Констанс с интересом смотрела на него. Такого Дрейка она еще не знала. Ей хотелось понять его и поверить каждому его слову.

— Это правда?

— Констанс, подумай, зачем мне тебе лгать? — Его лицо оставалось каменным, но в глазах вспыхнули теплые огоньки. — Ты должна мне верить, — ласково сказал он. — Потому что, если ты не поверишь мне сейчас, ты никогда не научишься доверять мне. А мне так нужно твое доверие, любимая.

Ее сердце забилось где-то в горле. Она чувствовала, что ей нужна его искренность не меньше, чем ему ее доверие.

— Я верю тебе, — тихо произнесла она. — Это правда, Сидней.

Он с облегчением вздохнул.

— Слава Богу! Я предполагал, что будет трудно тебе все объяснить, но не думал, что настолько.

Он шагнул к Констанс, обнял ее и прижал к себе так сильно, что ей показалось, будто его сердце бьется у нее внутри.

— Дорогая, — тихо сказал он. — Никогда не сомневайся в том, что я говорю тебе правду. Если бы мне нужно было все отдать ради тебя, я сделал бы это с радостью.

Он подхватил ее на руки и отнес на диван. Там они уютно устроились, обняв друг друга.

— Наверное, будет справедливо сказать, что мое детство тоже оказало на меня большое влияние. — Он говорил сухо, словно издеваясь над собой. Но Констанс поняла, что это его по-настоящему волнует. — Пока я пытался разобраться в твоем детстве и искал Савченко, я много думал. Мой отец оставил после себя огромное состояние. Половина ушла в фонд его имени. На остальные деньги я создал благотворительный фонд, который помогал способным, талантливым молодым людям получить соответствующее образование. Я увлекся этой деятельностью. И постепенно дипломатия стала меня интересовать все меньше и меньше.

— Но почему?

Сидней иронично улыбнулся.

— Я начал понимать, что выбрал карьеру дипломата для того, чтобы не быть похожим на своего отца. Я любил его, но и презирал с высокомерием, которое часто присуще подросткам. Он был неординарным человеком, сильным, реши-, тельным и энергичным. Я не помню, сколько мне было лет, когда я понял, что моя мать расчетливо пользуется своей сексуальностью, обаянием и умом, чтобы держать его при себе. Мое рождение тоже входило в эту схему.

— Сидней…

— Констанс, она сама сказала мне об этом. Она прекрасно осознавала, что отец не сможет развестись, но она хотела его привязать к себе на всю жизнь. Поэтому на свет появился я.

— Наверное, он очень любил ее, — сказала она.

— Он любил свою иллюзию, любил беззаветно, отчаянно, безгранично, самозабвенно. Да, моя мать была умна. Она, кстати, была очень откровенна со мной, посвящала в женские тайны и хитрости. Она считала, что мне в жизни пригодится знание женской психологии.

Наверное, его мать сама не понимала, что развращает его, воспитывая с детства цинизм.

— Да, — подтвердил Сидней, перехватив ее сочувственный взгляд, — теперь я понимаю, что все женщины разные. Есть такие, для которых самое важное — устроить благополучную жизнь, подороже продав себя. Но есть и другая категория. Это женщины, тонко чувствующие, интеллектуально развитые, а главное, приносящие себя и свою любовь в жертву ради любимого человека. И мне посчастливилось встретить такую женщину. — Он с нежностью посмотрел на тихо сидящую рядом Констанс. — Тогда же я считал, что второй тип женщин существует только в книгах, их придумали писатели, чтобы волновать умы молодых людей. Я был уверен, что каждая женщина хочет себя подороже продать, и только. Надо сказать, мне и встречались подобные женщины. Может быть, поэтому я до сих пор не женат. Затем я встретил тебя. И все мои представления полетели в тартарары. Я увидел тебя, — медленно продолжал Сидней, — и мое сердце наполнилось любовью к тебе.

Я хотел тебя так, что у меня кровь бурлила в жилах. Я был готов сделать для тебя все, что угодно, — убить, умереть. Я влюбился с первого взгляда. Можешь себе представить, как это меня напугало. Все принципы, по которым я строил свою жизнь, рухнули. Это было словно какое-то возмездие. К тому же я увидел в тебе женщину благородную, трепетную и нежную. Ты вызывала не только любовь, но и уважение.

— Я не верю в любовь с первого взгляда, — нахмурившись сказала Констанс. — В страсть — да, но любовь должна расти постепенно.

— Вначале я тоже так думал, — согласился он. — Думал, что это просто страсть и желание. К тому времени, как мы уехали с переговоров, я уже понял, что должен быть с тобой. Тогда я расчетливо попытался заманить тебя обратно. Я думал, что если сразу скажу, будто у нас нет будущего, то это не будет нечестным по отношению к тебе.

— Что ж, у тебя все получилось, — отстраняясь, сердито сказала Констанс.

— Но ты все изменила, — снова притягивая ее к себе, сказал Сидней. — Я думал, ты будешь протестовать, захочешь от меня чего-то большего, обещаний, а ты спокойно согласилась на кратковременный роман, хотя в душе переживала, я видел это. Но ты боялась доставить мне неприятности.

— Мне было больно, — медленно проговорила она. — Но я понимала, что у нас нет будущего.

— Я ненавидел Кларка, — откровенно продолжал он. — Ничего толком о нем не зная, кроме того что он был твоим любовником, я уже ненавидел его. Это был опасный признак. А постом… заниматься с тобой любовью, быть рядом с тобой — это было все равно что обрести рай. Я уже знал, что ты обаятельная, спокойная, умная, что ты умеешь сочувствовать другим, как той женщине с маленькой дочкой…

Он немного помолчал, перевел дыхание и продолжил:

— Я самонадеянно думал, что неуязвим, но ты завладела моим сердцем. Я постоянно хотел заниматься с тобой любовью, а по ночам смотрел, как ты спишь. Хотел, чтобы больше жизнь не наносила тебе обид. Чтобы у нас с тобой были дети. Я осознал серьезность своих чувств тогда, когда понял, что слышать твой смех мне так же приятно, как заниматься с тобой любовью.

— И тебя это испугало, — тихо вставила Кон-станс.

— Страшно испугало. Дни, проведенные с тобой в коттедже, словно сон наяву. А когда я захотел вернуться в реальную жизнь и предложил тебе выйти за меня замуж, то получил отказ. Я не собирался делать тебе предложение, просто вдруг понял, что больше не смогу жить без тебя.