О том, что спасло военного министра от неминуемой отставки, поговаривали туманно, намеками. Само собой, сказалось расположение царя. Однако самым главным оказалась загадочная пропажа из сейфа министерства юстиции всех документов, связанных с семейным сухомлиновским скандалом. Куда они вдруг исчезли, кто их смог похитить – все это осталось едва ли не государственным секретом. Кстати, открывать этот секрет никто особенно и не стремился. И Сухомлинов счастливо оставался на своем посту до начала великой войны, горячо заверяя как самого царя, так и правительство в том, что уж кто-кто, а Россия подготовлена к большой войне, как ни один из ее европейских противников.

Сухомлинов вместе с Протопоповым явили собой пример самого устойчивого долгожительства на российском правительственном Олимпе. Они усидели даже при чиновничьей чехарде, связанной с первыми поражениями на фронте.

Позорное отступление русских войск весной 1915 года, разом смазавшее все успехи первоначального наступления, породили не только в среде военных, но и во всем русском обществе глухие разговоры об измене. Снова припомнился скандальный провал полковника Редля, руководителя австрийской контрразведки, много лет работавшего на русский Генеральный штаб. Понемногу стало выясняться, что полковник Редль был искусственно «засвечен» из Петербурга, появились доказательства активного участия в этом деле лиц нерусского и вообще нехристианского происхождения. И в это время, словно с целью отвести все нежелательные подозрения, грянуло дело полковника Мясоедова.Лавр Георгиевич знавал этого Мясоедова, встречался с ним во времена службы в Варшавском военном округе. Полковник тогда возглавлял жандармское отделение на пограничной станции Вер-жболово. Человек он был неприятный: льстивый с высшими и хамоватый с низшими. Он кичился тем, что его часто приглашает на охоту сам Вильгельм, германский император. Чем он прельстил Вильгельма – неизвестно, но на мундире счастливого полковника сияло пять немецких орденов. Впрочем, не оставлял его своим вниманием и русский император: он подарил Мясоедову золотые часы-хронометр с рубинами.

Примечательно, что Сухомлинов, заняв пост военного министра, сумел перевести в Петербург и Мясоедова. Следом за ними в столицу перебрался и угодливый Альтшиллер.

Гром грянул в разгар войны, когда русская контрразведка вышла на след некоего подпоручика Колпаковского, вернувшегося из германского плена. Арест подпоручика и его первые допросы обрушили на русское общество, угнетенное военными поражениями, целую лавину самых невероятных разоблачений. Тут уж постарались бойкие газетчики.

Выяснилось вдруг, что полковник Мясоедов не всю жизнь служил в жандармах. Одно время, изгнанный из армии, он возглавлял «Общество Северо-Западного пароходства» и даже проживал в Америке. Там он женился на девице Кларе Гольдштейн, родственнице братьев Фрейдберг, известных банкиров. В частности, именно Северо-Западное пароходство изрядно зарабатывало на перевозке евреев из Европы на Американский континент.

Дальше ниточка тянулась так: в Германии вдруг обнаружился тесть Мясоедова (также из банковских сфер), этот тесть постоянно поддерживал связь с Баллином, ближайшим советником Вильгельма, а Баллин, как оказалось, на короткой ноге не с кем иным, как со скромненьким киевским евреем Альтшиллером.

И все же самой убийственной уликой в деле Сухомлинова послужил его счет в банке. Пронырливые газетчики сумели разузнать, что на имя русского военного министра внезапно поступил перевод на сумму 600 тысяч рублей. От кого? За что? На эти вопросы растерявшийся генерал не смог ответить. Тут уж и Николай II лишил его своего высочайшего заступничества. И Сухомлинов угодил в сырой каземат Петропавловской крепости.

Собственно, самой занимательной фигурой во всем этом гноище был именно Альтшиллер. Ловкий иудей не только свел легкомысленную Екатерину Викторовну с генералом Сухомлиновым, но и сделал так, что бравый и удачливый полковник Мясоедов сделался любовником жены военного министра, а после этого ввел очаровательную Катеньку еще и в кружок «святого старца» Григория Распутина. Наконец, последний штрих: Альтшиллер поддерживал тайную связь с Бьюкенненом, послом Великобритании, а также имел какое-то отношение к отделу контрразведки столичного военного округа. В частности, контрразведка определенно знала, что некий Ландау, сотрудник Маймана (экспортер сибирского масла), перед самой войной проехал по железной дороге от Владивостока до Эйдкунена на западной границе. В крепости Двинске удалось засечь его встречу со шведским подданным фон Зегебандом, тем самым, у кого нашли при обыске планы русских приграничных крепостей…Мясоедова судили спешно, суетливо. В Петербург его не повезли, а расправились с ним в Варшавской крепости. 18 марта объявили приговор и, не дав времени на обжалование, через несколько часов повесили.

Одно время поговаривали, что комбинацию с Альтшиллером, Катенькой и Мясоедовым провела австрийская разведка, взяв таким образом реванш за досаднейший прокол с полковником Редлем, от которого русское командование перед войной сумело получить мобилизационный план австро-венгерской армии.

Арест Сухомлинова и расправа с Мясоедовым пролились холодным ливнем на патриотических краснобаев в Государственной думе и в газетах. Почему-то удивительную активность в эти дни проявляли закадычные друзья и даже родственники разоблаченного полковника – братья Фрейдберги, Давид и Самуил. Они прямо-таки выходили из себя: дескать, какого черта вы трещите без умолку о шпионаже и предательстве евреев? Вот же кто вас предает, вот кто шпионит! Ваши же, ваши, причем немаленьких чинов и служебного положения!

Начальник разведывательного отдела избегал оголтелых формулировок, однако в оценках происходившего был прям и тверд. Более всего его озадачивало неуклонное снижение боеспособности русской армии. Главными причинами этого он называл злой умысел, преступные планы.

Тревоги капитана простирались гораздо дальше отдела армейской разведки. Нежинцев беспокоился явно не по чину. Помянув апрельский приезд в Россию известного эмигранта Ульянова-Ленина, он советовал обратить внимание на появление в Петрограде человека, который еще в 1905 году возглавлял Петербургский Совет рабочих депутатов. Речь шла о Бронштейне-Троцком. В революционном Петрограде он появился на месяц после Ленина. Но если Ленин приехал из Швейцарии, то Троцкому пришлось добираться из-за океана, из Америки. Известно, что в Нью-Йорке Троцкий организовал и вел какую-то школу, издавал газету. Что это за школа? Кто там были слушателями? Почему при царском отречении работа этой школы была сразу свернута, все слушатели погрузились на зафрахтованный корабль и отправились в Россию? Надо полагать, школа готовила кадры специально для России. Для каких целей конкретно? И чем объяснить, что всю эту компанию на пароходе вдруг на целый месяц задержали в Галифаксе? Уместно предположить, что в Галифаксе все эти слушатели получали последний инструктаж.

Лавр Георгиевич отхлебнул из кружки с остывшим крепким чаем и придвинул лампу. О сне в этот вечер было начисто забыто.

Вспомнился приезд Ленина в первых числах апреля. Он в те дни еще работал в Петрограде. Троцкий же с товарищами приехал уже после его отставки – 5 мая. Как специалист, ЛаврГеоргиевич знал, какую силу представляет даже один хорошо подготовленный и законспирированный агент. А тут их целая орда: вместе с Лениным и Троцким приехало несколько сотен!

Автор «Записки» – это ощущалось сильно – всячески сдерживал эмоции, не позволяя им прорваться на страницы документа. Доклад изобиловал справками, коротенькими, дельными, – капитан как бы вовремя перебивал себя, боясь увлечься.

В разрушительной работе, подчеркивал Нежинцев, само собой, бросается в глаза обильное участие инородцев. При этом все или почти все революционеры действуют под вымышленными именами, кличками (словно опытные уголовники).

Справка: сразу после царского отречения так называемое Еврейское политическое бюро составило представительную делегацию и эта делегация посетила главу Временного правительства князя Львова, а также Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. В обоих случаях депутаты поздравили новую власть с отменой всех национальных ограничений.