Широко раскинув руки, Малачи закричал, чтобы звуком перекричать боль. Когда он надсадил горло, что и оно как будто загорелось, он закашлялся и умолк. Измученный, он откинулся назад, и тяжесть раскинутых рук потянула его плечи к земле.

Боль и жар исчезли. Малачи испугался: не значит ли это, что руки начисто обгорели и разорванные нервы собираются с силами, чтобы снова травмировать его.

«Пока не думаешь о руках, они вроде бы и не болят».

Он изо всех сил старался думать о чем угодно, кроме рук, но без толку: он не мог не ждать следующего агонизирующего приступа боли.

Так было, пока он не ударился правым предплечьем о скалу.

Что-то зазвенело.

«Откуда звон? – Малачи нахмурился. – Обгоревшие руки не звенят».

Он все еще полулежал, откинувшись на спину, но ему было очень неудобно – бедра затекли. Малачи пошевелил пальцами правой руки.

«Двигаются!»

Жаль, подумал он, не вижу, как они шевелятся. Он щелкнул пальцами.

Они щелкнули. Он их ощущал. Он слышал, как они щелкнули.

Медленно подняв левую руку, он снова щелкнул пальцами.

Он услышал звук, ощутил руку.

Протянув вперед только указательные пальцы, Малачи свел их вместе перед собой.

Кончики пальцев соприкоснулись.

«Ладно, предплечья и кисти в порядке, но звон-то откуда?»

Он провел одной ладонью по другой вверх и вниз, пока не нащупал прохладный металл на предплечьях. Три четверти предплечья каждой руки, от запястья до локтя, представляли собой сплошные металлические цилиндры. На правом Малачи нащупал рельеф меча, на левом – пастуший посох. Меч и Посох. Над обоими изображениями он нащупал голову волка. «Совсем как золотые наручи, которые святой Дунстан выковал для короля Эдгара. Как такое могло случиться? – Он на минуту задумался и кивнул, догадавшись. – Во второй молитве я просил, чтобы мне было дано такое же умение, чтобы моя служба была угодна Господу, как служба святого Дунстана. Видно, мою просьбу приняли немного более буквально, чем я хотел, но в результате молитва сработала».

Малачи ощупал открытые края наручей и попытался запихнуть под край ноготь большого пальца. Не вышло. Насколько показало ощупывание, металл сплавился с его телом без швов. При постукивании по наручам вибрация распространялась по всему телу, но сами наручи были нечувствительны к прикосновениям.

«В этом отношении они похожи на мой доспех. Странное такое сплавление, но оно должно как-то объясняться. Но в данный момент главное – что я освободился».

Малачи, успокоенный, кивнул сам себе и откинулся на спину лицом к Небу.

«Господь всемилостивый, благодарю Тебя за то, что дал мне умение, позволившее мне освободиться. Спасибо и тебе, святой Дунстан, за твое своевременное посредничество и вдохновенное вмешательство ради меня. Эти наручи будут служить мне напоминанием о твоей преданности Господу, которой я всеми своими силами буду подражать. Да будет воля Твоя».

Утомленный произнесением заклинаний и мучимый жаждой, Малачи неуверенно поднялся на ноги и прислонился к скале. Урия говорил, что тут есть ручеек, текущий на юг, и если предположить, что сейчас еще утро, то можно определить, где восток, если поворачиваться вокруг своей оси и постараться ощутить кожей лица, где солнце греет больше.

«Урия! Про него-то я забыл!»

– Урия, ты где?

Слева раздался какой-то звук, он повернулся в ту сторону и услышал, что позади него кто-то есть. И не успел он обернуться, как внезапный резкий удар по затылку оглушил его и опрокинул наземь.

«Что такое?»

Он старался подсунуть руки под себя, опереться на них и подняться, но на спину ему опустилась нога в сапоге.

– Урия?

Ответа ему не было, но стоявший над ним человек заговорил:

– Да, Дмитрий, это илбириец.

– Интересно, почему Хасты забрали почти все вещи жреца Волка, а его самого оставили здесь, вместе с его золотыми наручами и серебряными глазами?

– Откуда мне знать. Ведь я простой разведчик и нахожусь здесь, а не дворянин и не сижу во Взорине. Завтра «Зарницкий» должен повернуть назад, во Взорин – надо заправиться углем. Давай им посигналим – пусть забирают нас и его тоже. Ты задал интересный вопрос, и князь Арзлов сумеет узнать ответ у этого типа.

– Ну, слава Богу, наконец-то, Григорий, – Наталия бросилась к нему, и они обнялись. – Меня стражи князя Арзлова не выпускают из покоев уже четыре дня. Говорят, твой приказ, но я знаю, все врут…

Он выпустил ее из объятий и положил руки ей на плечи. Неохотно она отпустила его и подняла голову, моля Бога, чтобы Григорий улыбнулся.

Но суровое и официальное выражение лица белокурого воителя ее испугало:

– Что случилось, Григорий? Выражение его лица немного смягчилось:

– Прошу вас, тасота Наталия, давайте сядем.

Наталия кивнула и, держа его за руку обеими руками, подвела к кушетке. И сама села, подвернув под себя ногу:

– Григорий, что за официальность?

Гусар присел с краю, рукой массируя себе лоб.

– Да какая тут официальность, Наталия. Ты прости, я мало виделся с тобой в последние две недели…

– Мы провели вместе всего четыре дня, Григорий, а ночей и того меньше.

– Да, да, знаю. – Он с трудом проглотил комок в горле и сложил руки на коленях. – Я неправильно все понимал, когда пообещал защитить тебя. Теперь я понял. Пусть я был неправ, но я все делал из любви к тебе. Поверь.

Наталия растерялась и нахмурилась:

– Защищать меня? От чего?

Григорий тяжело вздохнул и пальцами пригладил свои длинные белокурые волосы:

– Против тебя заговор. Мы его раскрыли. Будет еще одна попытка тебя похитить. То было не покушение на убийство, а намерение похитить. Тебя хотел украсть Шакри Аван, правитель Гелансаджара. Но его агента, без ведома Авана, на самом деле нанял Рафиг Хает. Хает хотел превратить похищение в убийство, чтобы доставить большие неприятности Шакри Авану.

У нее отпала челюсть:

– Бред какой-то, Григорий. Похитить меня, чтобы восстановить Крайину против Гелансаджара? Шакри Аван не самоубийца.

– Милая ты моя, ему-то ничего не грозит, – Григорий сжал кулаки. – Знаешь, что мы узнали? Шакри Аван уже год ведет переговоры с одним нашим такарри. Вот почему тебя надо было похитить. Этот такарри желает руками Шакри Авана обесчестить князя Арзлова, тогда его уберут из Взорина. Потом этот такарри как бы вступит в переговоры с Шакри Аваном, тебя вернут, и он станет национальным героем. В этом качестве он поднимет мятеж с целью свергнуть твоего отца с трона.

Наталия затрясла головой, стараясь сбросить охватившее ее оцепенение. Придя в себя, она ужасно разозлилась, что кто-то желает воспользоваться ею так жестоко в дурацком заговоре. Не верится, что такарри может пасть так низко. Действительно, в истории Крайины бывало, что какой-то такарри становился тасиром, но их всегда брали из младшей генеалогической линии правящей династии. После войны с Лескаром и наград, которые тасир роздал всем своим нарашалам, среди нынешних такарри не было ни одного из рода Оганских, хотя некоторые женились на дочерях тасира и официально имели шанс стать преемником на троне.

«Кто бы решился? Не Марина ли?»

Она перебрала в памяти всех такарри – да ни один из них на такое не пойдет. Большинство недостаточно умны и коварны, чтобы продумать все за и против заговора.

«Может, кто-то из сестер решился, чтобы продвинуть мужа?»

Теоретически она это допускала, но в реальности – вряд ли. Наталия отдавала себе отчет, что она – девятый ребенок тасира, незамужняя, при дворе занимает достаточно скромное место, да и в умах соотечественников – тоже. Конечно, отец щедро наградит любого, кто ее спасет, но факт ее спасения ни в коем случае не может стать стимулом для смещения с трона.

Она сердито сверкнула зелеными глазами:

– Скажи мне, Григорий, кто это?

– Не могу. Мы еще не узнали.