О, как много было умилительных всхлипов, торжест-венных реляций — молодой, красивый, энергичный… А главное — кристально честный, бесконечно далекий от вороватой старой номенклатуры. И недаром Ельцин увидел в нем преемника, намекнул: есть, мол, кому передать в руки судьбу реформ. Теперь, понимаешь, и помереть не страшно.

По сему поводу телевидение и либеральные СМИ устроили просто феерию. “Явился, как вспышка сверхновой звезды на тусклом политическом небосклоне пореформенной России”, — писали тогда в газетах. “Провинциальная свежесть, духовная близость с Борисом Ельциным!” — внушали нам с экранов.

Насчет “духовной близости” двух Борисов — разговор отдельный, а вот в свежести хотя бы одного из них приходится сомневаться чуть ли не каждый день. Иногда даже нос хочется зажать — такой, знаете ли, запашок.

Пресс-конференция, состоявшаяся 1 августа в Центральном доме журналиста, называлась “Откуда появился Борис Немцов?” Ответ на интригующий вопрос дал бизнесмен А. Климентьев, еще недано числившийся в друзьях у Немцова. Борис Ефимович Немцов, как заявил Климентьев, появился от мамы Дины Яковлевны и папы Ефима Давыдовича (последний в свое время работал вместе с Черномырдиным). А начинал Немцов свою политическую карьеру в движении “Молодые евреи за демократию”.

Однако не этому была посвящена пресс-конференция. Речь шла о “деле Климентьева”, о судьбе 18 миллионов долларов, которые под гарантии Немцова-губернатора были получены в кредит судостроительным заводом “ОКА”. Климентьев, недавний узник Бутырской тюрьмы, вчерашний деловой партнер Немцова, предъявил своему бывшему другу набор обвинений: 16000 долларов взяток, затем два раза по двести (но не граммов водки, а тысяч долларов) за пресловутый “окский кредит”, потом еще 800 тысяч долларов за гарантии кредита, далее 500 тысяч долларов — уже бюджетного кредита, внесенных в уставной фонд “дружественного” банка г-на Бревнова и два миллиона бюджетно-кредитных долларов, положенных туда же на депозит.

Подозрения, что пресс-конференция — всего лишь предупредительный выстрел по вице-премьеру, подтвердились уже в понедельник, когда “накат” на Немцова продолжил в “Новой газете” вездесущий (сидящий в каждой телефонной трубке, в каждом клозете) журналист Минкин, выступивший со своими разоблаче-ниями Немцова и заявивший, что “мы ни секунды не верили в то, что он справится с коррупцией”.

Подобные реляции Минкина выглядят не слишком убедительно и уж, конечно, более тускло, чем выступле-ния лидера ЛДПР на той же пресс-конференции в ЦДЖ. Приятно было слышать из уст Жириновского (чьи взаимоотношения с Немцовым давно находятся на точке кипения апельсинового сока) рассказ о “самом страшном и самом мерзком“ преступлении Немцова — о заказе на политическое убийство.

“Немцов нанял киллера для моего физического устранения, — сказал Владимир Вольфович, — но киллер, послушав мое выступление, заявил, что не может убивать такого человека, что стрелять нужно других”.

Возможно, этот киллер был одним из тех 38 ельцинских снайперов, которые сторожили банду Радуева, однако Жириновский озвучил и респектабельную идею контроля со стороны Госдумы над деятельностью скандального вице-премьера (здесь припомнили немцовское обещание, данное китайским властям, эспортировать в Китай электроэнергию за счет Дальнего Востока).

В ходе пресс-конференции Климентьев подтвердил, что “стихийные выступления трудящихся, протестовавших против приезда в их город Жириновского”, были инспирированы — за все за это Немцов заплатил некоей структуре 200 миллионов рублей. Еще Жириновский обзывал новое правительство “коллективным Троцким” и “командой негодяев”, а Немцова в нем — “наглым разрушителем”.

В одном ряду: журналист Минкин, депутат Жириновский, губернатор Скляров (этот в свою очередь публично резко дистанцировался от “молодого реформатора”)…

Так или иначе, но под грудами компромата “звезда Немцова”, как мы видим, начинает быстро затухать, если не сказать — протухать… Возможно, что скоро все про-грессивное человечество будет свидетелем позорного “сливания” курчавого мальчугана с высот политического Олимпа. Впрочем, такова судьба всех “наследников” Ельцина. Вспомнить хотя бы Руцкого или того же Лебедя.

Как, однако, сложно понять — живой Ельцин не потерпит никаких “наследничков”. Ельцину нужны не преемники или там партнеры, а нужны ему жертвенные барашки, на которых можно повесить собственные просчеты и провалы. Глядя на Немцова, непроизвольно вспоминаешь о “барашке”.

Николай КОНЬКОВ

Недавний Генеральный прокурор Ильюшенко, как вор и бандит, сидит в тюрьме, и при нем не было раскрыто ни одного серьезного преступления, а вал преступности непомерно увеличен.

Новый Генпрокурор Скуратов бездеятелен и пассивен, как Ильюшенко. Создается впечатление, что он несвободен, на коротком поводке, элементарно управляем.

Почему не движется дело о “коробках с долларовыми миллионами”, очевидное для всей России, в котором фигурирует Чубайс? Почему не движется, а рассыпается дело об уворованных русских алмазах, где фигурирует имя Бориса Федорова? Почему “задавлено” и распалось дело о криминальной структуре “Сельма”, скупившей по дешевке русские автоматы, где упоминалось имя Шумейко? Как обстоит дело с преследованием убийцы русских женщин — Шамилем Басаевым?

Скуратов, мы смотрим на вас, пытаемся заглянуть вам в глаза, хотим понять — чей вы, господин Скуратов?

Генеральному прокурору

Российской Федерации

действительному государственному

советнику юстиции

Скуратову Ю. И.

от старшего следователя

Таганской межрайонной

прокуратуры г. Москвы

Жука А. К.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

Уважаемый Юрий Ильич!

Обстоятельства по расследуемым мною уголовным делам о заказных убийствах и обстановка вокруг них на протяжении уже более трех лет заставляют меня обратиться лично к Вам, а так как попасть на прием к Вам рядовому следователю районной прокуратуры даже теоретически невозможно, то я решил обратиться к Вам через прессу.

Вопрос касается борьбы с организованной преступностью, о чем много говорится и пишется, но давайте посмотрим, как же обстоят дела на самом деле. Однако, чтобы перейти к конкретным вопросам сегодняшнего дня, я вынужден обратиться к истории.

Волею судьбы, работая заместителем прокурора Октябрьского района г. Москвы в 1982 — 1985 гг. и осуществляя надзор за исполнением законов органами МВД, мне пришлось расследовать уголовное дело, связанное с периодом зарождения организованной преступности у нас в стране, а точнее — мафии. Дали мне это дело в наказание за проявленную принципиальность при рассмотрении жалобы потерпевшей по уголовному делу о разбойном нападении на ее квартиру. Сразу следует отметить, что нигде ни один зам. прокурора на данном участке работы уголовных дел не расследовал и не расследует, а мне всучили, понимая, что две такие телеги тащить невозможно. Расчет был прост: будет Жук заниматься делом, запустит свой основной участок работы и — “сгорит”. Будет заниматься надзорными функциями, запустит следствие по данному делу и также сгорит. Это была подходящая ситуация, чтобы расправиться со мной и загубить дело.

Даже уже спустя 13 лет мне не хочется говорить о существе преступной деятельности по данному делу открыто в прессе. Небезопасно. Была вскрыта преступная система, существовавшая не один год в Москве. Относительно ее корней могу сказать, что друг потерпевших, работавший референтом у Генсека ЦК КПСС, ничего не смог сделать, чтобы помочь мне избежать прессинга и прямых преследований со стороны моих начальников, которые мешали расследовать это дело. Употребить слово руководителей у меня язык не повернется.

Дело в суд все-таки пошло, но привлечь к уголовной ответственности руководителей созданной системы, которые носили большие звезды, мне не дали прокурор г. Москвы Скаредов Г. И. и зам. прокурора г. Москвы Ванькович Борис Моисеевич, которые после направления дела в суд организовали в отношении меня жесточайшую травлю. Они провели три проверки за полгода с целью собрать компромат для освобождения меня от должности. Не собрали. За год я при своей загруженности написал 8 томов материалов дела по 300 страниц каждый. По этому делу все было установлено следственным путем, что можно проверить и сегодня, но вместо благодарности я получил многочисленные оскорбления и унижения со стороны названных лиц и прямое требование — не лезть, куда меня не просят. Всего сейчас не расскажешь, что пришлось пережить.