— А теперь послушайте меня, О'Нил. Я не сомневаюсь, что вы мастер тянуть время, но у меня к вам множество вопросов, а мое терпение уже на исходе.

— У вас вопросы ко мне?

— Да, именно. Во-первых, почему вы пытались убить меня, стоило мне объявиться в Дублине?

О'Нил посмотрел на меня с каким-то отвращением, без страха, скорее, со снисходительной ухмылкой, граничащей с крайним презрением. Я не собирался покупаться на трюки старого хрыча. Пушка-то была именно у меня. Я откинулся на спинку кресла и, поддев револьвером книгу, которую он читал, резко закрыл ее.

— Побеседуем? — произнес я с угрозой.

— Мне не нравится давать интервью, мистер Форсайт. Это так примитивно: вопрос-ответ. Если у вас есть какие-нибудь вопросы, их лучше было бы обсудить с Михаилом.

— Кто у нас Михаил?

— Это я, — отозвался Михаил, крепко обхватывая мою кисть громадной ручищей и быстрым плавным движением забирая револьвер.

Я поморщился и обернулся. Михаил смахивал на здорово подросшего неандертальца. Бритый череп, узкие монгольские глаза. Настоящий чертов телохранитель, только-только вернувшийся из Чечни после расправы с националистами.

Рука болела, как будто ее придавила бетонная плита. Михаил ткнул мне в ребра короткоствольным автоматическим пистолетом двадцать второго калибра с глушителем, а мой револьвер передал хозяину.

— Не хотелось бы о грустном, мистер Форсайт, но, если вы позволите себе лишнее, Михаил вас пристрелит.

— На глазах у множества свидетелей? — наивно поинтересовался я.

— Какие свидетели? Никто ничего не услышит, мы сбросим тело под стол и сразу же уйдем. Ваши бренные останки не найдут до самого закрытия библиотеки, а к тому времени у меня будет твердокаменное алиби, и дело превратится в «висяк», — разъяснил ситуацию О'Нил.

— Мисс Плам знает, что я хотел переговорить с вами.

— Ерунда, — отмахнулся он. — Позвольте мне вас предупредить. Михаилу вовсе не улыбается сесть в тюрьму. У него остались отвратительные воспоминания после коммунистического концлагеря. Стоит вам только подумать о том, чтобы закричать или выкинуть какой-нибудь фортель, он выстрелит не раздумывая, — пригрозил О'Нил.

Я кивнул:

— Понял. А в противном случае?

На краткий миг О'Нил смутился: об альтернативе он не подумал.

— Вы пойдете с нами, — сообразил он.

— Соглашусь, пожалуй, — решился я.

— Если вы твердо намерены идти с нами, я должен позвонить, — ядовито сообщил О'Нил и достал телефон. — Тим, ты не поверишь нашему счастью! Сейчас же подъезжай к выходу из Линен-Холл в фургоне с парой крепких ребят, — скомандовал он.

Я повернулся к Михаилу:

— А ты как получил пропуск? По тебе не скажешь, что ты любишь читать.

Михаил сделал вид, будто ничего не слышал. О’Нил, улыбаясь, отключил телефон.

— Мне очень любопытно, как вы, мистер Форсайт, меня нашли? — задумчиво произнес О'Нил.

— «Это так примитивно: вопрос-ответ»… Нецивилизованный способ общения. Поставьте мне пару бокалов «Манхэттена», и мы мило и тепло побеседуем обо всем, что вам интересно.

— О, я не думаю, что наше общение продлится долго, мистер Форсайт. Вряд ли вы сможете поведать нечто такое, что меня заинтересует, — заверил О'Нил.

— Думаю, вы ошибаетесь на этот счет. Я довольно-таки интересный собеседник. Например, я уверен, что вы и не знаете, что сегодня Блумов день. В Дублине сейчас вовсю идет веселье. А вот это может быть интересно Михаилу: в этот день Юрий Гагарин… — Я старался говорить все громче и громче, не настолько, чтобы Михаил пристрелил меня, но достаточно громко — в надежде, что услышит мисс Плам.

О'Нил остановил меня взмахом руки: завибрировал его телефон.

— Да. Превосходно… Мы спустимся через пару минут, — сказал он и повернулся ко мне с мрачной улыбкой душегуба. — Вставайте, мистер Форсайт.

Я подчинился.

— Михаил, думаю, мы сейчас все втроем выйдем на улицу через запасный выход. Вы, мистер Форсайт, медленно пойдете впереди нас. Если вы споткнетесь, упадете, закричите или сделаете хоть что-нибудь, что мне не понравится, Михаил прострелит вам голову.

Я помедлил, уставившись на него.

— А с какой стати мне вообще уходить отсюда? Стоит мне выйти на улицу и влезть в машину, вы тут же меня прикончите, — запротестовал я.

— Мы можем прикончить вас прямо сейчас. Выстрел из пистолета двадцать второго калибра с глушителем никто не услышит. Согласитесь, если мы отложим вашу смерть, у вас появится больше шансов выжить. Предположим, когда мы окажемся в фургоне, вы сможете меня разговорить. Кто знает?..

— То есть меня, может быть, и не убьют? — с надеждой спросил я.

— Буду с вами откровенен, мистер Форсайт, вряд ли вам так повезет, но случаются и еще более невероятные вещи.

Иного выбора, кроме как последовать за ними, у меня не было. Я пошел к запасному выходу.

Рядом О'Нил, держит мой револьвер. Михаил позади нас.

— Эта мисс Плам вкалывает не покладая рук. Может, вам стоит вернуться и положить книгу на место? — предложил я О'Нилу.

Он уже начал уставать от моей болтовни. Губы его сжались в суровую линию. Мы дошли до лестницы — гулкое безлюдное бетонное пространство.

— Можно его сейчас грохнуть. — Михаил говорил с какой-то разновидностью югославского акцента. Я его различаю, потому что мой прежний домохозяин в Нью-Йорке был сербом.

—  Dobar dan, [21]— произнес я, пытаясь задобрить Михаила, но этот мерзавец остался глух к моими стараниям.

Михаил тщательно обыскал меня, передал О'Нилу мешочек с патронами и все оставшиеся у меня деньги.

Мы осторожно спустились по лестнице и оказались перед дверью запасного выхода.

О'Нил повернулся к Михаилу:

— Держи его под прицелом, а я выгляну и посмотрю, нет ли легавых. Если он хоть моргнет — пристрели.

О'Нил выскользнул на улицу. Как только он ушел, я обратился к громиле.

— Не воспринимай его слова насчет мигания всерьез, — посоветовал я.

Михаил угрюмо кивнул.

— Dobar dan, Михаил. Миша, дружище… Это мог бы быть твой самый счастливый день. Я работаю на Бриджит Каллагэн, она глава ирландской группировки в Соединенных Штатах. Мы бы платили тебе в десять раз больше, чем ты имеешь в этом маленьком городишке… В десять раз! И у тебя была бы «зеленая карта». Ну, как это тебе?

Михаил засмеялся и ничего не ответил. Прежде чем я успел придумать что-то еще, вернулся О'Нил.

— Все чисто. Тим в фургоне, — сообщил он и поглядел на меня. — Одно-единственное движение или звук, Форсайт, и мы шлепнем вас прямо на улице, понятно?

— Как не понять!

Он открыл дверь. Я вышел наружу.

У тротуара, занимая сразу два стояночных места, был припаркован большой «форд»-фургон красного цвета. За распахнутыми задними дверями маячили три дуболома.

Я медленно шел по безлюдной улице. Было около шести вечера, и все, кто спешил домой, в половине шестого уже сели в автобусы и электрички. По четвергам магазины обычно работают допоздна, но сегодня, увы, не четверг. На улице задержались только два человека: проповедник с мегафоном и продавец пиратского видео.

— Пошевеливайся, — приказал О'Нил.

Проповедник нас заметил и обратился ко мне и Михаилу: известно ли нам, что наши жизни висят на волоске? Михаил ткнул меня пистолетом прежде, чем я успел насмешливо ответить чистую правду.

Мы подошли к фургону. Один из дуболомов поглядел на меня.

— Этот задохлик и есть Майкл Форсайт? — недоверчиво спросил он.

— Он самый, — подтвердил О'Нил. — Михаил, помоги ему влезть внутрь.

Я не хотел влезать в фургон. Фургон означал смерть. Я в отчаянии еще раз попробовал разжалобить О'Нила.

— Поймите, пожалуйста, что бы я ни сделал, уверен, что моя смерть — это не решение всех проблем. Я не настолько плохой человек, неважно, что вы обо мне слышали. Мы же действительно могли бы спокойно обсудить это дело, — взмолился я.

— Залезайте-ка в фургон! — потребовал О'Нил.

вернуться

21

Добрый вечер (сербск.).