— О, вот как?

— В монастыре. Настоятеля сильно ударили по голове.

— Ого!

— И еще украли картину. Вы ничего не видели?

Он нахмурил брови, пытаясь вспомнить. Внезапно лицо его озарилось проблеском мысли.

— Нет, — сказал он.

Флавия разочарованно вздохнула.

— Вы уверены? Вы не видели, чтобы кто-нибудь выходил из церкви Сан-Джованни? Или входил? Может, слышали что-нибудь?

Он покачал головой и вышел из бара. Флавия тихо выругалась. Она могла бы еще поспать. Ранний подъем, единственная чашка кофе на завтрак и слабый запах гнилья, исходивший от одежды водителей, наконец сделали свое дело — ей стало нехорошо. Совсем нехорошо.

— Он видел.

Она подавила подступающую тошноту и обнаружила, что маленький человечек вернулся и привел с собой настоящего великана, который в сравнении с ним казался еще огромнее.

— Что?

— На том конце улицы работал Джакомо. Вчера.

Флавия обратилась в слух и выдавила слабую улыбку. Джакомо ответил глупой нерешительной улыбкой, продемонстрировав почерневшие зубы. Запах перегара и сигарет смешался с запахом гнили, и Флавия с отчаянием подумала, что не в силах более находиться в этом месте.

— Вы что-то видели? В шесть? Или около того?

— Ничего особенного, — сказал он, медленно растягивая слова.

— И не слышали?

— Нет.

Всякий раз когда она задавала вопрос, Джакомо поднимал взгляд к потолку и долго думал. «Ну поторопись же, — внушала она, глядя в его тупое лицо. — Я ведь не прошу тебя заняться устным счетом». Он медленно покачал головой, словно это покачивание добавляло веса его словам.

— В монастыре никого не видели?

— Нет.

— Ничего?

— Да.

Она умолкла. Снова в пролете.

— Я видел, как из церкви вышел человек. Она встрепенулась:

— Когда?

— Не знаю. В половине седьмого? Где-то так. Нет, вру. Это было раньше, а потом у нас был перерыв. Перерыв у нас в половине седьмого.

— Замечательно, — выдохнула Флавия. — Что конкретно вы видели?

— Я уже сказал: как из церкви вышел человек.

— И?..

— И все. Я обратил внимание, потому что церковь всегда заперта. Я раньше не видел, чтобы ее открывали. Вот я и подумал: привет, церковь-то открыли.

— Хорошо, — терпеливо сказала она. — Этот человек имел при себе какие-то вещи? Сверток?

Водитель покачал головой, очень медленно, из стороны в сторону, потом немного подумал.

— Нет.

— Вы уверены?

— Хотя да, у него была сумка.

— Сумка?

— Точно.

Руками он показал размеры сумки.

— Я заметил, потому что он уронил ее.

— Упала бесшумно или был какой-то звук? Он испугался, уронив ее?

Водитель снова покачал головой:

— Он просто повесил ее на плечо и поспешил прочь.

— Поспешил?

— О да. Я потому и обратил внимание. Это тоже меня удивило, как и открытая дверь. Он сбежал по ступенькам очень быстро, уронил сумку и потом очень быстро пошел по улице.

Понятно. А теперь скажите мне, — взмолилась она отчасти потому, что ей действительно хотелось знать, но больше потому, что боялась не справиться с тошнотой, — как он выглядел?

Водитель дал вполне сносное описание невысокого приятного мужчины. Флавия показала ему фотографии, сделанные Джулией в тот день, когда ей поручили сторожить монастырь. На фотографиях Менцис стоял в дверях, провожая доброго знакомого, и ласково хлопал его по плечу. Во всяком случае, так казалось при виде этих фотографий.

Джакомо внимательно изучил фотографии и облизал губы.

— Да, — сказал он. — Это он.

— Вы уверены? Человек справа — тот, кого вы видели выходящим из церкви?

Водитель кивнул.

Флавия поблагодарила его и сказала, чтобы он зашел в участок сделать официальное заявление. На лице его отразилось разочарование.

— Мне очень жаль, но это совершенно необходимо, — терпеливо, насколько могла, сказала она, чувствуя, что сейчас упадет в обморок от голода и невыносимой вони.

— Да это пожалуйста. Я просто думал, вам будет интересно узнать и про женщину.

— Какую женщину?

— Ну, ту, что вошла в церковь после мужчины. Я и ее тоже видел.

— О, — вздохнула Флавия. — Да, наверное, мне будет интересно узнать и про нее.

В итоге все сходится, с каким-то удовлетворением и почему-то разочарованием подумала Флавия. Когда она попросила мусорщика описать женщину, он дал совершенно внятное описание, которое позволяло с большой долей уверенности идентифицировать Мэри Верней.

Однако этот факт требовал объяснения. И чем больше она размышляла над ним, тем труднее ей было найти это объяснение. Некто вышел из церкви, и в руках у него была сумка, в которой вполне могла поместиться икона. Мэри Верней ушла с пустыми руками. Свидетель настаивал на этом пункте. Мэри пробыла в церкви не больше двух минут — этого времени недостаточно, чтобы совершить нападение на священника, вытащить из рамы икону и спрятать ее. Нужно будет на всякий случай еще раз осмотреть церковь. Картину, по-видимому, взял Буркхардт, и, видимо, он же ударил по голове отца Ксавье.

Мотив есть. Икону украл специалист по иконам. Едва ли это может быть совпадением.

Но зачем ему красть ее? Очевидно, он считал ее ценной. Но чтобы такой известный человек с безупречной репутацией?.. Сам?! Неслыханно. Такие бывает. Даже самый плохонький делец нанял бы профессионала. Вроде Мэри Верней. Тогда что он мог там делать до ее прихода? И не могла же Мэри Верней взять с собой на дело заказчика?

Флавия чувствовала, что зашла в тупик, и наказала себя еще одной сигаретой и чашкой кофе. Закурив, она уставилась в потолок в надежде, что на нее снизойдет озарение.

Не снизошло. И только она решила потратить драгоценные свободные полчаса на завтрак, мыслью о котором утешала себя с пяти часов утра, как ей позвонил Альберто.

— Есть новости, — сказал он. — В Тибре найдено тело. Не хочешь приехать взглянуть? Тебе это может быть интересно.

— Почему? — спросила она. «Тоже мне новость».

— Ах, видишь ли, его зовут Буркхардт. При нем было удостоверение, и в нем написано, что он владеет галереей. В Париже. Вот я и подумал…

— Еду. — Она подхватила куртку и выбежала на улицу.

Кто бы ни сбросил тело Буркхардта в канал, это не было попыткой спрятать концы в воду, потому что рано или поздно тело все равно прибило бы к берегу. Но его нашли на удивление быстро: донный ковш устричного судна, прочесывая ил, подцепил тело и свалил его в трюм.

Тело могли бы и не заметить, но один из членов команды был новичком и, набираясь опыта, пристально следил за работой черпалки. К словам новичка вряд ли кто стал бы прислушиваться, но он оказался сыном капитана. Если бы не он, тело было бы погребено под тоннами песка, потом выброшено вместе с песком в море и унесено за несколько километров.

Таким образом, вероятность того, что тело Буркхардта будет обнаружено так скоро, была минимальной, и если бы не удачное стечение обстоятельств, полиция потратила бы уйму времени, пытаясь разыскать его, — времени, которое они могли бы посвятить более актуальной задаче, а именно — выяснению личности человека, который выстрелил ему в голову и сбросил в реку.

Кроме того, предстояло выяснить, почему он был убит. Среди вещей Буркхардта не удалось обнаружить ничего, что могло бы подсказать причину убийства. При нем была только записная книжка с несколькими сотнями телефонных номеров. Обзванивать знакомых Буркхардта поручили несчастной Джулии. Беготней с пистолетом в таком деле ничего не добьешься.

Труп, к сожалению, был несловоохотлив и не захотел сообщить им, кто, когда и почему обошелся с ним так жестоко. Патологоанатом угрюмо заявил, чтобы на пулю Флавия не рассчитывала — она прошила тело навылет.

— Значит, стреляли с близкого расстояния? Верно?

— Возможно. Зависит от оружия, из которого был сделан выстрел. Если вам интересно мое мнение…