Я кивнул. Похлопал по пакету:

- Надо полагать, и это входит в оплату?

- Что?

- Вещь, оброненная в Сан-Антонио. Желающих присвоить не оказалось, бери назад.

- Мои меха? Ты просто умница. Я очень их люблю. Положи на кровать... Ты готов сотрудничать?

- Как именно? Она вскинула брови.

- Ты и Маку задавал вопросы?

- Обстоятельства были немного иными.

- Да, - сказала она, - тогда приходилось рисковать лишь собственной жизнью. Я взглянул на нее в упор.

- Хорошо. Уразумел. Выкладывай.

- Слишком уж легко ты сдаешься, Эрик. Хитришь? Я же оставила предупреждение на крыльце. - Она ждала. Я промолчал. - За тобой наблюдали от самого дома. А сейчас наблюдают за коттеджем - с небольшого расстояния. Если что-либо не так, если я дам определенный сигнал, наблюдатель отправится прямо к твоей малышке. Понимаешь?

- Понимаю. Кого убить?

- Напрасно шутишь, милый. Для чего же ты мог понадобиться, если не убить? - Секунду она помолчала. - Мишень тебе известна. Я назвала имя несколько дней назад. Все было правдой. Я только немного перетасовала список действующих лиц. - Я молчал. Тина продолжала:

- С самого начала я собиралась использовать в Санта-Фе именно тебя - разумеется, под предлогом работы на Мака. Намеревалась хитрить, чтобы ты ни о чем не догадался, пока не станет слишком поздно. Девчонка вмешалась и спутала все планы. Однако все повернулось к лучшему. Теперь можно говорить начистоту. Я хочу убить Амоса Даррела. И ты убьешь его для нас.

В коттедже наступила тишина, только снаружи рокотал компрессор. Я смотрел на Тину и обдумывал предложение. Вы скажете, это смешно. Скажете, человек в здравом уме не станет вымогать, чтобы другой человек в здравом уме пошел и совершил убийство - даже спасая жизнь ребенка. Но вы не воевали с нами вместе. Она не просила ничего неимоверного - ибо просила меня. Слишком хорошо мы знали друг друга. Я знал, что она сделает с Бетси все, необходимое с их точки зрения. Она знала, что я совершу ради Бетси все, необходимое с моей точки зрения. Убить Амоса - тем хуже Амосу. Мы не были друзьями.

- А почему я, Тина? В вашей группе наверняка имеются свои специалисты. И ты сама, если не ошибаюсь, неплохой специалист. Зачем усложнять дело, привлекать на черную работу людей прямо с улицы?

Она улыбнулась.

- О существовании моей, как ты выражаешься, группы никто не должен знать. Политические осложнения. Из-за них мы предпочитаем по возможности использовать местных жителей. Вам и карты в руки. Особенно тебе: ты близко знаком с доктором Даррелом.

С деланным простодушием я сказал:

- Но здесь мой дом! Не могу же я просто так пойти и убить! Она засмеялась:

- Не будь ребенком, cheri! Что мне твой дом? Ничто. Сам выкручивайся. Сумеешь остаться вне подозрений - тем лучше для нас. Не сумеешь - пойдешь под суд и в тюрьму. И будешь рассказывать о ревности, ненависти, зависти, о вспышке слепой злобы - о чем угодно, чтобы власти успокоились. Ибо знаешь: дети и жена остались беззащитными; вымолвишь полслова - последует удар ножом в темноте, пуля, дубинка, пьяный водитель... Нельзя было жениться, Эрик. Ты сдался на милость свирепых людей, вроде меня.

- Так вот чего тебе нужно. Тина!

- Чего?

- Отомстить, правда? Через столько лет. Великолепный замысел! Сначала - отбиваешь меня у жены, будучи уверена, что вполне способна сделать это! Потом - используешь меня на погибель моих же детей! Тебе наплевать на Амоса Даррела! Работа уже свернула не туда, люди, на которых ты работаешь, предпочли бы отменить операцию, а не привлекать дальнейшее внимание к своим действиям. Но ты не можешь отказаться, не можешь и помыслить, что я вернусь назад, к семье, и позабуду тебя во второй раз. Это уже случилось после войны, и ты решила наказать меня.

Она помолчала, потом вздохнула:

- Сущая правда. Но ты не совсем справедлив.

- Может быть. А какая разница?

- Сейчас - никакой... Разумеется, ты хорошо знаешь доктора Даррела, но дополнительные данные о его привычках могут пригодиться. Решать, конечно, будешь сам, однако, должна сказать, он ездит по дороге на Лос-Аламос утром и вечером. Можем обеспечить быструю, тяжелую машину. Дорога извилистая, горная...

Я засмеялся.

- Да, солнышко, но как, черт побери, в тяжелой машине догонять по извилистой дороге спортивный "порше"? В горах он обойдет любой "ягуар". А если даже я столкну Амоса со склона - колымага надежна и прочна, как банковский сейф; Амос пользуется ремнями безопасности. Запрыгает мячиком и встанет с ухмылка. Никчемный план.

- Вот видишь? Ты знаток - потому я тебя и выбрала. Дело вовсе не в мести. Разработай собственный порядок действий. Я хотела создать видимость несчастного случая ради тебя самого... Эрик?

- Да?

- Я просила не проклинать меня, помнишь? Все мы делаем то, что должны делать. Выбора нет.

- Да, - сказал я. - Выбора действительно нет. И ударил ее.

В конце обучения Мак наводил на курсантов окончательный блеск и читал коротенькую лекцию.

- Достоинство, - говорил он. - Помните, чувство собственного достоинства - ключ к сопротивлению любого человека: и мужчины, и женщины. Покуда объекту дозволено чувствовать себя разумным существом, наделенным правами, привилегиями, самоуважением, объект может стоять насмерть. Возьмите солдата в чистой, выглаженной форме, вежливо подведите к столу, с почетом усадите, церемонно попросите положить руки на стол. Потом можете загонять ему под ногти хорошо заточенные спички, поджигать их - и поражаться, как парень созерцает собственные жареные пальцы и смеется вам в лицо. Но, если того же солдата сперва обработать, показать, что вам наплевать на сохранность как собственных кулаков, так и чужой анатомии - даже не особенно стараться, просто хорошенько помять, парень тут же перестанет воображать себя романтическим воплощением благородной отваги.

Я застал Тину совершенно врасплох. Она треснулась о стенку с такой силой, что дрогнуло все строение. Затем поползла на пол, неизящно растопырив ноги, распахнув ошарашенные глаза. Медленно, с изумлением глядя на меня, Тина поднесла руку к губам, отняла, вытерла о панталоны, оставив на белой ткани пунцовое пятно. Шевельнулась, начала подниматься. Я перегнулся, сгреб ее блузку на груди; потянул, отрывая пуговицы, раздирая швы. Поставил Тину на ноги и начал хлестать по щекам до тех пор, пока из носа не хлынула кровь. Что было силы я толкнул ее. Тина оступилась, попыталась удержаться и шлепнулась на четвереньки. Я пнул ее ногою в зад, она рухнула окончательно и фута два проехала по запыленному полу прямо на лице и животе.

Тина медленно перевернулась.

- Схватишься за оружие, милочка, - ударю ботинком по лицу, - объявил я, выжидая.

Совсем иная Тина медленно встала с пола и повернулась ко мне: оборванное, грязное, окровавленное создание - выглядевшее, слава Богу, странно бесполым - создание, которое вытирало нос и губы остатками блузки, елозило грязными ладонями по белым панталонам и не обращало никакого внимания на свою растерзанную одежду. Не избитая хорошенькая женщина, еще сохраняющая известную заботу о внешности, а раненый, загнанный зверь, глядящий только на охотника.

- Болван! - выдохнула она. - Чего ты добился? - Она быстро отступила к окну. Занавеска с шорохом взлетела. Тина развернулась, люто зыркнула на меня: - Вот! Лорис уходит! Я предупреждала! Теперь уже поздно. Делай со мною, что хочешь, уже поздно!

Я осклабился, взял с кровати бумажный пакет и швырнул Тине.

- Разверни.

В ее глазах мелькнули испуг и недоумение. Она подошла к постели, положила пакет, сорвала бумагу и не обнаружила ничего, кроме норок на сатиновой подкладке. Посмотрела на меня, осторожно расправила пелеринку - и замерла. Внутри лежал громадный револьвер Лориса. Глянцевый мех вокруг испачкался полузасохшей кровью. Револьвер казался опасным уродливым животным, хищником, обгадившим собственное логово.