Девочки — не старше дочери Бриджит — играли на улице в мяч и вдруг заспорили.

— Сейчас моя очередь!

— Нет, моя!

— Она права. — Я встал на сторону рыжей девочки, лицо которой было сплошь усеяно веснушками. — Сейчас ее очередь бросать мяч.

Девочки оторвались от игры. Они обрадовались, что взрослый восстановил порядок.

— А кто мне скажет, где здесь Брэзил-стрит?

— Вниз по этой улице и налево. А вы ищете «Дав»?

— Да.

— Он прямо на середине улицы, там ступеньки вниз ведут, — добавила другая девочка.

Я поблагодарил детей и пошел к перекрестку. Над невысокой дверью со стрелкой, указывающей на подвал, увидел вывеску — неоновый знак в виде голубя.

Перебежал улицу, спустился по лестнице и постучал в дверь, представляющую собой тяжелую стальную конструкцию, которая не заметит взрыва бутылки с зажигательной смесью и выдержит полицейский таран.

Дверь приоткрылась. Выглянул гнусный тип с наскоро починенным носом, лысый, с обычными для боевиков татуировками — типичный вышибала.

— Чего надо?

— Собачьи бои.

— Какие еще бои?

— Генри Джой Маккракен.

— Чего раньше не сказал? Заходи!

Я услышал, как он снимает с крюка тяжелую цепь, и дверь медленно открылась.

— Два фунта за вход, — объявил вышибала.

— Хорошо. — Я протянул двухфунтовую монету.

— В самый низ, — сообщил здоровяк и возвратился к чтению чувствительного романа Р. Д. Уоллера «Мосты округа Мэдисон».

Темнота. Вонь. Скрипящие деревянные ступени.

— Смотри шею не сломай, — предупредил громила, не отрываясь от книги.

Я осторожно спустился по крутой лестнице.

За металлической дверью слышны дикие выкрики. Толкнул ее и вошел.

Плотная завеса сигаретного дыма. Крики, вопли, визг. Вонь фекалий, крови, пролитого пива и пота. Комнату освещала только лампа на потолке. Судя по общему шуму, бой уже начался. Примерно тридцать человек собрались вокруг барьера из мешков с песком; внутри, на окровавленных опилках рвут друг друга два питбуля. Коричневый уже лишился уха, глаза черного залиты кровью. Они оба устали и клацают зубами, промахиваясь, но ясно, что бой не остановят: это схватка насмерть. Я ненадолго задержался и направился в глубь толпы.

Не хочу выделяться. Наверняка все эти люди друг друга знают.

Ко мне подошел букмекер — тощий тип в костюме, галстуке и с каштановой челкой. Даже без пачки квитанций он выглядел бы букмекером: в его глазах светились типично букмекерские энергия и жадность.

— Ставки делать будем? — спросил он.

— Каков расклад? — ответил я вопросом.

Он обернулся к арене:

— Два к одному на Даниэля.

— Который из них Даниэль?

— Коричневый.

С этим типом с челкой лучше не шутить; деньги букмекеры любят больше всего в мире, потому я дал ему десятку и засунул в карман квитанцию.

— Слушай, я тут в первый раз. Должен встретиться с одним знакомым, Гасти Маккоун, знаешь такого? Где бы его найти?

— Да тут он. — Букмекер указал на высокого парня, похожего на паука, стриженного «под горшок» и с пустыми глазами.

Тут черный пес в прыжке схватил коричневого за горло и вгрызся в плоть. По телевизору я видел, как подобное проделывают львы, но не собаки же! Омерзительное зрелище. Завывания коричневого пса прекратились, и его глаза начали медленно угасать.

— Проиграл ты, парень, — посочувствовал букмекер.

— Надо было мне ставить при десяти к одному.

Он улыбнулся.

Я обошел арену, окруженную потеющими, опухшими подонками, и обнаружил Гасти, поглощенного зрелищем. Когда крики стихли, на арене появился тип с тряпкой и унес мертвого пса. Другой парень напялил намордник на победителя и утащил его прочь. Третий засыпал арену свежими опилками.

Толпа гудела от полученного наслаждения и обсуждала следующих участников боев. Боевики-католики перемешались с боевиками-протестантами — это можно определить по их татуировкам. Вероятно, подпольные собачьи бои — один из методов объединения враждующих сторон.

Букмекер, который, видимо, выполнял и обязанности распорядителя, вышел на середину арены и начал расхваливать следующую пару:

— Господа, надеюсь, вы получили удовольствие от схватки породистых псов! Отменное зрелище! А теперь — схватка дворняг! Спарки — мелкий задира из Доаха, это его первый бой на сегодняшнем состязании, но, я вас уверяю, я сам видел, как этот пес сражался со здоровяками вдвое больше его самого…

— Гасти… Гасти… — прошептал я на ухо верзиле, подойдя вплотную.

Он обернулся и посмотрел на меня:

— Ты кто?

Я схватил его за футболку и упер дуло револьвера ему в живот. Для вида я улыбался и похлопывал его по плечу, как будто мы старые знакомые. Но я был зол. Эти дети на улице, все неурядицы, безрезультатные пока поиски Шивон — все это начинало сказываться на моем настроении.

— Гасти, слушай меня, ублюдок, это револьвер тридцать восьмого калибра, и я продырявлю тебя, если ты мне не скажешь, что случилось с Шивон Каллагэн, — проговорил я тихо.

— Не понимаю, о чем ты, черт побери, говоришь!

Я до боли вдавил револьвер ему в живот:

— Гасти, я не шучу.

Прямо над нашими головами чуть покачивалась лампа, и распорядитель заметил меня. Толпа зрителей не давала ему рассмотреть, что происходит между мной и Гасти, да и револьвера он не видел, однако Гасти заметно побледнел, и это показалось букмекеру подозрительным.

— Еще одна ставка, парень? — выкрикнул он. Несколько человек обернулись, бегло оглядывая меня.

Черт, отвечать нужно быстро! И тут ситуация словно срывается с места и несется вперед, как неуправляемый автомобиль.

— Двадцать фунтов за твою прическу против любого пса, которого ты притащишь! — откликаюсь я, держа теперь револьвер ниже пояса Гасти, чтобы он не выкинул какой-нибудь фортель.

Толпа взвыла от хохота, и букмекер, зло сверкнув на меня глазами, возвратился к своей болтовне.

Я выкрутил руку Гасти ему за спину, он сморщился от боли. Букмекер снова с подозрением посмотрел на меня. Этот сукин сын меня сразу невзлюбил, но тут его внимание отвлекли с десяток желающих сделать ставки, и, пока он их оформлял, на арену вывели двух метисов терьера.

— Гасти, кто похитил Шивон? Где она?

— Не знаю.

— Я могу тебя убить, Гасти, прямо сейчас. Мне по барабану, что произойдет со мной или с тобой. Скажешь, где находится Шивон, — будешь жить, если нет — я через две секунды пристрелю тебя, понял? — сказал я негромко, пристально глядя в его расширившиеся зрачки и пытаясь внушить, что я самый опасный ублюдок на всем белом свете.

До Гасти кое-что дошло, и все же он по-прежнему боялся их, а не меня.

— Гасти, я знаю, что ты убил Барри на борту «Рыжей копны». Знаю, что ты работаешь на похитителей. Скажи мне, где она? — дожимал его я.

Псы начали рвать друг друга в клочья.

Пот. Вонь. Кричащий букмекер. Я продолжаю настаивать. Гасти дрожит.

А затем меня накрывает волной усталости. Усталость от напряжения последних суток. От этого отвратительного притона. От людей наподобие Гасти. От нового Белфаста с почищенным фасадом, за которым остались те же грязь и смрад. Не одно поколение разномастных уродов должно умереть, чтобы начались настоящие перемены. Почему бы не начать с Гасти?

— Ну что ж, парень, молись… — Я решил убить его, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет.

К счастью, то ли прочитав мои мысли, то ли догадавшись по выражению моего лица о том, что я не шучу, он начал умолять о пощаде:

— Пожалуйста, не надо! Я не знаю, от кого ты получил сведения, но я действительно ничего не знаю о пропавшей девочке, — выпаливает он.

Я решил помочь ему вспомнить правду отсчетом секунд его заканчивающейся жизни:

— Это старый трюк, Гасти, но действенный: даю тебе пять секунд, а затем стреляю в живот. Раз…

Гасти трус. Чтобы ходить на собачьи бои, особой храбрости не нужно.

— Хорошо, хорошо, черт побери! Не убивай меня, я тебе все расскажу. Ради бога. Только не убивай, у меня жена недавно родила!