После полета пилоты составляли отчет об увиденном и отправляли его дальше по команде. В конечном итоге они попадали на стол Копеца. Видимо, Копец с Павловым решили убедиться в этом своими  глазами, для чего совершили вылазку к самой границе. И вот какие выводы они из этого сделали.

С. Долгушин рассказывает историку-любителю из Гродно Василию Бардову:

"И вот в субботу [21 июня] прилетел Павлов на Ли-2 и с ним Копец. Командир дивизии Ганичев прилетел на своём И-16…

Когда прилетели они (Павлов с Копцом) – мы только вернулись со свежими разведданными. Обрабатываем всё это дело. Подходит машина эмка и нам говорят: «Садитесь, ребята»… Привезли нас в штаб полка – в это имение Бобра-Велька: аэродром, за ним липы стоят, а за ними имение. Вот туда нас привезли, и мы доложили свежую информацию  о том, что там творится.

В.Б. А докладывали кому?

С.Д. Павлов, Копец, Ганичев, Николаев тут. Мы доложили всё как было. Причём у нас с Серёжкой расхождение получилось всего в 2 самолета. Мы насчитали около 200.

В.Б. Т.е. каждый в бинокль пересчитал самолёты?!

С.Д. Да. Я насчитал около 200. И какие самолеты были: Ме-109, Ме-110, Ю-87, Ю-88 и Хейнкель-111… Когда мы доложили Павлову всё это, нас отпустили.

Видимо, тут Павлов вновь, как и три дня назад, прикинулся дурачком и сделал вид, что не поверил рядовым пилотам. Потому что вслед за ними на разведку взлетели уже три старших офицера – генерал-майор Копец, командир 11-й сад полковник Ганичев и командир полка майор Николаев.

С.Д. Мы вернулись в свою эскадрилью к своим самолётам. Вдруг смотрим – эмка несётся. Остановилась у стоянки, где стояли И-16 командира дивизии и Николаева - командир полка. Они вышли, а машина продолжила движение и подъезжает к нам – к моему самолету. А у меня 16-й номер машины. Выходит Копец, подошёл. Я ему доложил. Он говорит: ну как самолет – заправлен?

И они тройкой самолетов взлетели: он, Ганичев и Николаев. Они примерно минут 35 в полёте были – Августов-то был всего 60 км…

Они прилетели, сели. Мы с Макаровым подошли к нему (Копцу. – В.Б.). Он говорит:

– Ну, Сергей, молодцы вы. Вы правильно доложили. Машина твоя хорошая. И они уехали и потом Копец улетел на Ли-2, а Ганичев остался, потому что прилетел на своём И-16 из г. Лида.

(В.Б. Что интересно, об этом визите Павлова за день до войны на границу нашим гродненским белорусским и российским историкам, занимающимся этими вопросами, насколько я знаю, до сих пор ничего не известно… Но я припомнил, что кто-то из ветеранов 213-го сп 56-й сд рассказывал мне, что незадолго до войны Павлов со своей «свитой» и генерал Карбышев приезжали в их полк, располагавшийся в летнем палаточном лагере на южном берегу Августовского Канала севернее местечка Сопоцкино.)

Убедившись, что гитлеровская авиация готова к удару, Павлов занялся своей авиацией. Про отмену приказа о ее боеготовности мы уже знаем. Но этого ему показалось мало!

С.Д. Мы отлетали, потому что шли полёты. Закончили мы полёты примерно в 18 часов. Часов в 19 нас разоружили - ПОСТУПИЛА команда «СНЯТЬ С САМОЛЕТОВ оружие и боеприпасы и разместить их в каптерках» - дощатых и фанерных сарайчиках за хвостом самолётов.

Мы все думаем: зачем же?! Мы же когда взлетали в готовности №1 и когда догоняли Ме-110, у нас пушки и пулеметы «стояли на одну перезарядку»:  пулеметы - просто дёрнул ручки - вот они стоят. И тут же кнопки, чтобы воздухом перезаряжать пушки на одну перезарядку, и после этого жми на гашетки и стреляй. А тут – сняли!

Вечером поужинали. За ужином мы обменивались – все были до того возмущённые и злые: как это так – мы вылетали на перехват, имея всё оружие на одну перезарядку, а тут – в такое тревожное и какое-то неприятное время, у нас отняли оружие, у истребителей!

С.Д. Я с ребятами своими посоветовался, мы поговорили, но приказ есть приказ, и мы сняли пушки ШВАК и пулеметы ШКАС  – мы вынуждены были, но я договорился с ребятами… своего звена со всеми: с техниками, с лётчиками и с инженером эскадрильи, ни в коем случае никому ничего не говорить – мы не сняли ящики с боеприпасами – оставили их, а их 2 ящика от пушек и 2 от пулемётов. А пушки и пулеметы сняли: на моторе пулемёты 2 ШКАСа и 2 пушки ШВАК в плоскостях.

В.Б. А они в лентах в ящиках были?

С.Д. В лентах. Поэтому когда принесли их (пушки и пулеметы.), воткнули общими усилиями – и так моё звено оказалось первым в готовности в полку.

…Поужинали. Такое состояние было: СНЯЛИ ОРУЖИЕ И БОЕПРИПАСЫ!!! И мы спросили: «Почему сняли оружие?! Кто такой идиотский приказ издал»?! Даже к командиру полка Емельяненко комэск обратился и говорит: «Ну почему»?! А командир полка разъяснил командирам эскадрилий: «Приказ командующего» (Д.Г. Павлова. – В.Б.), а командиры эскадрилий - нам»

Могут возразить, что Павлов якобы тут совсем не при чем, ибо перед войной действительно имелись факты разоружения самолетов-истребителей.

Но эти факты к нашей истории отношения не имеют. Еще 28 мая вышло совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) об улучшении самолета МиГ-3, принятое по предложению авиапрома.  В соответствии  с ним для улучшения летных характеристик истребителей Миг-3 с них снимали крыльевые пулеметы БК. (1941 год: Кн.2 – М.: Международный фонд "Демократия", 1998. – С.269.)

Это постановление выполнялось до самого начала войны, чему есть документальные свидетельства. Снимались только два из пяти пулеметов.

Кроме того, разоружались снимаемые с вооружения и отводимые в тыл, для учебных частей, устаревшие истребители И-15бис. Но на вооружении 122-го иап не было ни МиГ-3, ни И-15бис, а только новейшие истребители И-16 типов 27 и 28, т.е. самых последних моделей! И  полк за несколько часов до войны разоружался полностью! Причем, разоружалась вся 11-я авиадивизия. Сын летчика из 16-го бомбардировочного полка, входившего в состав той же дивизии, сообщил Бардову:

"Я, Сальников Георгий Георгиевич, сын Сальникова Георгия Ивановича, стрелка-радиста 16-го СБАП. Мой отец находился на лагерном аэродроме Черляны в момент штурмовки немцами в 4 утра 22 июня 1941 г. Примерно в 52-53 годах он мне, мальчишке, рассказал трагическую историю начала войны. Рассказал, как за сутки до начала войны с бомбардировщиков было снято пулеметно-пушечное вооружение, как проснулся от грохота и стрельбы. На его глазах взлетел его комэск Протасов и как он шел на таран. Как понимаю, он служил в его эскадрилье".

Приказ о разоружении отдал лично Павлов. То, что они сделали с Копцем – предательский акт. Зная, что завтра война, лично убедившись, что напротив у самой границы сосредоточено почти 200 немецких самолетов, они подставили им под удар свою разоруженную авиацию.

Приказ о начале "демобилизации" авиации ЗапОВО 21 июня пришел около 15 часов дня. Но в сухопутных войсках округа этот процесс начался гораздо раньше. Вспомним, что еще утром командующий 4-й армией Коробков получил приказ о проведении учений на брестском полигоне, а затем конфликтовал с командиром 49 стрелковой дивизии по поводу отмены боеготовности. В 68-м Гродненском укрепрайоне, подчиняющемся 3-й армии, отбой тревоги объявили уже к полудню:

"К полудню объявили отбой. Не знавшие устали ездовые наперегонки грузили на повозки боеприпасы, чтобы отвезти их на артсклад. Занятия отменены, комроты приказал отдыхать". (Из рукописи книги А.Д. Шмелева «Реквием 9-му артпульбату».)

К 16 часам, когда Сандалов, Коробков и Шлыков вернулись в Кобрин, в сухопутных частях армии с боеготовностью ими все уже было покончено. Если утром 21 июня Коробков и Шлыков застали по два полка 49 и 75-й стрелковых дивизий в готовности у границы, то на следующее утро, когда началась война, их там уже не оказалось:

«Картину дополнил командир, возвратившийся из Высокого. Он сообщил, что полковник Васильев собирает части дивизии под вражеским артиллерийским огнем и «вот-вот должен выступить к границе». Комендант укрепрайона заверил его, что все доты приведены в боевую готовность.