– Цигаретты? – вежливо осведомился господин с континента, сидевший в соседнем коконе.

– Что в них? – глубокомысленно ответил вопросом на вопрос Глубокий Эдди.

Седовласый господин услужливо забормотал: что-то многосложное и из области немецкой клинической медицины. Программа-переводчик Эдди тут же накрылась.

Эдди вежливо отказался. Господин извлек «цигаретту» из пачки, вывернул мундштук и запыхтел. Пахнуло резким ароматом, словно в кофе ударила молния.

Европейский господин быстро повеселел. Щелчком открыв электроблокнот с лентой онлайн-новостей, он пробежался по клавишам меню и принялся внимательно изучать немецкий бизнес-зин.

Глубокий Эдди вырубил переводчика, щелкнул спецификом и просканировал соседа. Господин скачивал в мировую сеть свою бизнес-биографию. Звали его Петер Либлинг. Уроженец Бремена, девяносто лет, менеджер среднего звена в европейской фирме, занимающейся пиломатериалами. Хобби – триктрак и собирание антикварных телефонных карточек. Что-то уж слишком молодо выглядит для своих девяноста. Наверняка у него полно диковинных и любопытных медицинских синдромов.

Герр Либлинг поднял взгляд, явно выведенный из себя компьютерным вниманием Эдди. Эдди опустил специфик, давая окулярам упасть себе на грудь и повиснуть на цепочке. Привычный жест, Эдди часто к нему прибегал – мол, «прости, не собирался пялиться, приятель». Большинство людей относились к спецификам с подозрением. Большинство понятия не имело об огромных возможностях программного обеспечения спецификации информации. Большинство до сих пор спецификами не пользовалось. Короче говоря, большинство – попросту неудачники.

Эдди выпрямился в своем небесно-голубом коконе и стал смотреть из окна лайнера. Чаттануга, штат Теннеси.

Ярко-белые керамические башни управления полетами.

Вдалеке – винного цвета офисные кварталы и миллион темно-зеленых деревьев. Эдди снова поднял специфик, чтобы поглядеть, как, беззвучно стартуя, уходит на запад азиатский лайнер. Из дальних турбин вырывались в инфракрасном турбулентные потоки. Эдди был без ума от инфракрасного видения. Глубокий и беззвучный магический водоворот невидимого жара, дыхание промышленности.

Люди недооценивают Чаттанугу, думал Эдди с гордостью местного уроженца. В Чаттануге – высокий процент вложений на душу населения в программы спецификации. Если уж на то пошло, Чаттануга была на третьем месте в НАФТА.

Номер Первый – Сан-Хосе, Калифорния (разумеется), а Номером Вторым шел Мэдисон, штат Висконсин.

На службе своей эхи Эдди уже съездил в оба эти города-конкурента, чтобы обменяться программками, разрекламировать, продать кой-какую информацию и тщательно изучить местную тусовку. Собрать сведения о конкурентах. Короче, повынюхивать, что там к чему, чтоб не играть словами.

Последней деловой поездкой Эдди были пять пьяных дней на развеселом конвенте по программам спецификации в Куидад-Хуарец, Чихуахуа. Эдди пока еще не понял сам для себя, почему это Куидад-Хуарец, в прошлом прескучный фабричный городок на берегу Рио-Гранде, вдруг так помешался на спецификах. Даже детишки здесь имели свои примочки, в ярких пятнах и крапинках пластиковые одноразовые пузыри с жалкой парой десятков мегов. Специфики висели на груди у старушек, едва ковыляющих по улицам. Специфики были встроены в шлемы охранников и постовых. И повсюду афиши и объявления, каких без специфика и не прочесть вовсе.

И тысячи дельцов в пиджаках с кондиционерами и пятьюдесятью терабайтами, примостившимися на переносице.

Куидад-Хуарец задыхался в тисках самой что ни на есть настоящей специфик-мании. Может, все дело в литии в тамошней воде?

Сегодня долг звал Эдди в Европу, а точнее, в Дюссельдорф. Долгу не было нужды громко кричать, чтобы привлечь внимание Эдди. Достаточно было малейшего шепота, чтобы заставить Глубокого Эдди покинуть насиженное гнездо, дом, где он все еще жил с родителями Бобом и Лайзой.

На сей раз шепотом долга оказались несколько специфик-писем и бандероль от президента местного отделения.

«Долг перед сетью; репутация нашей группы зависит от тебя, Эдди. Доставка. Не посрами нас; доставь пакет во что бы то ни стало. И поглядывай в специфик – дело может оказаться опасным».

Что с того? Опасность и Эдди – друзья до гроба. Закидываться текилой и эфедрином в нос в переулке в Мехико, когда на тебе пара очков с компьютерными примочками стоимостью дороже автомобиля – вот это опасно. Большинство побоится сотворить такое. Большинство не в состоянии справиться с собственными страхами. Большинство слишком боится жить.

Это будет первой взрослой поездкой Эдди в Европу. В возрасте девяти лет он ездил с Бобом и Лайзой в Мадрид на конвент «Размышление Сексуальности», но все его воспоминания о той поездке сводились к скучному уик-энду с плохим теликом и невнятной, приправленной помидорами едой. А вот Дюссельдорф обещал настоящее приключение.

Такая поездка, вероятно, даже стоит того, чтобы встать в четверть восьмого утра.

Эдди промокнул воспаленные веки платочком, смоченным в физрастворе. От специфика у Эдди, похоже, развивался первостатейный ожог; или, может, все дело просто в бессоннице. Он допоздна и решительно неудовлетворительно засиделся со своей нынешней девчонкой Джалией. Он пригласил ее в надежде на «прощание героя», толсто намекая на то, что его могут избить или даже убить зловещие умники сетевого европейского подполья.

А вместо продолжительных и заботливых резвых шалостей получил четырехчасовую серьезную лекцию на тему эмоционального центра бытия Джалии: коллекционирования японского стекла.

Его лайнер мягко оторвался со взлетной полосы Чаттануги. И Эдди пронзило внезапным, инстинктивным сознанием того, что Джалия, по сути, контрпродуктивна. Джалия просто ему не подходит. Ясные глаза, курносый носик и сексапильная россыпь татуировок на правой скуле. Роскошная вспышка жара тела в инфракрасном спектре. Прямые пряди темных волос, которые посередине становились вдруг курчавыми и волнистыми. Как можно иметь такие чудные волосы и столько тату и быть при этом настолько зажатой? Джалия на деле вообще ему не друг.