Он выбьет глаз из глазницы, и весь уголовный мир узнает, чем кончают те, кто идет против братвы. Мистер Л. будет гордиться им, все нью-йоркские старики будут гордиться тоже, и Фрэнки сможет вернуться домой когда угодно. Но он не вернется. Они с Рамоном займутся...

– Фрэнки, ты в порядке? – спросил капитан Латавистада, сидевший позади.

– Да, в полном.

– Фрэнки, тебе нужно расслабиться. Держи себя в руках, и все будет хорошо. Это дело нетрудное, – сказал Рамон, вооруженный семимиллиметровым ручным пулеметом «мендоса» с несколькими лентами.

– Уже почти пора, Рамон, – проронил Фрэнки.

– Да-да, мой друг. Мы сделаем это, а потом нам будет принадлежать весь мир.

– Позволь мне сделать это самому, – сказал Фрэнки, похлопав по автоматическому пистолету, лежавшему у него на коленях. – У нас с этим типом старые счеты. Это тот здоровенный малый, который в казармах Монкада приложил меня лбом о дерево. Сегодня он поймет, какую совершил ошибку.

– Да, Фрэнки. Право первого выстрела за тобой. Пальни в него, Фрэнки. Ничего особенного, просто попади в него, посмотри, как пули разнесут ему башку, а потом я закончу дело из автомата, уберу полицейских и всех свидетелей. После чего мы выкинем стволы, и дело будет в шляпе. По-моему, очень хороший план.

– Мать твою, едут!

Рамон что-то коротко сказал шоферу по-испански, и тот включил двигатель.

Они действительно приехали. Это тоже был «бьюик», только «родмастер», угольно-черный, с четырьмя отдушинами. Внутри сидели два парня из государственной полиции. Оба были в штатском. Один из них дымил большой сигарой. На обоих были темные очки и панамы. Оба – крепкие ребята лет тридцати с небольшим и, по кубинским понятиям, красивые. Один – неф, другой – белый. Оба выглядели спокойными и уверенными в себе.

Фрэнки погладил лежавший на коленях «стар». Он был готов. О господи, он был готов.

Френчи следил за происходившим из магазинчика напротив. Он прятался за двумя связками бананов и смотрел на тюрьму сквозь грязное стекло. Почему-то он знал, что должен быть здесь. Точнее, чувствовал.

Передача заключенного прошла без всяких сложностей. Впрочем, никаких сложностей и быть не могло. Френчи следил за тем, как Эрл вышел. Его руки были скованы за спиной. Эрл держался непринужденно, и казалось, что все здесь друзья-приятели. Два копа вели его по лестнице к машине, третий шел сзади, болтал с Эрлом, и оба смеялись.

Шорт следил за Суэггером. Тот был таким же, как семь лет назад, когда Френчи впервые увидел его. Может быть, слегка постаревшим и погрузневшим, но в основном тем же самым – вечным сержантом, непобедимым в бою, солью земли, мужчиной, способным воевать хоть четыре тысячи лет подряд. А он, Френчи, малыш Уолтер, озорник и гроза школы, организовал его казнь.

Френчи пытался что-то почувствовать, но один из его талантов заключался в способности отделять себя от действий, которые он совершал или замышлял. Совести у него не было, однако иногда он жалел о своих поступках. Суэггер был достоин лучшего. Может быть, именно поэтому Френчи и вызвал Эрла сюда. Для Шорта это был последний способ забыть о Хот-Спрингсе. Он пробовал и другие способы, но безуспешно. И тут тоже ничего не вышло. Нельзя спасти человека от самого себя. Переубедить Эрла Суэггера невозможно. Он несгибаемый.

Машина тронулась и поехала по улице.

Френчи скрестил пальцы. Вообще-то он не верил в подобные фокусы-покусы и сделал это просто так, на всякий случай.

«Vaya con dios, amigo»[58], – подумал он и повернулся, чтобы купить бананов.

Полицейский, сидевший рядом с ним, оказался словоохотливым. Когда машина тронулась, он спросил: – Вы тоже коп, верно?

– Там, в Штатах, да. Полиция штата.

– Ага. Мы тоже работаем в государственной полиции. Хорошая работа, правда, senor? Люди тебя уважают.

– Согласен, работа хорошая, но бывали дни, когда я хотел, чтобы меня уважали немножко больше.

Человек на заднем сиденье засмеялся.

– О да, плохих парней необходимо учить. Именно поэтому всем полицейским нужны сильные руки. Когда плохого парня бьют, он это чувствует и начинает тебя уважать и бояться.

– Я тоже так думаю, – ответил Эрл.

Водитель что-то рявкнул своему спутнику и мрачно посмотрел на Эрла в зеркало заднего вида.

– Ему что-то не нравится? – спросил Эрл.

– Он думает, что я слишком много говорю.

– Ты действительно слишком много говоришь, Давидо, – сказал водитель. – Ты всегда слишком много говоришь. Полицейский не должен так много говорить.

– Ну и что? Почему бы не доставить себе удовольствие? Кроме того, этот человек не преступник, а американский полицейский. Такой же человек, как мы.

– Это хорошо, но не забывай о своих обязанностях.

Они ехали через район трущоб, и движение стало интенсивнее. Улицы были заполнены народом, на перекрестках приходилось стоять.

– Я не хочу опоздать на самолет, – сказал Эрл. – У вас замечательная страна, но я знавал времена и получше.

– Послушай, – сказал Давидо, – он тоже полицейский. Мой кузен Тони ручается за него. Давай снимем с него наручники. Полицейского нельзя держать в наручниках.

Они свернули на шоссе, и здания сменились полями и хижинами. Машина прибавила скорость.

– Когда мы доедем до аэропорта, их придется надеть снова, – пробормотал водитель. – А вдруг за нами будут следить?

– Ребята, я не хочу доставлять вам беспокойство, – сказал Эрл.

– Какое там беспокойство...

Когда Эрл вытянул сложенные за спиной руки, Давидо засмеялся:

– Ты видел? Хайме, ты видел? Он снял наручники! Поразительно? Как вы это сделали?

– Я тоже имел дело с этой старой моделью. Однажды босс показал мне, как можно их снять. Вы стянули их недостаточно крепко. Я сумел повернуть запястье и надавить в нужное место. Правда, для этого нужны сильные пальцы. Я покажу вам, как их надеть, чтобы ни один плохой парень не смог сделать при вас то же самое, о'кей? Может быть, однажды это спасет вам жизнь.

– Слушай, это очень полезный человек, – сказал Давидо. Эрл наклонился к нему. Это движение, а также то, что он не сидел со скованными за спиной руками, позволило Суэггеру заметить черную машину, ехавшую позади с той же скоростью, дуло пистолета и мрачное, решительное лицо Фрэнки Карабина.

– Быстрее! Быстрее! – вопил Фрэнки.

– Нет, нет, не здесь, – возражал Рамон с заднего сиденья.

Но Фрэнки уже не мог сдержаться. Его тело дрожало от гнева и нетерпения. Он наклонился вперед, выпучил глаза и тяжело дышал.

– Впереди слишком людно, – предупредил Рамон. – Мы не сможем уехать. Дождись, когда на шоссе не будет машин. Потом мы догоним его. Потом тра-та-та-та, все будет кончено, и мы исчезнем.

Фрэнки откинулся на спинку сиденья, но у него началось что-то вроде горячки мозга. Ему хотелось оказаться поближе, открыть огонь и следить за смертью своего врага. Ехавшие в машине без опознавательных знаков и не догадывались, что их палачи совсем рядом. Фрэнки видел, как Эрл и коп, сидевший сзади, разговаривали и даже время от времени смеялись. Похоже, они неплохо проводили время.

Фрэнки окончательно разъярился. Это было неправильно. Выбил Бену Сигелу глаз, а теперь радуется жизни на Кубе! Его дыхание стало частым, в носоглотке пересохло. Он дышал со свистом, но воздуха все равно не хватало.

– Фрэнки, это охота. Для хорошего выстрела нужно терпение. Мы дождемся подходящего момента. Рано или поздно он наступит. Спешка ведет к неудаче. Капрал прекрасно ведет машину. Фрэнки, посмотри, как он это делает. Сидит спокойно, не дергается, владеет собой. Когда придет время, он добавит газу, а потом – тра-та-та-та!

Капрал, индеец с темным, как у негра, лицом, засмеялся, показав белые зубы. Его глаза горели так же ярко, как глаза Фрэнки, и было видно, что убийство доставляет ему огромное удовольствие.