Анна Юрген Георг — Синяя Птица (Приемный сын ирокезов)

Задолго до появления человека эту землю покрывал бескрайний лес. В те далекие времена захотел Великий Дух Ованийо совершить путешествие по свету, чтобы посмотреть на свое творение. Но прежде послал он белую птицу, ту самую, которая окропляет землю каплями дождей из небесных источников. Всюду в лесу, куда падали капли, точно прожилки кленового листка появлялись ручьи и реки.

Странствуя по свету, Великий Дух миновал те земли, где не было воды и не шумел лес; он шел по земле индейцев, потому что на их земле с незапамятных времен деревья росли так густо, как травы прерий.

И неисчислимая вереница зим и лет прошла с тех пор над этим лесом. И те немногие индейцы, что населяли лес, не тревожили его. И животные принадлежали ему, как листья принадлежат деревьям.

Но вот пришли бледнолицые люди и железными топорами прорубили окна в зеленом покрове леса, вначале крохотные, едва приметные, но ширились вырубки, как осенний пожар прерий — и лес отступал. А белые шли по пятам его, и деревья отходили все дальше и дальше до первых отрогов гор; но и здесь не нашел лес покоя, потому что белые поселенцы шли за ним и по долине Юниаты между Аллеганами и горами Уиллса.

Вначале уходили индейцы, потом животные, последними оставались деревья.

Однако наша история начинается в те времена, когда деревья еще не исчезли из этого края; начинается она в 1755 году. Это было за год до начала семилетней войны между белыми завоевателями Северной Америки.

Проснулся Георг от бешеного лая. Еще сонный, он вскочил и стал всматриваться в полутьму комнаты. Из очага сквозь догорающую, уже обвалившуюся поленницу пробивался слабый свет и рисовал перед столом на полу желтоватое дрожащее пятно. Там что-то шевелилось. У мальчика мгновенно пропал сон. Да это же Шнапп, шпиц! Пес стоял ощетинившись и лаял на дверь, словно к хижине подкрадывался кто-то чужой.

Но вот лай смолк. И Георг услышал, как на постели у стены зашуршала солома. Вспыхнул огонек — и стало светлее. Это мать Георга зажгла свечу и, укрепив ее в половине пустой тыквы, поставила на каменный очаг. Мальчик потянулся за своей одеждой и хотел было заговорить с матерью, но не успел: весь дом вздрогнул от громового удара в дверь. Казалось, что от грохота развалятся бревенчатые стены.

Со страху мальчик бросился в постель. Он услышал, как рядом с ним заплакал маленький Питер, и это привело его в чувство. Ведь со взлома двери началось нападение на дома Фолькеса и Шнайдерса! Он быстро укрыл своего братишку соломой.

— Тише, тюле, индейцы!

Он увидел, как малыш с широко открытыми от ужаса глазенками плотно сжал свой ротик.

— Георг, где у отца пистолет? — раздался голос матери.

«На камине», — хотел крикнуть он, но у него перехватило горло, потому что еще и еще раз бревенчатые стены потрясли удары…

Мальчик бросился к камину, схватил оружие, подал его матери и был очень удивлен, как спокойно она проверяла кремневый пистолет. Он пошел со свечой за матерью к передней стене хижины.

— Останься со светом здесь, — сказала ему мать, прежде чем уйти в соседнее помещение. К жилой комнате примыкал хлев, и оттуда через окно можно было держать под обстрелом дверь, ведущую в дом.

Георг послушно остановился. Его руки, державшие свечу в подсвечнике из тыквы, сильно дрожали. Между страшными ударами топора, все чаще и чаще сыпавшимися в дверь, слышались крики сестренок:

— Мама! Мама!

«Когда же мама, наконец, выстрелит?»

Громкий выстрел заглушил удары. В ушах мальчика он прозвучал как грохот водопада. Ошеломленный Георг бросился к матери, едва она вернулась в комнату. Мать пыталась загородить дверь столом. Георг понял ее. Он, ухватившись за крышку, толкал и поднимал тяжелый грубый стол, и наконец им удалось опрокинуть его. На ножки стола, приставленного к двери, полетели еще две скамейки.

Только после этого мать снова взяла пистолет, отмерила порох, плотно забила пулю и взвела курок. Она остановилась с оружием в руках у очага, не спуская глаз с двери. На стене и потолке появились длинные, чудовищные тени притаившихся людей! В хижине наступила гнетущая тишина. Притихли дети, но и снаружи не раздавалось ни единого звука. И эта жуткая тишина вселяла смертельный страх. Она была мучительнее грохота за дверью хижины. Пламя свечи еле теплилось в спертом теплом воздухе. Минуты казались бесконечными.

Резкий и короткий удар по крыше заставил всех вздрогнуть. И никто не успел сказать и слова, как раздался второй удар.

— Быстрее на чердак! Посмотри, что случилось!

Георг побежал к лестнице и с кошачьим проворством взобрался по ней. Под крышей было невыносимо жарко и темно. Ничего не было видно. Мальчик согнувшись, ощупью обошел низкий чердак. Кое-где в щели пробивался свет. Что-то тихо потрескивало. Ужас охватил Георга. Не замечая стропил, он, едва не ударившись о них головой, бросился к лестнице и пронзительно закричал:

— Зажигательные стрелы! Крыша горит!

Мать поспешила к лазу в потолке и подала Георгу небольшой топор.

— Сбивай щепу! Я подам ведро с водой.

Георг бросился с топором туда, где горела щепа, и изо всех сил стал колотить по кровле. К счастью, щепа из орешника была тонка и едва прикреплена к обрешетке. Она слетала легко, как листки бумаги. Георг попадал удачно. Только несколько горящих дранок оставалось на краю крыши. Мальчик плеснул на них водой, и они потухли.

— Огонь погашен! — сказал он матери, стоящей со вторым ведром воды на середине лестницы.

— Посмотри, не видно ли там чего? Только будь осторожнее!

Георг вглядывался через пробитое им отверстие в светлые сумерки июньской ночи. Легкий ветерок доносил шепот стеблей маисового поля. По другую сторону участка стоял лес, безмолвный и угрожающий. Мальчик окинул взглядом всю окрестность. Ничего подозрительного. «Неужели индейцы ушли?»

Скоро должно было наступить утро. С востока над вершинами деревьев уже золотилось небо.

Но вот пришел в движение черный край опушки леса, как будто устремляясь к хижине Георг вытаращил глаза.

«Всадники! Целый отряд!» Он различал уже длинные стволы ружей. Это возвращались отец и Эндрю, старший брат Георга. Вчера вечером они уехали на общий сбор пограничной милиции. Теперь мальчик уже различал голоса:

— Ал-ло! Ал-ло!

Георг бросился к лестнице

— Отец и Эндрю! С ними люди! Едут! Едут!

И руки точно обрели крылья. В один миг была разобрана баррикада у двери и отброшены засовы. Когда вошел отец, мать бессильно опустилась на скамейку.

— Хорошо, что ты вернулся, Джон! Еще немного — и было бы поздно.

И Георг с удивлением увидел, как отец наклонился и поцеловал мать. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь они были так нежны друг к другу.

Через некоторое время бревенчатая хижина-блокгауз наполнилась жизнерадостными голосами прибывших. Мужчины поставили стол и скамейки на места. Сестренки по очереди забирались к отцу на колени, а от очага шел аппетитный запах жареного сала.

— Посмотри-ка, что я нашел! Это лежало у самой двери, — обратился Георг к старшему брату и положил на стол странный топор с длинной рукояткой.

Эндрю взял оружие и стал его рассматривать. Железный клинок топора был укреплен оленьими жилами. На рукоятке красной краской был нарисован овал с шестью точками по краю. Это было изображение черепахи.

— Томагавк принадлежал воину из рода Черепах, — сказал Эндрю, размышляя вслух.

— Вздор, — перебил его грубый голос. — Что значит род Черепах? Весь этот краснокожий сброд одинаков. Они услышали нас и разбежались. Их счастье, что мы не стали преследовать.