– Вот это вопрос остроумный и забавный, – заметил Пантагрюэль.

– Еще как могут! – отвечал Ксеноман. – Тут есть красивые и веселые пустосвятки, тунеядки, отшельницы, бездельницы, женщины очень богомольные, и видимо-невидимо пустосвятышей, тунеядышей, бездельничков, отшельничков…

– Знаем мы их, – прервал его брат Жан, – из молодых отшельников старые черти выходят. Запомните эту мудрую пословицу.

– …а иначе, без продолжения рода, остров Ханеф давно бы уж опустел и обезлюдел.

Пантагрюэль пожертвовал островитянам семьдесят восемь тысяч новеньких полуэкю с изображением фонаря и поручил Гимнасту переправить этот дар к ним в лодке.

– Который час? – отдав это распоряжение, осведомился он.

– Десятый, – отвечал Эпистемон.

– Самое время обедать, – заметил Пантагрюэль, – ибо приближается та священная линия, о которой так много говорит Аристофан в своей комедии Законодательницы: она ниспускается в тот час, когда тень десятифутна. В былые времена у персов вкушать пищу в определенный час полагалось только царям, – простым смертным служили часами их собственный желудок и аппетит. В самом деле, у Плавта некий парасит сетует и яростно нападает на изобретателей солнечных и всяких иных часов, ибо это, мол, общеизвестно, что желудок – самые верные часы. Диоген на вопрос о том, в котором часу надлежит человеку питаться, ответил так: «Богатому – когда хочется есть, бедному – когда у него есть что поесть». Более точно указывают часы для принятия пищи врачи:

Со всем тем у знаменитого царя Петозириса[849] режим был иной.

Пантагрюэль не успел еще договорить, а слуги уже внесли столы и столики, накрыли их душистыми скатертями, положили салфетки, расставили тарелки и солонки, принесли чаны, жбаны, бутылки, чаши, кубки, фляги, кувшины. Брат Жан с помощью дворецких, распорядителей, судовых хлебопеков, виночерпиев, стольников, чашников и буфетчиков притащил четыре ужасающих размеров пирога с ветчиной, живо напомнивших мне четыре туринских бастиона.

Бог ты мой, сколько тут было выпито и съедено! Еще не подали десерта, а уже западо-северо-западный ветер стал надувать паруса на всех мачтах, и тут все запели священную песнь во славу Всевышнего.

За десертом Пантагрюэль спросил:

– Скажите, друзья мои, все ли ваши сомнения разрешены окончательно?

– Слава Богу, мне уж не хочется больше зевать, – сказал Ризотом.

– А я больше не сплю по-собачьи, – сказал Понократ.

– А у меня уже в глазах не темно, – молвил Гимнаст.

– А я уж теперь не натощак, – сказал Эвсфен. – Следственно, моя слюна в течение сегодняшнего дня не представляет опасности для[850]

анерудутов, гарменов,

абедиссимонов, гандионов,

алхатрафов, гемороидов,

аммобатов, гусениц,

апимаосов, двуглавых змей,

алхатрабанов, дипсадов,

арактов, домезов,

астерионов, драконов,

алхаратов, дриинад,

аргов, ехидн,

аскалабов, жаб,

аттелабов, желтобрюхов,

аскалаботов, зайцев морских,

бешеных собак, землероек,

боа, златок,

василисков, иклей,

гадюк, иллициний,

галеотов, ихневмонов,

кантарид, римуаров,

катоблепов, рагионов,

керастов, раганов,

крокодилов, саламандр,

кокемаров, скорпиончиков,

колотов, скорпионов,

кафезатов, сельзиров,

каухаров, скалавотин,

кихриодов, солофуйдаров,

кулефров, сальфугов,

кухарсов, солифугов,

крониоколаптов, сепий,

кенхринов, стинков,

кокатрисов, стуфов,

кезодуров, сабтинов,

ласок, сепедонов,

медянок, скиталов,

мантикоров, стеллионов,

молуров, сколопендр,

миагров, тарантулов,

милиаров, тифолопов,

мегалаунов, тетрагнаций,

пауков, теристалей,

птиад, фаланг,

порфиров, хельгидр,

пареад, херсидр,

пенфредонов, элопов,

питиокамптов, энгидридов,

питонов, ящериц сенегальских,

пиявок, ящериц халкедонских,

рутелей, яррари.

– А к какому виду этих ядовитых животных отнесете вы будущую жену Панурга? – полюбопытствовал брат Жан.

– С каких это пор ты, повеса, блудливый монах, стал женоненавистником? – спросил Панург.

– Клянусь всеми моими потрохами, – заговорил Эпистемон, – Еврипидова Андромаха утверждает, что благодаря человеческой изобретательности и откровениям божественным средство от всех ядовитых гадов найдено, но что до сих пор еще не найдено средство от злой жены.

– Этот вертопрах Еврипид вечно поносил женщин, – сказал Панург. – За это Небеса отомстили ему тем, что его разорвали псы, как уверяет его недоброжелатель – Аристофан[851]. Ну, поехали дальше! Чья очередь? Говори!

– Сейчас я могу мочиться сколько угодно, – объявил Эпистемон.

– Теперь у меня, по счастью, живот с балластом, – объявил Ксеноман. – Теперь уж я крена давать не буду.

– Мне больше не требуется ни вина, ни хлеба, – объявил Карпалим. —

– Слава Богу и слава вам, – объявил Панург, – я уже ни на что больше не злюсь, – я веселюсь, я смеюсь, я резвлюсь. Хорошо говорит у вашего красавца Еврипида достопамятный пьянчуга Силен:

Нам надлежит неустанно славить милостивого Бога, нашего сотворителя, спасителя и хранителя: мало того что вкусным этим хлебом, вкусным и холодным этим вином, сладкими этими яствами он излечил нас от телесных и душевных потрясений – вкушая все это, мы еще вдобавок получали удовольствие и наслаждение. Вы, однако ж, так и не ответили на вопрос блаженнейшего и досточтимого брата Жана, как улучшить погоду.

– Раз вы сами удовлетворились таким простым решением заданных вами вопросов, то удовлетворяюсь и я, – объявил Пантагрюэль. – Впрочем, в другом месте и в другой раз мы, если угодно, к этому еще вернемся. Остается, таким образом, покончить с вопросом брата Жана: как поднять погоду? А разве мы ее уже не подняли по своему благоусмотрению? Взгляните на вымпел. Взгляните, как надулись паруса. Взгляните, как напряглись штаги, драйрепы и шкоты. Поднимая и осушая чаши, мы тем самым подняли и погоду, – тут есть некая тайная связь. Если верить мудрым мифологам, так же точно поднимали погоду Атлант и Геркулес[852]. Впрочем, они подняли ее на полградуса выше, чем должно: Атлант – дабы веселее попировать в честь Геркулеса, который был у него в гостях, Геркулес же – оттого что в пустыне Ливийской, откуда он прибыл, его истомила жажда.

– Ей-же-ей, – перебил его брат Жан, – я слыхал от многих почтенных ученых, что Шалопай, ключник доброго вашего отца, ежегодно сберегает тысячу восемьсот с лишним бочек вина: он заставляет гостей и домочадцев пить до того, как они почувствуют жажду.

– Геркулес поступил, как поступают идущие караваном верблюды двугорбые и одногорбые, – продолжал Пантагрюэль, – они пьют от жажды прошлой, настоящей и в счет будущей. Следствием же этого небывалого поднятия погоды явились дотоле невиданные колебания и сотрясения небесного свода, из-за коих столько было споров и раздоров у сумасбродов-астрологов.

– Видно, недаром говорится пословица, – вставил Панург: —