вести дело.

Он построил крепкий пятикомнатный бревенчатый дом с тремя солидными каминами, один из которых был достаточно велик, чтобы обогреть две комнаты, и топить его можно было из обеих этих комнат. У него была закрытая конюшня и несколько обнесенных жердями корралей, он держал дюжину хороших лошадей. На него работали два ковбоя. В доме была кухарка-мексиканка, такая могучая с виду, что, поди, могла бы управиться с двумя ковбоями сразу. Но стряпала она отменно.

Утром она подала мне завтрак, а потом принесла кое-какую одежку. Штаны были коротковаты для моего роста — два дюйма сверх шести футов[15], и руки торчали из рукавов чуть не до локтей, но все же так приятно было снова одеться в цивилизованный наряд. Лишних сапог у них не нашлось, но кож хватало, так что я взялся за дело и, сшил себе пару мокасин.

Мег пришла посмотреть. Она сидела на крыльце рядом со мной, пока я кроил кожу и подгонял мокасины на ноге.

— Вы это делали когда-нибудь раньше?

— Частенько. Я могу сделать и приличную пару сапог, было бы время.

— Правда можете?

— В семье Сакеттов если мальчик хотел сапоги, так тачал их сам. Конечно, если был старше двенадцати лет. А до того мы большей частью босиком бегали. Только в шестнадцать лет я обзавелся парой покупных башмаков. Я их берег для танцев.

Она обхватила колени руками и посмотрела на деревья, выстроившиеся вдоль края двора.

— Эти танцы… какие они были?

— Ну, чаще всего их устраивали в школе. Иногда у кого-нибудь во дворе. Как появлялась весточка, что будут танцы, люди ее передавали друг другу, каждый собирал корзинку и приходил. Другой раз все это устраивали без предупреждений, как в голову взбредет, но все равно народ отовсюду собирался… Ребята в большинстве были не большие мастаки насчет танцев, но даже если кто и не мог танцевать, то можно было подержать девчонку, пока она выплясывает. Играла скрипка, иногда еще какие-нибудь инструменты, но и одной скрипки хватало, больше никому ничего и не надо было… На танцах этих, конечно, вовсю ухаживали и вовсю дрались. Парни приходили в основном, чтоб подраться. За Галлоуэем вечно ухлестывали девчонки, но он на них не обращал внимания. Всерьез, во всяком случае… Иногда народу собиралось мало для танцев, мы тогда просто садились попеть. Мне это нравилось, потому что я очень люблю петь.

— А что вы собираетесь теперь делать?

— Найду для нас землю, заведем ранчо. Я так думаю, первым делом надо мне двинуть в Шалако и встретиться с Галлоуэем.

— Смотрите, будьте осторожны. Данны решат, что вы хотите их вытеснить.

— Ну, края тут пока открытые, места на всех хватит.

— Они так не считают, мистер Сакетт. Этих Даннов — шестеро братьев, да еще их отец, да еще с дюжину, а то и больше людей, которые на них работают.

— Ну, а нас — двое Сакеттов. Это значит, что силы примерно равные. Но, конечно, если потребуется, так по стране рассеяно нас немало, а мы родню в беде не бросаем…

Я закончил мокасины и примерил их. Ногам в них было удобно. Подошвы у меня уже зажили, хотя кожа на них пока что была еще слишком нежная.

Я посмотрел на девушку.

— Знаете, мэм, вы здорово красивая девушка, и счастлив будет тот мужчина, которому вы достанетесь, но только не растрачивайте себя на Кудряша Данна. Он подлый и ядовитый, как гремучая змея.

Она вскочила на ноги с побледневшим от гнева лицом.

— С вами нельзя по-хорошему! В первый раз я попыталась поговорить с вами, и тут же вы принялись чернить Кудряша!

— Если бы вчера вечером у меня не было оружия, он бы меня убил.

— Что за ерунду вы городите? Вы хотите сказать, что он попытался бы убить вас прямо в моем собственном доме, когда мы с папой были рядом? Это же смехотворно!

— Может быть. Он сказал; что это будет выглядеть как самоубийство. Мэм, вы можете меня возненавидеть, но я не был бы мужчиной, если б не сказал вам. Этот Кудряш больной. У него в голове болезнь. Вам лучше понять это, пока еще не поздно.

Она с презрением отвернулась от меня.

— Убирайтесь прочь. Я не желаю вас больше видеть! Убирайтесь — и все!

— Да, мэм. Вот потому-то я и сказал. Потому что уезжаю и не надеюсь слишком часто встречаться с вами снова, а вы с вашим папой были очень добры ко мне. Я предупредил вас — ну, скажем, как предупреждал бы людей, что в округе появился бешеный волк.

Я похромал в корраль и заарканил мустанга мышастой масти, грулью, которого Росситер согласился одолжить мне. Я надел на него хозяйскую уздечку, оседлал полученным в долг седлом и отвел к дому.

Росситер встретил меня у дверей.

— Жаль, что вы уезжаете, мой мальчик. Если снова окажетесь в этих местах, заглядывайте,

— Я верну вам все снаряжение, как только добуду себе другое. У Галлоуэя есть немного денег. А мои капиталы все остались там, у индейцев.

— Можете не торопиться. — Росситер спустился с крыльца и понизил голос. — Сакетт, будьте осторожны, уезжая отсюда. Думаю, вы нажили себе врага.

— Если он будет держаться подальше, я не стану заводиться с ним. Я не из тех, кто ищет неприятностей. И, мистер Росситер, если вам когда-нибудь понадобится помощь, вы только кликните Сакетта. Вы получите любую помощь, какая будет нужна, и быстро. Вы помогли одному из нас — значит, вы помогли нам всем. Вот так мы на это смотрим.

Мышастый оказался хорошим коньком, крепким и привычным к горным тропам. Сперва он начал показывать характер, но как только увидел, что я твердо решил оставаться в седле и не потерплю всяких глупостей, он довольно бодро и даже с удовольствием устремился вперед. Ему просто надо было разобраться, кто здесь хозяин.

До Шалако дорога была недальняя. Я старался держаться под деревьями, избегая тропы, и около полудня уже поил коня в реке Ла-Плата, в нескольких милях ниже городка. Когда грулья напился, я отвел его под деревья и отыскал местечко, где были и солнце, и тень, и трава вокруг, и ровная лужайка, где я мог отдохнуть. Я отдыхал, пока грулья щипал траву.

Практически я еще недостаточно окреп, а что ждет меня впереди — неизвестно. В этом городке могли быть люди, которых я хотел бы увидеть, но могли оказаться и такие, встречи с которыми я бы охотно избежал.

Откуда-то появилось у меня ощущение, что я приближаюсь к дому… эти места мне подходили, и даже название городка нравилось.

Шалако… наверное, какое-то индейское имя, звучит похоже[16].

Я еще какое-то время лежал, прислушиваясь к шороху трав и журчанию воды, а потом заснул.

Город лежал в стороне от дороги, на фоне самых красивых гор, которые кто-либо когда видел, а Ла-Плата пряталась под береговой террасой среди деревьев, не видная из города, но близкая к нему.

Ну, когда я говорю «город», так понимаю это слово на западный лад. Мы, здешний народ, называем городом любое место, где люди останавливаются. Сперва тут может быть почтовая станция, лавка или просто салун. На дороге в Калифорнию имеется город, который начался с того, что у одного парня сломался фургон, и он тут же затеял продавать виски через дверцы в заднем борту.

Обычно города в этой стране, как и в старых странах, возникают у переправ через реки или там, где пересекаются дороги. Люди любят останавливаться у реки, хотя те, кто поумнее, всегда сперва переправляются через реку, а потом уж разбивают лагерь. Потому что вода в реке может за ночь подняться и задержать путников на много дней.