– Сэр, мне самому довелось пару раз побывать в таких притонах, – ответил Эрл.

– Я знаю, что у меня есть красавица-жена, прекрасный молодой сын и замечательная карьера. Но человек должен порой делать то, что ему хочется. Будь я проклят, сейчас самое подходящее для этого время.

– Да, сэр.

– У меня есть одна мыслишка, Эрл, да поможет мне Бог. Это такая штука, какую ни за что не сделает ни одна белая женщина. В свое время у меня было несколько девочек, но этого я никогда еще не пробовал. А этой ночью, с Божьей помощью, попробую.

– Многие испытывают такие чувства, сэр, так что не думайте об этом. Нынче я у вас на службе и постараюсь приглядеть.

– Хорошо сказано, сынок. Должен заметить, что в Арканзасе еще не перевелись честные парни. Вся эта шушера болтает, что ты, дескать, твердолобый. Нет, сэр, ты отличный парень.

Конгрессмен улыбнулся, но в следующее мгновение у него сделался такой вид, будто он вот-вот отключится. Эрл приготовился подхватить его, однако босс совладал с собой, выпрямил подогнувшиеся колени, повернулся и продолжил восхождение в рай.

Эрл подождал несколько секунд – то ли пять, то ли десять. Ему не хотелось присутствовать при покупке женщины мужчиной. Он услышал негромкие голоса, нервный смех проститутки, резкую испанскую фразу, брошенную мадам, а затем шорох портьеры и позвякиванье колец, свидетельствовавшие о том, что проститутка и клиент удалились в спальню, чтобы совершить свою сделку. Только после этого Эрл вошел и увидел Пепе, со скучающим видом развалившегося на кушетке, и Mamasita, сидевшую за столом и занятую окончательными подсчетами. На полке стояло радио, по которому передавали репортаж о каком-то конкурсе мамбо или еще чем-то в этом роде; сменяя друг друга, возбужденно тараторили мужские и женские голоса, но Эрл ничего не мог понять, хотя владел принятым в публичных домах испанским жаргоном еще с довоенных времен.

Пепе не оставил места для Эрла, но тот и не намеревался садиться, считая, что в такой обстановке лучше быть на ногах, чем на заднице. Поэтому он стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди так, что правая рука находилась снизу и почти касалась пистолета. Время шло, одна мелодия мамбо сменилась другой, а та третьей. Пепе молчал, Эрл молчал, Mamasita складывала длинные колонки цифр, и вдруг:

– Айе-е-е-е-е! Нет, пожалуйста, нет!

Это был голос Эсмеральды, вопившей так, будто на нее накинулся сам дьявол, а затем послышался безошибочно узнаваемый глухой звук – звук кулака, с изрядной силой ударяющего по лицу.

– Будь ты проклята, воровка! Проклята, проклята, чтоб ты сгорела в аду! – Раздался еще один звук удара, и еще один. – Да ты знаешь, кто я такой? Ты знаешь, кто я такой?!

Эрл оказался там в следующую секунду. В комнатке, слабо освещенной мигающим искусственным светом, конгрессмен лежал на женщине и с силой лупил ее по окровавленному лицу. Эрл обхватил его железной медвежьей хваткой и оторвал от женщины, машинально отметив, насколько у конгрессмена дурацкий вид со спущенными до колен брюками, с торчащим напряженным членом, дергающимся в такт конвульсивным движениям тела, с лицом, залитым потом ничуть не меньше, чем лицо проститутки – ее кровью, и с его знаменитыми серебряными волосами, напоминающими сейчас воронье гнездо.

Эрл перенес его в сторону, не прислоняя к стене, а сам расположился между ним и скорчившейся в постели, рыдавшей и дрожавшей всем телом женщиной – ее кровь уже успела пропитать простыни, которые в мигающем свете обрели фиолетовый цвет.

– Я заплатил, – орал конгрессмен. – Она мне не дала, не дала, но я заплатил, я заплатил!!!

Эрл стоял, широко расставив руки в стороны, словно регулировщик на перекрестке, чтобы держать конгрессмена вдали от его жертвы, не причиняя ему боли.

– Будет, будет, – отеческим, почти ласковым тоном заговорил он. – Будет, остыньте, успокойтесь. Вы же не хотите сделать ничего такого, о чем будете потом жалеть. Дело того не стоит, сэр. Вы сейчас спуститесь вниз, мы отвезем вас в посольство, вы как следует вымоетесь и...

Тут у него за спиной оказался Пепе.

– Но, сеньор, она всего-навсего черномазая шлюха и ничего не значит, шлюха должна делать все, что...

Теперь в комнату проникла и Mamasita. Она вбежала с таким видом, будто хотела успокоить свою девочку. Но безумие происходящего только усилилось. Вместо того чтобы нежно обнять Эсмеральду, она своей рукой, на каждом пальце которой красовалось по нескольку перстней, – бац! – врезала несчастной еще сильнее, чем босс Гарри.

Эрл схватил мадам за плечо и с силой швырнул к стене, причем настолько удачно, что она треснулась всей спиной, широко раскинув руки, раскрыла рот и выпучила глаза, не в состоянии произнести ни слова. Потом он хорошенько толкнул Пепе – просто так, лишь потому, что у него было настроение потолкаться.

Покончив со всем этим, он наконец-то занялся конгрессменом и, практически не прикасаясь к нему, сумел кое-как привести того в порядок, чтобы можно было спокойно вывести его наружу. Что касается Пепе, если он сломал спину о стол, когда вылетел из комнаты, то ему же хуже; он, Эрл, сам отлично умел водить большой «кадиллак» и вполне мог привезти конгрессмена в посольство.

Вроде бы все шло хорошо: ему даже не требовалось держать конгрессмена на весу, и штаны босса были уже надеты, только ремень не застегнут, и босс с телохранителем уже направлялись к двери, как вдруг Эрл увидел мужчину с ножом.

Откуда он взялся? Эрл так никогда и не узнал этого. И что хуже, за спиной мужчины стоял еще один, тоже с ножом, этакой испанской штучкой с костяной рукоятью, из которой, коротко блеснув, выскочило лезвие, вытолкнутое мощной пружиной.

– Эй, эй, – проронил Эрл.

– О боже, – пробормотал босс Гарри и начал самым жалким образом сползать на пол, как будто рассчитывал таким образом надежно спрятаться.

– Подонык, – с диким акцентом заявил первый из людей с ножами. – Щас в куски резать будим, cabrone[27].

Эрл никак не мог согласиться с их намерениями, а потому, не раздумывая, врезал парню прямо в нос. Удар был настолько молниеносным, что, пожалуй, его не смог бы уловить даже затвор фотокамеры. Эрл почувствовал удовлетворение, как это бывало, когда ему что-нибудь хорошо удавалось. Голова незнакомца дернулась назад, глаза закатились, а из расплющенного носа сразу же хлынула кровь. Человек захрипел – этот звук сопровождался клокотанием жидкости в горле; из внезапно раскрывшегося рта вывалилось несколько выбитых зубов. Лицо бандита сделалось пепельно-серым, колени подогнулись, и он с глухим стуком рухнул на пол рядом со сжавшимся в комок конгрессменом. В этот момент второй незнакомец выскочил вперед и попытался ткнуть Эрла ножом.

Нельзя драться с человеком, который вооружен ножом, и не получить пореза. Но когда получишь порез, главное – не отвлечься на зрелище собственной крови. Нападавший, явно мастер по части владения ножом, судя по его позе, резким уверенным движениям и манере держать лезвие немного в сторону, резанул по выставленной вперед для защиты левой руке, сделав рану в добрых два дюйма, и сквозь дешевый пиджак Эрла, совершенно не впитывавший кровь, хлынула алая струя.

Довольный успехом, достигнутым с первого удара, бандит отступил на шаг, желая полюбоваться на свою работу и насладиться аплодисментами восхищенной аудитории. Это была грубая ошибка, поскольку Эрл здоровой рукой поймал запястье вооруженной руки противника и дернул ее на себя и вверх, одновременно поворачиваясь и проходя под нее. Прием джиу-джитсу, которому он выучился где-то на востоке, получился прямо-таки идеально. У бандита не было ни единого шанса вырваться, хотя раненая рука Эрла страшно разболелась. Что с ним делать дальше? Вопрос был очень серьезным. Ответ оказался единственным: лестница.

Крепко держа противника, который пытался вырваться и дергался, словно рыба на крючке, Эрл подвел его к вершине лестницы и, не дав сориентироваться, швырнул вниз. Человек вскрикнул и с грохотом полетел по ступенькам. Его руки и ноги безвольно болтались, а голова несколько раз громко и жутко треснулась о камень, причем один удар показался прямо-таки оглушительным.