Но одно было непонятным – изображение младенца. Малачи подогнал его в середину поля зрения. Если на других изображены известные магии, то это – магия неизвестная, должно быть.

«Но она есть часть Волка, значит, надо ее разгадать, чтобы ознакомиться со свойствами этого доспеха».

Закрыв глаза, но мысленно видя изображение, Малачи произнес это заклинание.

Его затрясло, и он тут же покрылся холодным потом. В голове опять вспыхнул яркий свет, да с такой силой, как волна, ударяющая в волнорез. Перед его мысленным взором одно за другим пронеслись изображения на табличках. Из всех шестиугольных табличек сложился гармоничный узор сот, но Малачи не узнавал рисунков на них.

«Наверное, пиктограммы, как тот шрифт, каким пользовались в древнем Цее».

Свет замигал, потом снова затопил его. Шестиугольники один за другим трансформировались и превращались в треугольники, при этом изображения на них изменялись и оказывались интуитивно знакомыми. Семь табличек – по одной на каждый орган чувств – выстроились в ряд справа, и изображения на них попеременно становились то черными на красном фоне, то наоборот. В процессе этого Малачи получал способность видеть, слышать, обонять и осязать вместе со своим доспехом-Волком.

Изменилась окраска таблички с изображением бегущего волка, и Малачи понял, что может контролировать движения доспеха. Он произнес заклинание на когти, и из правой лапы Волка вылезли когти длиной с палаш. Выбрав одну табличку, которую он отбросил вначале, Малачи сотворил голубое пламя на когтях, этот магический прием усиливал их действенность.

Жрец Волка поражался способностям своего доспеха, но его бросала в дрожь мысль о том, к чему это может привести. В юровианской традиции, магия должна воздействовать только на предметы. В традициях Истану – только на людей, а те, кто пользовался ею иначе, считались одержимыми злым духом. Дурранская магия являла собой синтез двух этих школ и была применима или отвергнута и в той, и в другой. Малачи в глубине души знал, что в ней нет зла, но он подозревал, что его начальство не будет радо, что он этим воспользовался.

«Дурак тот, кто ставит рамки для интерпретации действий Господа или объявляет свое эксклюзивное право на эту интерпретацию. Если Господь создал эту магию и дал ее людям, видимо, она нам требуется. Осветился новый путь достижения цели, поставленной мне Господом. Возможно, осознание этого и есть истинный смысл всего, что мне пришлось перенести».

Малачи придал своему доспеху вертикальное положение, поставил его на задние лапы и посмотрел из него вниз, на Урию:

– Послушай, я тебя вижу. На самом деле вижу. У тебя рыжие волосы, зеленые глаза, правда? Всего тебя вижу. Невероятно! Столько возможностей открывается!

– Но тебе некогда будет осваивать многие из них, – Дост отошел от Урии и поднял руки кверху. Воспарил над полом пещеры на четыре фута и опустил руки по швам. Из скрытой наверху, за сталактитами, расселины на Доста хлынула золотая река. Малачи ждал, что она сейчас растечется по всей комнате и образует большую лужу, но этого не произошло. Зато контуры человека, стоявшего перед Малачи, увеличились, заполнившись этой золотой массой, до размера Волка.

Контуры медленно затвердели и приобрели отчетливые очертания, такие же, как у Волка и одиннадцати окружающих их Тигров. Доспех Доста остался прежним, но увеличился в размерах, у него появились мощные мускулы и резко очерченные благородные черты лица. Уши у него были заостренные, как у всех дурранцев, он прижимал руку к груди благородным жестом, присущим правителю.

Доспех Доста улыбался, и Волк Малачи раскрыл челюсти, по-волчьи имитируя улыбку.

– Враги подошли к стенам города Доста и намерены превратить в рабов народ Доста. Вас всего дюжина, но вы обладаете храбростью дюжины дюжин. За мной, и они не одержат победу над нами.

Последний залп снес городские ворота. Робин схватил Наталию в охапку и оттащил за броневые плиты:

– Они уже в городе, тасота. Вам лучше уйти. Она огрызнулась, глаза ее вызывающе сверкали:

– Давай стреляй, я буду заряжать.

– Готов, – кивнул Робин. – Да.

– Щит вверх.

– Готов, – Нагент нажал на педаль.

Щит пополз вверх. Жрец Волка направил стрелу вниз и повернул арбалет чуть-чуть налево:

– Навел на одного. – Он произнес заклинание, и лук засиял синим светом, потом Робин нажал на спусковой рычаг.

Таран Вандари, в которого он прицелился, чуть отошел направо. Стрела попала в его левое бедро, проткнула его насквозь и вылетела с противоположной стороны. Таран начал спотыкаться, упал на колени, но не застыл, как другие. Поколебавшись минуту, он поднялся и продолжал свое движение, несмотря на заметное прихрамывание.

– Мы успеваем сделать еще три выстрела, – Робин настроил взводные крючки и согнул тетиву лука для зарядки стрелой:

– Заряжай. – Да.

– Готов. – Да.

– Щит вверх.

Нагент ступил на педаль:

– Готов.

Робин опять выстрелил, на этот раз без всякой магии. Тараны Вандари набирали скорость и рвались вперед. Они быстро оказались в зоне поражения под выстрелами. Их пушки замолчали, боясь попасть по своим, и у Робина появилось время на прицеливание. Да ему этого и не требовалось, при такой скорости приближения противника. С каждым шагом они становились уязвимее. Он выстрелил в шевелящуюся массу золотых гигантов и молил Бога об успехе.

Один Таран споткнулся и рухнул, но его было не видно из-за пыли, поднятой идущими рядом коллегами. Другие арбалеты тоже стреляли по толпе, не целясь, но одна стрела рикошетом взмыла в воздух, не попав в цель. Было не видно, не упал ли еще какой Таран.

«Проклятье. Этот выстрел мог бы поразить кого-то внутри города, если бы я не поставил запорный блок».

Взведя курок баллисты, Робин почувствовал, что пот течет со лба и ест глаза.

– Заряжай. А после этого, принцесса, самое время помолиться.

Урия переводил взгляд с Волка на Доста:

– А мой доспех где?

Дост покачал своей огромной головой:

– А тебе не будет.

У юноши все сжалось внутри:

– А как же я без доспеха?

– Сражение не для тебя, Урия. – Дост нагнулся пониже и протянул руку, как бы намереваясь похлопать илбирийца по плечу, но не стал. – Освоил бы шарик, смог бы получить доспех.

– Что же ты не сказал?

– Я тебе говорил: важно узнать все, что сможешь, об этом шарике. – В словах Доста звучало разочарование, эхом отразившееся от стен пещеры. – Надо было изучать шарик. Полковник Кидд и я смогли сделать для тебя только одно – доставить тебя так далеко. А уж ты сам должен был завершить свое путешествие.

Урия похлопал себя по груди:

– Постой, меня же готовили к боевым действиям. Ты ведь знаешь, я легко обучаюсь. Я смог бы.

– Даже твоего курса обучения в Сандвике недостаточно. И не поможет тебе твой ум и легкость в обучении. – Дост протянул руку к огромному арочному проходу, закрытому каменной стеной. – То, что нам предстоит там, не всем обходится легко.

– Не понял.

– Вот именно, – кивнул Дост. – А должен бы понять. Помнишь, я предположил, что попал в ловушку в своем истинном облике для того, чтобы понять, что это такое – быть простым смертным? – Урия кивнул. – Я правильно предположил. И тебя оторвали от семьи и учителей в надежде, что ты тоже научиться на своих уроках.

Урия смотрел под ноги и чувствовал, что весь дрожит.

«Я как доспех, имею столько возможностей, но сам себя ограничил, не старался достичь совершенства. Это все мой эгоизм. Сам грешен».

– Нимчин, я понимаю, то, что ты сказал, – это мудро. Прошу тебя, позволь мне быть рядом с тобой.

Доспех Доста отрицательно покачал головой: – Недостаточно осознать умом, надо понять сердцем. «И полковник Кидд то же самое говорил, ты должен познать свое сердце, а у меня его нет».

Урия почувствовал комок в горле, когда осознал, как он далек от того бескорыстия, с которым Дост защищает свой народ от крайинцев.

«Я всегда хотел стать великим, и я безрассудно утратил свой шанс еще до того, как понял, что он у меня был».