Когда господин Онисимов, поправив здоровье, ранним утром приехал в банк, и ему рассказали об ограблении и убийстве, свершившихся в его отсутствие, он впал в состояние тихого ужаса. А когда кассир показала место, где умер несчастный Баландин, Атанасию Васильевичу примерещилось неотмытое пятнышко крови на полу, отчего он едва не сомлел. 

Долгое время после этого бравый бухгалтер чувствовал себя очень скверно, и даже утратил интерес к работе, не будучи в состоянии сосредоточиться на ней как следует. Потом все прошло. И все же, иной раз, Атанасий нет-нет, да и пытался представить себе, как это случилось: так человек трогает языком больной зуб, хоть и знает, что это будет ему неприятно. Вот операционный зал, такой родной и знакомый, вот распахивается дверь и входят какие-то люди, на челе их - печать порока, но пока все еще мирно. Вот они рассредоточиваются по залу, вот их вожак делает шаг вперед, гордо вскидывает голову и громко говорит что-то такое, чего Атанасию совсем не будет слышно в его кабинете за стеклом.  В своих мыслях Атанасий видел этого безнравственного господина так ясно... ну вот как этого темноволосого человека средних лет в темном плаще, наброшенном поверх цивильного пиджака, который только что вошел сейчас в зал вместе со своими друзьями. Вот он сделал шаг вперед, и что-то громко сказал, чего Атанасию Васильевичу совсем не было слышно...

...и достал огромный, вороненый револьвер с длинным стволом.

Атанасий Васильевич громко икнул. Сердце ушло куда-то вниз, все тело от шеи и ниже превратилось в студень, и он совершенно о забыл обо всем, не в силах оторвать взгляд от разворачивающейся перед ним драмы. В это время посетителей было немного - только дама в модной шляпке, да какой-то офицер. Но дама, обернувшись, вскрикнула и упала в обморок, зато офицер...

События застали его стоящим с какими-то бумагами в углу зала, куда фантазия архитектора поместила монументальнейшую колонну, чья ширина позволяла человеку спрятаться за ней полностью. Атанасий ни в коей мере не винил офицера, шагнувшего прямо за нее - будь на то его воля, он и сам попытался бы скрыться от ставшего явью кошмара. Но вдруг в руке солдата сверкнула сталь и стало ясно, что офицер вовсе не будет прятаться от ужасов, творившихся в операционном зале: наоборот, он явно собирался стать их частью. Воин вскинул руку, вооруженную револьвером и словно преобразился - вместо обычного посетителя перед Атанасием Васильевичем был сейчас тигр в офицерской форме. Вот он сделал мягкий, исполненный грациозности шаг вбок и его револьвер полыхнул огнем, а главарь, до того размахивавший своим оружием вдруг дернулся, как от пощечины и упал, разбрызгивая темно-алую жидкость. А офицер снова сделал небольшой шажок в сторону и снова револьвер в его руке слегка задергался, отчего второй злоумышленник, уже вскинувший было оружие для защиты вдруг грохнулся оземь и затих.

В каком-то осоловении Атанасий Васильевич смотрел на разворачивающийся перед ним битву, и вдруг осознал, насколько офицер хитер и находчив. Он держался за колонной, осторожно смещаясь вправо, и стрелял, как только кто-то из налетчиков попадал в поле его зрения. Тому, в которого он стрелял видна была только его рука, да немного головы, а это не такая уж удобная цель для револьвера, при том что остальные злодеи не видели и этого. В то же время разбойники, видать, рассчитывали взять всех на испуг и не ждали вооруженного отпора, так что они стояли открыто и были отличными мишенями. Чем безымянный офицер и воспользовался - уже третий налетчик вдруг медленно осел, выронив пистолет, и вяло сучил ногами, в растекающейся луже крови.

Вдруг офицер скрылся за колонной. Вероятно, в его револьвере кончились патроны и требовалось перезарядить, но теперь он оказался безоружным перед бандой отпетых головорезов. Сейчас, очевидно, его можно было бы взять голыми руками, но налетчики, враз потеряв троих подельников, запаниковали. Они открыли бешеный огонь по колонне, за которой укрывался их противник, но, конечно, повредить ему ничем не могли: зато их бесполезная канонада дала ему нужное время. А затем из-за колонны вновь показалась рука с револьвером, и еще один разбойник выронил пистолет, хватаясь за простреленное плечо...

Все же среди налетчиков нашелся один крепкий сердцем, а может просто самый злой и толковый. Вооруженный только кинжалом, он сообразил слабость позиции офицера, который, прячась за колонной, не мог видеть всех злоумышленников сразу. И попытался ей воспользоваться, бросившись к колонне и обегая ее с другой стороны, с тем чтобы напасть на офицера врасплох. Метнулся куницей: только что стоял, пригнувшись, в центре зала, а вот уже скрылся прислоненной к колонне ширме. Сердце Атанасия сжалось, в ожидании неизбежной гибели храброго военного. Да только офицер-то оказался не лыком шит - рука с револьвером исчезла, грохнул выстрел, а оттуда, куда забежал убийца, вдруг брызнул фонтан крови. Через мгновение, только что быстрое и ловкое, а теперь безвольное тело злодея с простреленной головой выпало, опрокинув ширму, ударилось оземь, проскребло скрюченными пальцами и более не шевелилось.

Это для налетчиков оказалось уже слишком, и они бросились к лестнице, бессмысленно паля во все стороны. Вдруг стекло окошка, куда смотрел Атанасий Васильевич раскололось множеством осколков, у его уха туго взыкнула пуля.  От этого добрый счетовод, взвизгнув от ужаса, враз вернул власть над своим организмом и с бодростью, удивительной в почтенном годами теле, скрылся под письменным столом.   

Выпавшие из окна осколки стекла еще не достигли уличного тротуара, когда Николай услышал сухой треск револьверной стрельбы.

- Ааыыыыхх - втянул в себя воздух мужчок-извозчик, отшвырнул корзинки с яйцами и бросился под стоявшую рядом тройку. Однако возница последней, услыхав стрельбу, гикнул, хлестнул коней и рванул с места в карьер: оставшийся без защиты мужик, оставаясь на коленях, как-то по крабьи, в полуприсяде, двинулся куда-то вбок. Совсем иное дело - пожилая женщина, только что улыбавшаяся Николаю. Улыбка сползла с ее лица, но паники на нем совершенно не было: она замерла, но вовсе не парализованная страхом, а просто не понимающая, что же ей сейчас делать. Это ее спокойствие моментально прояснило Николаю голову - подскочив к женщине, он взял ее под руку и подвел к стене дома. То, что стреляли в доме, а не на площади, он уже понял, раз одна пуля вылетела в окно, значит могут и другие, так что бегать перед фасадом опасно. Но стены дома крепки, из револьвера их не пробить, и, если двигаться вдоль них, не заглядывая в окна, можно ничего не опасаться. Что ж, план спасения бабушки был как будто неплох, и кавторанг совсем уже собрался приводить его в исполнение. Но в этот момент дверь подъезда грохнула, едва не слетев с петель, и двое в штатском выбежали из нее, причем у одного из них в руке Николай увидел браунинг.  Теперь уж проснулся и городовой, свисток которого выдал заливистую трель и тот, что с браунингом втянул голову в плечи. Оба налетчика бросились бежать, к счастью - в противоположную от Николая сторону. Вдруг подъездная дверь с снова с грохотом распахнулась и из дверей, спиной к Николаю, бочком выдвинулся какой-то кавалерист с револьвером. Стрелок, словно в тире, заложил левую руку за спину, вскинул револьвер, чуть повел стволом... Затем треснул выстрел - и тот, что бежал с браунингом выпустил свое оружие, с воем покатился по мостовой, вцепившись в залитую кровью ногу. Его подельник шарахнулся было в сторону, но на него уже набегал городовой, воздев к небу свой, средних размеров арбуза, кулак.

Впрочем, ни на что это Николай уже не смотрел, потому как за спиной офицера появился еще один персонаж в штатском. Он тоже был вооружен, сжимая в правой руке револьвер, но видно было, что совсем забыл о нем от страха - руки бандита тряслись, а в слезящихся выпученных глаза плескался ужас. Он легко мог застрелить офицера, но вместо этого, серенькой мышкой проскочил у того за спиной и кинулся бежать - увы - прямо на Николая.