Не занятые вахтой офицеры кучковались на мостиках, разглядывая и обсуждая французские корабли, а поскольку настроение царило праздничное и оживленное, то и разговоры текли легко и остроумно. Николай со старшим офицером обсуждали достоинства новейших французских дредноутов "Франция" и "Жан Бар", которые, тяжело пыхтя тремя трубами каждый, медленно проходили сейчас вдоль строя русских кораблей, причем на одном из них присутствовал сам Пуанкаре. Стороны сошлись во мнении, что достоинств у иностранных линкоров довольно много... но и недостатков хоть отбавляй.
- А все же нос у этих детищ французского гения мокрый - говорил Беседин:
- Хоть борт и высок, но кто же башни так близко к форштевню ставит? Перетяжелили оконечности, лягушачьи дети, теперь будут воду черпать на любом волнении.
- Это да, плохо, хотя мы и сами крокодилы те еще - борт низковат так что в волны зарываемся не хуже. Зато у них в носовых и кормовых башнях по четыре ствола, так что по носу ему пристреливаться удобнее, чем нам, и по корме, кстати, тоже - отвечал Николай.
- Да и бортовой залп неплох, десять пушек, как у "Кенига" - подхватил Беседин.
- Ну, здесь они намудрили. Конечно, большой плюс французам, что в кои-то веки сделали линкор, похожий на боевой корабль, а не помесь Нотр-Дам-де-Пари с Комеди Франсез, с Эйфелевыми башнями вместо мачт впридачу. Но эта их мода, распихивать орудийные башни по бортам, непонятна: у "Кенига" десять орудий, и все они участвуют в залпе, а у "Франции" как и у нас - двенадцать, но по борту могут стрелять только десять. "Севастополю" бортом пристреливаться быстрее и удобнее, там, где я сделаю три четырехорудийных залпа, французы - только два, хотя и пятиорудийных. К тому же хоть пушки у них и двенадцатидюймовые, но, похоже, послабее наших будут. Нет, Александр Васильевич, выглядит "Жан Бар" импозантно, но один на один я его раскатаю.
- Зато гляньте, как у него противоминная артиллерия над водой высоко - не то, что наши казематы.
- Это да, чего не отнять, того не отнять
- Ссссоюзнички... - прошипел сквозь зубы Дьяченков 2-ой, незаметно присоединившийся к беседующим офицерам.
- А что ж так невесело, Виктор Сергеевич? - улыбнулся старший офицер
- А то, господа, что война на носу. Полыхнет со дня на день, помяните мое слово. - мрачно пророчествовал старший штурман, убежденный в своих словах много больше, чем Кассандра в падении Трои.
- Что, прямо завтра? Или может, все же до послезавтра дотерпит его австро-венгерское Высокопревосходительство?
- Кабы и послезавтра, так я не возражаю. Тогда немцы заткнут своим хохзеефлотте Балтику как бочку затычкой, и сидеть бы этим... - Дьяченков резко кивнул в сторону французской эскадры, продолжая:
- Сидеть бы этим всю войну в Гельсинки, и к зиме было бы у нас шесть дредноутов, а не четыре. Да только сейчас еще не начнут, вот уползет Пуанкаре в свой Париж, тогда...
- Экие Вы, штурмана, пессимисты - улыбнулся Беседин:
- Я, почитай, с 1908 года только и слышу: "Война! Война на носу! Никак не позднее, чем со следующего понедельника!". Оно вроде и верно, если на международную обстановку посмотреть: то в Европе кризис, то турки с греками резаться начинают, или еще что случается такое, что перестаешь ночами спать в ожидании генеральной баталии. А на деле - пшик, побурлило и успокоилось, и что сейчас будет - никто не знает.
- Кое-кто все же знает - пробурчал слегка уязвленный Виктор Сергеевич:
- Точно Вам говорю: не зря, не просто так Пуанкаре к нам засобирался, не на блины с малиновым вареньем он к нам едет. Будет он Государю Императору о союзническом договоре напоминать, убедиться хочет, что Россия-матушка от слова своего не отступится. А раз не через послов, сам заявился - значит, совсем припекло и со дня на день начнется.
- А Вы, Николай Филиппович, что скажете? - пожал плечами, теряя интерес к теме Беседин
- Я бы на месте немцев подождал еще пару недель, перед тем как начинать - задумчиво ответил кавторанг.
- А почему именно две недели? - удивленно воззрился на него Виктор Сергеевич, а Александр Васильевич тонко улыбнулся, предвкушая потеху.
- Дело в том, что буквально вчера, я с огромнейшим трудом раздобыл билет в Финский национальный, на гастроли Большого театра. Тридцатого июля они дают "Князя Игоря", и, доложу я Вам, со стороны кайзера было бы величайшим свинством начинать войну раньше этого срока. Потому как если объявят мобилизацию, то на оперу я наверняка не попаду - пряча улыбку в усы закончил Николай.
-Вам все шуточки! - взъярился Дьяченков:
- Да Вы хоть знаете... Вы знаете, что завтра Государь Император объявит о досрочном выпуске военных училищ?! Вы понимаете, что это означает?!
- Господи, да если сам Государь объявит об это завтра, откуда ж Вам сегодня об этом известно? - развеселился Беседин, но Маштакову вдруг стало совсем не до смеха. Он помнил: то ли дядя, то ли двоюродный брат Виктора Сергеевича занимал высокий пост в одном из кавалерийских училищ и если им что-то такое сообщили, пускай неофициально, на ушко, то...
То дела действительно плохи, потому что досрочный выпуск означает лишь одно - армия разворачивается во всю мощь, до отказа напитывая свои корпуса ротами и батальонами. Это, конечно, еще не мобилизация, но даже серьезнее - мобилизованного крестьянина, случись что, можно отправить домой, он только рад будет, но вот офицера, пусть и недоучившегося, обратно в юнкера не загонишь. И если ТАМ приняли такое решение... значит, дела обстоят куда хуже, чем казалось Николаю. Много хуже.
Старший штурман, бросив исполненный яростного негодования взгляд на обоих офицеров, развернулся и с четкостью, сделавшей честь любому кавалергарду, быстрыми шагами направился к трапу. Так что, когда Николай поднял глаза, Дьяченкова уже и свет простыл и даже рассерженный стук его каблуков уже затих в отдалении.
- О чем задумались, Николай Филиппович? - улыбаясь, спросил Беседин кавторанга
- Все больше о высоком. Если война с германцем действительно начнется, то рейнское к обеду, как я понимаю, подавать перестанут?
Но настроение было испорчено и Николай, откланявшись, оставил старшего офицера в одиночестве. А к вечеру того же дня в глубине души окрепла уверенность, что Дьяченков прав и война неизбежна.
Впрочем, от этого на "Князя" хотелось еще сильнее - предчувствие скорого перехода к военным будням требовало взять от последних мирных дней по максимуму. Николаю с большим трудом удалось раздобыть билет, но он не был уверен в том, что эта мелованная, плотная и пахнущая типографской краской бумажка гарантирует ему участие в столь замечательном событии культурной жизни Гельсингфорса. И не в кайзере было дело - командующий Балтийским флотом, Николай Оттович фон Эссен, хотя и сбавил слегка обороты в деле подготовки экипажей, но все же продолжал гонять вверенное его попечению войско до седьмого пота. Кто мог знать заранее, что придет в голову озорному старику к следующей субботе? В обычное время на флоте стремились выполнять все положенное с понедельника по пятницу, чтобы дать офицерам и нижним чинам проводить субботу и воскресение в увольнительных, хотя случалось по-всякому. Теперь же строить планы на будущий отдых стало и вовсе затруднительно.
День за днем проходили в напряженных тренировках и сборах - маски были сброшены, никто уже не сомневался в том, что флот готовится к войне. Моряки с дрожью вспоминали позор Порт-Артура, когда японские миноносцы в первую ночь войны обрушились на беспечную русскую эскадру, повредив лучшие ее корабли. Такого больше не должно было повториться, и потому к грядущим перипетиям готовились все и повсеместно. Минные заградители принимали в свои бездонные чрева сотни и сотни черных рогатых шаров, коими будет перекрыто горло Финского залива от Порккалла-Уд до самого Наргена. На этой минной позиции, именуемой "Центральной" линкоры Балтфлота должны будут встретить врага, если тот рискнет бросить свои эскадры на прорыв к столице Российской Империи. Но одной только ею дело не ограничивалось: подводная паутина невидимых глазу минных линий должна была увязать острова Моонзунда в единую, неприступную крепость. И она не останется без гарнизона: на Эзель и раньше постоянно базировались "Апраксин" с "Сенявиным" да дивизион старых миноносцев, но сейчас туда же ушли обе бригады старых крейсеров, включая "Баян" князя Еникеева. Вообще-то база на Эзеле имела все необходимые запасы для этих кораблей, но для того, чтобы не транжирить их раньше времени крейсера грузились углем и снарядами в Гельсинки и Ревеле, так что Николай к большой своей радости смог повидаться со старым другом.
