Монтегю чуть не поперхнулся.

– Неужели это Гилберт Монтегю? – промурлыкала дама.

– Черт побери, Элинор! – Он откашлялся. – Что ты тут делаешь? И как ты нашла меня?

Элинор вскинула брови:

– Как я нашла тебя? Но разве трудно найти трактир? И поверь, я не так беспомощна и хрупка, как кажется. – Ее губы сложились в саркастическую улыбку.

– Кто-нибудь может увидеть тебя здесь, идиотка! – выпалил актер и, нервно оглянувшись, схватил ее за руку. – Сядь немедленно!

С нарочитой медлительностью Элинор отодвинула стул напротив него и после продолжительных манипуляций со своим широким шелковым платьем грациозно уселась на жесткое деревянное сиденье.

– Расслабься, – преувеличенно громко произнесла она. – Я с ног до головы одета в ужасающее тряпье, как ты прекрасно можешь видеть сам, и к тому же никто, кроме Уэйна, не знает, что я здесь.

Тряпье? Возможно, для королевы. Гилберт сделал большой глоток эля, отметив, что его визави выглядела совсем как дочь благородных родителей, особенно в подобном заведении. Если она останется здесь дольше, ее заметят, а это в сложившихся обстоятельствах невыгодно для них обоих.

– Где он остановился? – хмуро спросил Гилберт.

– Откуда я знаю? – Элинор огляделась. – Ты не закажешь мне шерри?

– Не глупи, в подобных местах не подают шерри.

– А ты перестань нервничать. Я не знала, где еще тебя искать.

– Как где? В театре.

Элинор усмехнулась:

– Это было бы неуместно. – Чтобы заняться чем-то, она начала поправлять рукава платья. – Кроме того, ты же знаешь, я не отважусь путешествовать так далеко на юг.

Гилберт взглянул на нее из-под насупленных бровей. Нет уж, он не позволит Элинор разрушить все его блестящие планы.

– Чего, черт побери, ты хочешь?

Она улыбнулась и наклонилась чуть вперед.

– Побольше денег!

Ему следовало бы догадаться. Именно этого Элинор всегда хотела от него.

– Сколько?

– Сколько ты, жалкий актеришка, можешь дать без того, чтобы не попасть в долговую яму?

– А сколько понадобится тебе, чтобы тебя не выгнали на улицу, дорогая Элинор?

Ее глаза сделались жесткими, но она не стала отвечать колкостью на колкость.

– Две тысячи меня бы, пожалуй, устроили...

– Иди к черту! – буркнул Гилберт, допивая остатки эля.

Элинор взглянула на него с кривой улыбкой и подняла руку, так что ее мизинец оказался в дюйме от его носа.

– Знаешь, на чем я могу тебя поймать? – она ледяным тоном.

Гилберту очень хотелось перегнуться через стол и свернуть ее тонкую шейку, но вместо этого он любезно улыбнулся:

– Тебе известно, что Стивен возвращается домой?

Все поведение Элинор тут же изменилось, когда до нее дошел смысл сказанного; казалось, на нее обрушился ледяной душ. С трудом удержавшись, чтобы не рассмеяться, Гилберт терпеливо ждал, пока она осмыслит услышанную новость до конца.

– Когда? – прошептала Элинор, и в ее глазах отразилась тревога, которую он различил даже в темном углу таверны.

Актер торжествовал.

– Скоро, – спокойно произнес он. – Судя потому, что я слышал, твой брат очень скучает по тебе.

Неожиданно атмосфера вокруг них изменилась – Элинор успокоилась, выпрямилась, вызывающе вздернула подбородок, а щеки ее вспыхнули от негодования.

– В этом нет ничего хорошего. Какие еще планы изобретают великий Гилберт Монтегю и злобный Стивен Честер?

Гилберт снова чуть не рассмеялся.

– Элинор, дорогая, как насчет пятисот фунтов сейчас, – он наклонился к ней и понизил голос до шепота, – и двух тысяч, когда я получу остальное; итого – двух с половиной тысяч?

Мгновение она подозрительно смотрела на него, пытаясь понять, не скрывает ли он чего. Гилберт спокойно выдержал ее взгляд в надежде, что на этот раз она не бросит ему вызов.

Элинор колебалась; с ее языка уже готово было сорваться едкое возражение, но она справилась с собой и, небрежно откинувшись на стуле, сложила руки на коленях.

– Когда ты собираешься получить остальное?

Актер пожал плечами, глядя в сторону кокетливой блондинки, которая засмеялась, когда полный мужчина с огромными ручищами сжал ее в объятиях.

– Не знаю. Я дал ей неделю-другую.

– Неделю? – Элинор вскочила, и ее стул опрокинулся с таким грохотом, что несколько подвыпивших гостей повернули головы в их сторону.

– Сядь! – прошипел Гилберт сквозь зубы. Глаза Элинор сверлили его, словно хотели продырявить насквозь.

– Ты же сказал, это произойдет очень скоро! Рукопись опять окажется у меня в руках, а тот проклятый сукин сын...

– Осторожнее, дорогая. – Гилберт поднял стакан, давая понять, что ему пора налить еще. – Такие выражения не пристали леди.

Элинор оттолкнула его руку, и Гилберт озадаченно взглянул ей в глаза – жгучие и преисполненные презрения.

– Ты мне угрожаешь? – с вызовом спросила она. – Заруби себе на носу: я не пешка в этой игре.

Монтегю медленно поднялся.

– Ты снова ошибаешься, дорогая Элинор. Я действительно жалкий актер, и никому нет до меня дела, а вот тебе есть что терять. Помни это.

Элинор выпрямилась и отступила на шаг.

– Я помню, а ты не забывай держать меня в курсе, – сказала она, вынимая из сумочки перчатки и пытаясь натянуть их. – Буду ждать в Фауи. – После минутного молчания она снова наклонилась к нему. – Это моя рукопись, ясно?

Актер сложил руки на столе.

– Сюда больше не приходи, – предупредил он. – Через несколько дней я пошлю тебе деньги. А теперь убирайся отсюда к черту, пока кто-нибудь не увидел нас вместе.

Не отвечая, Элинор повернулась и грациозно выплыла в ночь.

Встречаясь со своей новой знакомой, герцог понимал, что ей хотелось, чтобы он заговорил о себе, о своем прошлом, об Элизабет, ее смерти и последовавшим за ней судом над ним по обвинению в убийстве. Вивьен руководило не любопытство или излишнее внимание к распространяемым о нем в городе сплетням; она, по-видимому, считала его не столь порочным, каким его воспринимало светское общество, и хотела сама сделать выводы, опираясь на факты. Но хотя эта мысль и согревала его изнутри, Уиллу по-прежнему трудно было обсуждать свое прошлое. Ни с кем герцог не был достаточно близок, чтобы затрагивать эту тему. Смерть жены и все последовавшие за этим события оказались самым трудным испытанием в его жизни, он всячески пытался отодвинуть в памяти эту часть своего прошлого как можно дальше. Однако его намерения не увенчались успехом. Редкий день проходил без того, чтобы Уилл не вспоминал о своем ужасном унижении. Настоящий кошмар наяву! Поэтому сейчас герцог предпочел бы узнать больше о самой Раэль-Ламонт – ее прошлом и среде, к которой она принадлежит, – прежде чем поделиться своими личными бедами.

Когда за обедом Вивьен сидела напротив него, он наблюдал, как отблеск от свечей играет в ее волосах и придает матовый оттенок ее чистой гладкой коже. Тогда ему пришло в голову, что хотя он и слышал о существовании вдовы Раэль-Ламонт в течение нескольких лет, ему до сих пор ничего не известно о ней. Вполне вероятно, что те сведения, которые она сообщила своим светским знакомым, были полностью выдуманы. Конечно, глядя, как изящно она ест суп, сидя с ним за одним столом, и как великолепно держится, трудно было представить, что его гостья – простая цветочница. Нет, Вивьен Раэль-Ламонт – это блеск и средоточение жизненной энергии, сложное сочетание интеллекта, красоты и тайны. Элегантная леди с окраины, с шармом, намекающим на страстную натуру.

Пытаясь сконцентрироваться, Уилл приказал Уилсону проследить, чтобы кухарка приготовила все самое лучшее. Предполагалось, что будут поданы раковый суп, жареное телячье филе под сливочным соусом и брокколи с миндалем, а на десерт – глазированный пудинг, кусочки апельсина и заварной крем, пропитанный бренди. За самой изысканной едой, как он надеялся, последует самый изысканный поцелуй в саду при лунном свете.