Он бросил Джессу маленький кожаный кошель набитый золотыми и серебряными монетами.

— Это вам на покупки. Скажете, когда нужно будет еще.

Джесс вернулся на кухню.

— Придется сделать вид, что мы ходим по лавкам. Ни к чему возбуждать в нем подозрения, — сказал он Ричу. — Может, нам стоит попробовать приготовить что-нибудь самим? Я умею делать яичницу.

— А я — бисквиты, салат с солониной и мясной пирог, — сказал Рич. — Вообще-то, и еще кое-что, если, конечно, мы сумеем настолько отчистить хоть один из котелков, чтобы в нем можно было готовить.

— Вот здорово, — сказал Джесс. — Где это ты выучился готовить?

— Мне приходится готовить для себя и маленького брата, когда мама задерживается на работе.

— Твоя мама работает? — удивился Джесс. — А что она делает?

— Стенографирует и печатает на машинке в агентстве по недвижимости.

— А твой отец? Он что, не работает?

Рич закусил губу. По его лицу пробежала мрачная тень, и Джесс вспомнил, что именно так выглядел Рич в те, казавшиеся такими далекими сейчас, дни, когда он жил в родном мире.

— Нет, — сказал Рич коротко.

Он отвернулся и начал составлять в стопку чистые тарелки. Затем молча отнес их в шкафчик, а Джесс, вздохнув, принялся искать корзину для покупок.

— Пойду, — сказал он, отыскав корзинку. — А ты не хочешь пойти на рынок?

— Нет.

— Я куплю картофеля, фруктов, масла — всего понемножку. Не возражаешь?

— Покупай что хочешь.

— О'кей. Почему ты такой кислый?

— С чего ты взял?

— Ни с чего, тупоголовый. Просто у тебя кислый вид.

— Знаешь, шел бы ты лучше.

Джесс ушел огорченный. Рич даже хорьком его не назвал, и из этого ясней ясного было, что он расстроен, только вот из-за чего? Он же всего-навсего спросил, работает ли его отец. Неужели именно поэтому? Может, Ричу стыдно, что его отец не работает.

Джесс пожал плечами. Что уж тут поделаешь. Со временем Рич сам успокоится.

Джесс пришел на рыночную площадь. В лавках под черепичной крышей он сделал покупки. Потом поискал глазами того мальчика, с которыми они разговаривали, но его нигде не было видно.

Какой-то человек продавал вафли со взбитыми сливками, и Джесс купил одну порцию. Усевшись на краю каменного фонтана, он жевал вафлю и разглядывал суетящуюся толпу. Ему подумалось, что они попали в интересную страну и что, если бы пришлось жить здесь, он смог бы, пожалуй, работать у поэта. «Может быть, — подумал Джесс, — обещанная награда в том и состоит, что нам позволят остаться в этом мире, пока не надоест? Вот было бы здорово — ведь здесь не нужно ходить в школу, не надо никуда торопиться, здесь нет ни загрязнения воздуха, ни войн, и вообще никаких проблем — кроме, правда, Волка, — вспомнил он. — Только эта маленькая проблемка, ерундовая, можно сказать». Но потом он решил, что не смог бы остаться навсегда здесь — без родителей, без друзей, без всего знакомого и привычного. Да и что вообще это была глупая мысль: ведь доктор Корнелиус совсем иначе описал награду. Он говорил: «Сильнее самой, жизни, но ее легко сломать… Вы не знаете, что она вам нужна, и лишь когда она будет у вас — вы поймете ее ценность». Наверное, драгоценный камень вроде алмаза, который похож на стекло… или золотая цепочка? И Джесс стал придумывать, что он сделает с Сокровищем, когда получит его.

Как обычно, предавшись мечтам, мальчик забыл о времени. Когда он вернулся домой, был уже обеденный час, и Рич встретил его сердитым и раздраженным взглядом. Они подали обед профессору Айлберду, потом и сами пообедали на кухне. Затем ребята вымыли посуду, подмели пол, словом — навели порядок и после этого поднялись в свою комнату в мансарде.

Окно мансарды выходило на север. Джесс оперся о подоконник и выглянул. Слева в небе горел закат. Силуэты крыш чернели на розовом фоне, а наверху, в темнеющей глубине, мерцала пара звездочек.

Внезапно далеко на севере небо прорезала короткая яркая вспышка.

— Эй, посмотри-ка, — позвал он Рича, который умывался в тазу, налив в него воду из глиняного кувшина.

Рич подошел и встал рядом с ним, вытирая лицо полотенцем. Тьма вдали снова озарилась: мальчики увидели сверкающий зигзаг, похожий на молнию, вырвавшуюся из земли и ушедшую в небо. Затем в небе повисла фиолетовая светящаяся дуга, окаймленная белым контуром. Она начала пульсировать — раз, другой, расширяясь и сжимаясь, разрослась, а затем померкла. Вновь наступила темнота, и хоть ребята еще какое-то время стояли у окна, больше они ничего не увидели.

— Северное сияние? — наконец произнес Джесс. — А может, гроза?

Рич медленно покачал головой. Его глаза возбужденно блестели.

— Это как-то связано с Волком, — сказал он.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, и все. Чувствую. А ты — нет?

— Нет.

Они еще помолчали. Потом Рич сказал:

— Вот что, послушай…

— Ты о чем?

— О моем отце. Ты спросил, работает ли он…

— Меня это ничуть не интересует, — быстро сказал Джесс, не желая возвращаться к неприятной для Рича теме.

Но тот продолжал:

— У меня нет отца. Он сбежал, он бросил нас два года назад.

— Извини, что я начал этот разговор, — сказал Джесс. Он поглядел на Рича, замершего в густеющей темноте. Потом неловко спросил:

— И он… не вернется?

— Надеюсь, что нет, — устало сказал Рич. — Он не очень-то любил нас. Меня частенько бил. Говорил, что я должен запомнить — жизнь состоит не из одних удовольствий и сладостей. Он и маму бил. Я по ночам часто просыпался и слышал, как он бил ее и как она плакала. Однажды я попытался остановить его, и он запер меня в чулане…

Голос Рича внезапно осекся, и он замолчал. Джесс вздрогнул от изумления и ужаса, и тоже не знал, что сказать. Он и не представлял, что бывает такое. И он никогда никого не жалел так, как жалел сейчас Рича. Но не знал, чем помочь.

Рич передернул плечами и твердо закончил:

— Вот такие дела. И поэтому я там, в школе, когда ты в спортзале сочинил это стихотворение…

— Какое стихотворение? — Джесс напрочь забыл обо всем.

— Насчет того, что мой отец — мерзкое привидение…

Джесс тяжело вздохнул.

— Н-да, но откуда мне было знать?

— Теперь это неважно. Но когда ты спросил о нем я задумался. Я раньше никому этого не рассказывал. И в школе никто не знает, потому что мы переехали сюда — я хотел сказать, туда, в Брикстон, — после того, как он от нас ушел. А вот теперь — я увидел эти огни, почувствовал, что они связаны с Волком, и подумал, что надо рассказать обо всем тебе, потому что мы оба можем погибнуть, и, черт побери, лучше, чтобы ты все-таки знал. Ты меня понимаешь?

Джесс кивнул:

— Да.

Рич отошел от окна и повесил полотенце на место. Джесс все еще смотрел на север. Его мысли путались. Ему хотелось тоже поделиться с Ричем чем-нибудь важным.

Наконец он со вздохом произнес.

— Спасибо тебе.

Рич был уже в постели и что-то буркнул в ответ, словно жалея о том, что вообще заговорил.

Джесс разделся и лег в кровать. Он натянул одеяло до подбородка и глядел в бледный квадрат окна, заполненный звездами. В голове у него крутилось стихотворение, которое он когда-то начал сочинять.

А какой была следующая строчка? «Сложение сердец…» Единение людей делает их сильнее — как Рич стал сильнее, поделившись с ним своей бедой, и это все как-то связывается с ожидавшей их опасностью…

Джесс уже засыпал, и строчка сложилась в полусне: