– Я понимаю.

– Но, найдя свою вечную любовь, ты будешь очень счастлив… всегда. Я искренне надеюсь, что ты найдешь ее, Брэм.

Я уже нашел, подумал он. Да, в этот самый момент он держит в объятиях свою вечную любовь!

Но неужели Глори даже мысли не допускает, что она и есть вечная любовь? Неужели ему так и не удастся пробить эту проклятую стену между ними?!

Глава восьмая

Ночью Брэм больше бодрствовал, чем спал. Он вел бесконечный диалог с самим собой, обдумывая, как скажет Глори, что у них много общего, и попросит ее перестать играть роль исследователя.

О себе же он скажет, что, с тех пор как стал ее мужем, все, что он делает и говорит, совершенно серьезно и Брэм Бишоп никогда не переставал быть Брэмом Бишопом. Он сражался с призраками и воспоминаниями ее юности, оказавшимися сильными противниками. Ее сердце было скрыто за угнетающей, непроницаемой стеной.

Нет, лучше не раскачивать лодку, решил он ближе к рассвету. Если давить на Глори, она, скорее всего, откажется от эксперимента, и он потеряет ее навсегда. Лучше он использует каждую минуту оставшихся дней… и ночей… из обговоренных ранее двух недель, чтобы показать Глори, что между ними происходит нечто особенное и важное.

Вздохнув, Брэм наконец задремал.

* * *

Глори открыла глаза и встревоженно посмотрела на часы, стоящие на ночном столике.

– О Боже! Посмотри, который час! – Она скинула одеяло, вскочила с постели и принялась подбирать с пола свои вещи. – Брэм, проснись! Мы опаздываем! Ты видишь, сколько сейчас времени? Мне надо принять душ, заскочить домой, переодеться и успеть в офис. Я опаздываю. Я еще никогда не опаздывала на прием клиентов!

– Успокойся, Глори, – сказал Брэм.

– Некогда мне успокаиваться!

Она бросилась в ванную и захлопнула за собой дверь.

– День начинается просто замечательно, – пробормотал Брэм, свесив ноги с постели.

Дальше – больше. Глори подгоняла его. Он, сдерживая себя, спокойно возражал, что двигаться быстрее уже не может. Он даже поставил кофе, но Глори от него отказалась, заявив, что на кофе у нее нет времени.

Брэм возразил, что, если они все равно опаздывают, какое значение имеют лишние десять минут?

Глори посмотрела на него так, что он поднял обе руки и дал себе молчаливую клятву не произносить больше ни слова.

Когда они подъехали к ее дому, Глори открыла дверцу еще до того, как Брэм нажал на тормоза.

– Пока, – коротко бросила она.

– Эй, подожди секундочку, – возразил Брэм. – Разве так прощаются?

– Мне некогда играть в игрушки, Брэм.

Он придвинулся к ней, схватил за плечи, повернул к себе и крепко поцеловал.

– А я и не играю, – сказал он. – На то, чтобы попрощаться как следует, всегда найдется время. Счастливого тебе дня. Я заеду за тобой сюда после работы. Сегодня мы обедаем у моих родителей!

– Это еще зачем?

– Затем, что я увидел это в своем календаре, пока ты носилась по квартире, как угорелая кошка.

– Ты бы мог меня предупредить!

– Вот я и предупреждаю! Дело-то, в общем, пустяковое. Так, рядовой обед. Мы время от времени собираемся вместе.

– Я не могу вторгаться в чужую семью. Ты иди, а я останусь дома.

– Черт возьми, Глори, ты же моя жена! Я не могу пойти обедать к родителям без тебя.

– У меня нет времени обсуждать это!

– Хорошо. Договорились. Я забираю тебя, и мы едем.

– Как скажешь, – произнесла она, явно начиная сердиться. – До свидания, Брэм, до вечера.

Она захлопнула дверцу и побежала через лужайку к дому.

– Могу только повторить, – пробурчал Брэм, разворачивая машину, – что день начинается просто замечательно! – Он помолчал. – Черт бы все это побрал!

* * *

День начался со стресса, и к вечеру у Глори буквально разламывалась голова. Она решила сообщить Брэму, что не расположена идти на этот обед, и пожелать ему приятного вечера.

Хотя, как жена Брэма, она должна сделать над собой усилие и пойти на обед к его родителям. Она больше не одиночка, вольная поступать так, как ей заблагорассудится. Она замужняя женщина, которой требуется масса энергии и терпения, чтобы ужиться с мужем.

Надо согласиться пойти на этот обед, несмотря на усталость. А Брэм должен согласиться уйти оттуда пораньше. Вот как следует поступить.

Ставлю доллар, подумала Глори, прищурившись, с Брэмом случится припадок!

В этом далеко не радужном настроении Глори припарковалась на дорожке рядом с машиной Брэма. Войдя в гостиную, она сказала:

– Брэм…

– Глори…

Они одновременно заговорили и так же одновременно замолчали.

– Говори сначала ты, – сказал Брэм.

– Я только хотела сказать, что очень устала и у меня смертельно болит голова. Я хочу пойти на обед к твоим родителям, но настаиваю… нет, погоди… я была бы тебе очень признательна, если бы мы вернулись домой пораньше!

– Вот как?

Не сдавайся, Глори, говорила она себе. Брэм сейчас взорвется, можно не сомневаться. Но все-таки надо выдержать.

– Ты права, – произнес он. – Я как раз собирался сказать тебе, что с моей стороны было нечестно устраивать тебе этот «выход в свет», не предупредив заранее. Я хотел позвонить и все отменить. Мои поймут, да и я, конечно, тоже. У тебя был тяжелый день. Так что мы не идем!

Глори посмотрела на Брэма так, будто никогда раньше его не видела.

– Ты бы сделал это для меня? – спросила она наконец. – Ты очень стараешься быть хорошим мужем, да?

– Да, разумеется. Поверь, эти две недели даются мне нелегко. – Брэм пристально посмотрел на нее. – Ты ведь тоже стараешься быть хорошей женой, не так ли?

– Да, если подумать, пожалуй, ты прав, – слегка нахмурилась Глори. – Знаешь, мне бы очень не хотелось, чтобы из-за меня ты не смог повидаться с родителями.

– Что ж, это прекрасно. Так, значит, мы идем?

* * *

Об усталости и головной боли Глори забыла через несколько минут после того, как переступила порог дома старших Бишопов. Ее встретили теплыми, приветливыми улыбками. Джана и Эйб Бишоп очаровали Глори своей искренностью и еще чем-то, не поддающимся определению.

Джана, несмотря на возраст, оказалась прелестной женщиной, ее окружала почти неземная аура, и она, казалось, парила в облаке природной грациозности.

Эйб был высокий, стройный, слегка взъерошенный, и его пронзительный взгляд с неподдельным интересом переходил от одного гостя к другому.

Все три их сына весело подтрунивали друг над другом, а жены старших, Эми и Нэнси, были из той породы женщин, при встрече с которыми кажется, что знаешь их не один год.

Джана сказала, что давно мечтала устроить картофельный день. Поэтому обед состоял из обильного картофельного салата с хрустящими булочками. Она даже говорила о картофеле, как о человеке, и это было особенно забавно.

Когда Брэм начал рассказывать о программе «обучения идеальных мужей», Глори покраснела от смущения.

– Интересно, – заметил Такс, не подавая вида, что ему было известно о плане раньше. – Ну и как успехи? Нет еще желания расстаться с Брэмом, а, Глори?

Она улыбнулась.

– Нет. У нас бывают напряженные моменты, касающиеся бюджета и туфель, брошенных на полу в гостиной, но в основном мы понимаем друг друга.

– Углубляясь в историю, – начал Эйб фразой, которую его сыновья слышали всю свою жизнь, – можно сказать, что во многих странах девочек начинали готовить к семейной жизни с самого младенчества.

– Неужели, папа? – спросил Такс.

– Так было, есть и будет, – заключила Нэнси. – Время жены-прислуги никогда не кончится.

– Слушай и учись, мой бедный малыш! – сказала Эми, обращаясь к Блю.

– Малыш! – спохватилась Джана. – Вот чего не хватает в вашей учебной программе. Вам нужен малыш!

Глори посмотрела на Джану большими глазами.

– Не объяснишь ли попонятнее, мама? – попросил Брэм.

– Охотно. – Джана оперлась локтями о стол и сложила руки под подбородком. – Я полагаю, что обучение семейной жизни должно включать в себя подготовку к появлению младенца.