И вот этот самовлюбленный пустобрех в желтых сапогах с серебряными шпорами собрался его переиграть, перелукавить! Смешно…

Внутренне усмехаясь, бывший боевик, сорвавшийся с петли, наблюдал за ужимками премьер-министра с превосходством умудренного исследователя, на ладони у которого шевелится обреченный таракан.

Савинков понимал, что положение Керенского двояко: он боялся генералов и все-таки ждал от армии спасения. В особенности он боялся этого ужасного Корнилова. Поэтому он остерегся ехать в Ставку и послал вместо себя его как главного армейского комиссара.

– Борис Викторович, вы читали последнее послание Корнило ва? Вы ж понимаете: я не могу его принять. Смертная казнь в тылу! Это же чудовищно, это же… сплошная контрреволюция. Нам несдобровать.

– Вы боитесь Совета? – осведомился Савинков.

– Я никого не боюсь. Но я привык равняться на обществен ность!

– Но разве общественность не озабочена сдачей Риги и дивер сией в Казани? А на очереди германский десант на Балтийское побережье, угроза Ревелю, а там и Петрограду.

Нервничая, Керенский поднялся и прошел к громадной карте на стене. Он застыл перед ней в позе стратега.

Савинков негромко обронил: если справедливые требования Корнилова будут отвергнуты, он вынужден подать в отставку.

Керенский яростно обернулся:

– Вы предатель! Вы вонзите нож в спину русской револю ции… Вы корниловец!

Лицо Савинкова превратилось в ледяную маску.

– Господин премьер-министр, прошу войти в мое положение. Не могу же я допустить, чтобы важный правительственный доку-мент подписал не глава правительства, а… – Он неожиданно замолк.

– Ну… что же? – не вытерпел Керенский. – А кто же? Кто? Договаривайте же!

– Верховный главнокомандующий, вот кто, – спокойно за ключил Савинков.

Дернувшись, как от удара, Керенский одарил его отчаянным взглядом. Образ страшного Корнилова придвинулся к нему вплотную.

– Поезжайте, Борис Викторович. А я… уж здесь. Но вы представляете: Милюков-то? Это возмутительно! Он сколачивает новый «Прогрессивный блок». Раньше – против царя, теперь – против меня.

Мягко поднимаясь, Савинков усмехнулся:

– Александр Федорович, помилуйте… это же отработанный пар.

– Ну… все-таки…

Насчет боязни Керенского реакции со стороны Совета Савинков запустил намеренно. Кто, как не Керенский, вошел в состав Совета, сделавшись таким образом своеобразным мостиком между этой новой формой нарождающейся власти и Временным правительством? Министр юстиции первого революционного правительства и в то же время один из руководителей Совета рабочих и солдатских депутатов!.. Теперь запутанность Керенского обозначилась совершенно. Корнилов со своими верными полками сметет и Совет, и правительство. В его глазах цена им совершенно одинакова. Керенский, похоже, согласен поступиться Советом. Но – правительством? На карту ставилась его собственная голова. Еще слава Богу, что ни на одной из петроградских площадей не установлена безжалостная гильотина. Однако расправа все равно будет кровавой. Таков закон революции, закон борьбы.

Савинков прикинул: теперь Керенский испугался раскосых, азиатских глаз Корнилова. Московское совещание сделало фигуру маленького генерала настоящим символом Надежды на спасение России. Но какая нужда в Керенском ему, Савинкову? Тут… туманно. Все будет зависеть от развития событий.

Поэтому он решил удовлетвориться должностью доверенного человека, полномочного посланника главы правительства.

Он знал (и Керенский тоже знал!) о делегатах большевистского VI съезда. Делегаты уже съехались в Петроград. Работать собираются как бы в подполье. Но какое подполье, какие секреты, если там полным-полно провокаторов? Каждый шаг ленинской партии был заранее известен. Традиции проклятого Азефа… Главным решением VI съезда будет курс на выступление с оружием в руках, на восстание. Большевики надеются на распухший сверх всякой меры гарнизон столицы и на монументальный Кронштадтс его боевыми кораблями, набитыми здоровенной братвой в аршинных клешах. Отсидевшись всю войну в своей надежной крепости, матросня рвется доказать свое р-революционное молодечество. Керенский так и назвал Кронштадт: «разбойничье гнездо». Он напомнил Савинкову, что еще две недели назад правительству обещали для блокирования Кронштадта специальную бригаду с артиллерией. Бригада должна занять Ораниенбаум и оттуда потребовать если не разоружения матросов, то хотя бы соблюдения ими лояльности к правительству.

Словом, все надежды от очередного поползновения большевиков на власть по-прежнему связывались с армией. А на кого еще надеяться? Вот только как бы исключить из армии таких опаснейших людей, как Крымов и Корнилов?

Напутствуя Савинкова, глава правительства особенно просил поторопиться с переброской к Петрограду надежных воинских частей. Невозможно работать, ощущая над самой головой занесенную большевистскую дубину! Савинков снова не удержался от укола, напомнив собеседнику, что в свое время и Корнилов, и сам он, Савинков, предлагали правительству самые решительные меры. Тогда, весной и летом, расправиться с большевиками было куда легче, проще, безопаснее, нежели сейчас. Керенский промолчал – как будто покаянно. Сам виноват! Доуступался, додип-ломатничал…

Направляясь с поручениями Керенского в Ставку, Савинков и в дорожные, бездельные часы не прекращал мучительных раздумий. В частности, его тревожил буквально завтра начинающийся съезд большевиков. Имеются ли у правительства достаточные силы, чтобы прихлопнуть этот съезд? Ну разумеется! Так почему бы не прихлопнуть? Нельзя? Не можно? Но кто же это так властно покровительствует большевикам? А покровительство угадывается явно.

Что же выходило?

В мае состоялся съезд сионистов. В августе – большевиков… Там и там – поразительное совпадение программ!

Нет, что ни говори, а большевистский съезд осуществляется во исполнение какого-то давным-давно составленного и хорошо продуманного плана. Именно отсюда его полнейшая открытость и абсолютная безопасность.

Черт побери, кто бы мог такое представить всего год назад!

Савинков не сомневался, что Керенский ему не доверяет. Следовательно, хитрит и притворяется изо всех своих актерских жалких сил. Ну а разве сам он с Керенским не хитрит? Тоже ведь не верит ни на грош! Хитрость на хитрость…

И в эту долгую дорожную ночь ему внезапно стукнуло: а не присутствует ли и за спиной присяжного с серебряными шпорами какая-нибудь смутная и оттого зловещая фигура наподобие Азе-фа? Открытие это словно прострелило Савинкова. Он подскочил и сел в разворошенной постели. Вагон мотало. Углы купе тонули в зыбком синем мраке ночника под самым потолком. Власть нового Азефа настолько велика, что у премьер-министра Временного правительства нет ни сил, ни прав его ослушаться. Керенский назначен, он поставлен на свой пост и, как часовой, уйдет лишь по команде разводящего. До тех пор он будет лишь послушный исполнитель, порою сам не понимая до конца своих решений и поступков.

Как видно, ему уж на роду написано всю жизнь вожжаться со всевозможными Азефами!

Савинкову было не до сна. Требовалось срочно выбирать: Керенский или Корнилов? С кем ему в конце концов остаться, чью взять сторону, кого предать? Керенский… Точного представления о тех, кто за его спиной, покамест не было. Но вырисовывались определенно Бьюкеннен, Локкарт… пожалуй, даже Рутенберг со своим майским сионистским съездом. А Корнилов? Генералы с остатками разбитой армии?.. Соединение российских сил? Каких? Ведь даже на Московском совещании примерно половина зала шикала и негодовала.

Да и вот еще вопрос: а примет ли его Корнилов?

В Могилеве, в Ставке, первым, кто попался Савинкову на глаза, был верный Филоненко. Он встретил «хозяина» на вокзале.

Филоненко сразу же стал жаловаться на Корнилова. После Московского совещания генерала не узнать. И его азиаты стали просто бешеные. Вчера вечером он попытался попасть в штаб, к самому Корнилову. Для передачи с глазу на глаз у него имелось секретнейшее сообщение. Так не пропустили же! Им говоришь, доказываешь, возмущаешься, а они – одно: