— Так вы, значит, по-прежнему пиратствуете? — сказал он дрожащим голосом.
Олаф покачал точеной головой.
— Нет, завязал. С тех пор как не стало Чесни, пиратствовать сделалось невыгодно. Я нынче человек почтенный. Охраняю торговые суда, что ходят по Внутреннему морю.
— То есть вы теперь сделались рэкетиром? — уточнил Коркоран.
Сидевший рядом с ним Вермахт заерзал. Он явно пришел в ужас.
— Коркоран, как так можно! Разве вы не знаете, что Гуннарсен — один из самых богатых людей во всем мире?
— Заткнись! — перебил его Олаф. — Оба заткнитесь. Я сюда явился не затем, чтобы с вами лясы точить. Я пришел за этой хитрой ведьмой, моей дочуркой. Ольга, марш ко мне! Пошли отсюда.
У Коркорана даже голова закружилась от облегчения. И всего-то? Все присутствующие обернулись к Ольге. Той было почти не видно за правым крылом Эльды. Девушка побледнела так сильно, что с ее светлыми волосами казалось, будто в лицо ей светят ярким прожектором. Коркоран вспомнил того юнгу. Так значит, он и Ольгу тоже зашвырнул тогда в море вместе с ее папашей!
Ольга подвинула стул так, чтобы выдвинуться из-за Эльды. Откинулась на спинку стула и взглянула в лицо Олафу.
— Как ты узнал, что я здесь?
Он ухмыльнулся, обнажив роскошные белые зубы.
— О-о, твой ненаглядный университет был столь любезен, что прислал мне письмо с просьбой о пожертвовании. Что, Коркоран, по-прежнему за денежками гоняетесь? Так вот, я собрал ребят и пришел за тобой. Имей в виду, мы тут уже два дня и все ходы-выходы разнюхали, так что улизнуть тебе не удастся. Будь хорошей девочкой, иди сюда, и никто не пострадает.
— Не пойду, — сказала Ольга. Она говорила ровным тоном и выглядела совершенно спокойной, но Эльда чувствовала, как она дрожит. — Я теперь студентка. Я тут учусь.
Все люди, стоявшие у стен, внезапно угрожающе подались вперед. Однако Олаф поднял руку, сверкнувшую кольцами и золотым браслетом, и остановил их.
— Тише, ребятки, тише. Это древнее и почтенное заведение. Попытайтесь хотя бы сделать вид, что вы культурные люди. Ольга, я хотел обойтись с тобой по-хорошему. Но если ты будешь упрямиться, я всем расскажу, что ты натворила. Тогда тебя отсюда по-любому выпрут!
— Я не сделала ничего такого, кроме того, о чем я тебя предупреждала, — отпарировала Ольга. — Ты не разрешал мне учиться на мага, и я позаботилась об этом сама. Я предупреждала, что так и поступлю.
Олаф покачал головой, изображая глубокую печаль.
— Ах, Ольга, Ольга! Ты не договариваешь главного! Как всегда…
И внезапно старый пират жутко переменился. Его точеное лицо побагровело, в особенности орлиный нос, и белые зубы оскалились, точно у черепа.
— Ах ты, лживая, подлая, коварная девка! Я ведь запретил тебе уезжать! А ты ослушалась меня — меня, Олафа! И мало того — ты отправилась на мой тайный остров и стырила все мои сокровища! И не смей отпираться! Это ты их стырила!
— А я и не отпираюсь, — спокойно ответила Ольга.
Лукин, который с ненавистью смотрел на Олафа, не в силах оторвать глаз, точно зачарованный, обернулся и посмотрел на Ольгу с уважением.
— Я и об этом тебя предупреждала, — сказала Ольга. — Я тебе ясно сказала. Ты ведь мне за всю жизнь медной монетки не дал — вот я и взяла то, что мне причиталось. Я работала на тебя уже десять лет, папочка, я поднимала бури и создавала чудовищ, чтобы ты мог делать вид, будто защищаешь торговцев. И все это бесплатно! Ты не платил мне даже того жалованья, что платишь своим матросам!
— А как же иначе! — возмутился Олаф. — Послушная дочь должна помогать отцу! А ты — ты меня ограбила! Родного отца!
— Я взяла ровно столько, сколько нужно, чтобы заплатить за обучение и чтобы мне было на что жить в течение трех лет, — возразила Ольга. — Там осталось еще очень и очень немало. Неужто ты не потрудился пересчитать? Вот уж ни в жизнь не поверю!
— Ты меня ограбила! — возопил Олаф. — Я эти деньги на старость копил! И тебе на приданое, неблагодарная девка!
— Ну так значит, это были мои деньги, — сказала Ольга.
— Ничего подобного! — заорал любящий папаша. — Дочь принадлежит своему отцу, пока он не купит ей мужа! На то самое приданое! И ты прекрасно знаешь, вороватая ведьма, что я приготовил тебе прекрасного мужа — а ты ограбила меня и сбежала!
— Ну да, отчасти именно поэтому я и сбежала, — кивнула Ольга.
— Нет, вы слыхали, а? — воскликнул Олаф, обводя взглядом притихших студентов, словно был уверен, что они наверняка с ним согласятся. — Вы когда-нибудь слыхали о подобной неблагодарности? Дочь должна слушаться папу!
— Только в том случае, если отец честно выполняет свою часть сделки, — возразил Лукин.
Выпученные голубые глаза Олафа и ствол его пистолета уставились на Лукина.
— Эт-то что такое? А ну, отвечай, кто б ты ни был!
— Я говорю, — начал Лукин, дрожа не меньше Ольги, — что послушания можно требовать лишь в том случае, если…
— Это наследный принц Лютерии, отец! — поспешно вставила Ольга.
— А-a. Ну, тогда я его убивать не стану, — сказал Олаф. — Прострелю ему, пожалуй, колено, да и всего делов. Но сперва я хочу получить назад свои деньги!
Он перевел взгляд на Коркорана.
— Эй, вы! А ну выкладывайте денежки. Возвращайте все, что эта неблагодарная кляча заплатила вам за обучение.
«Главное — успокоить его, — думал Коркоран. — Добиться, чтобы он ушел».
— Да-да, конечно! — с готовностью ответил он. — Надо только попросить казначея, чтобы принес деньги.
Он уже успел отправить по нескольку магических призывов волшебнику Денчу, и волшебнику Финну, и Мирне, и Умберто, и всем, кто только мог оказаться в университете. «Но где же они? Почему никто из них даже не пытается что-нибудь сделать?» — лихорадочно думал он.
А для Эльды это поспешное согласие Коркорана оказалось последней каплей. Она окончательно в нем разочаровалась. Она чувствовала, что он весь размяк от страха. Как и все прочие. Ей и самой было ужасно страшно. Она отчаянно ненавидела Олафа, ненавидела людей, которые стояли рядом с ним, хладнокровно сжимая оружие. Эльда словно уже чувствовала, как арбалетный болт вонзается ей в грудь. Тупой удар. Вспышка боли. Ошеломляющее понимание, что в следующий миг ты умрешь… И одной мысли об этом было достаточно, чтобы вынудить Эльду и всех прочих смирно оставаться на местах, как будто на них наложили заклятие оцепенения. И еще она видела, что Олаф — из тех людей, которых Дерк называл психопатами, что ему нравится стрелять в людей. Однако все это Коркорана не извиняло. Он ведь был волшебник, он мог попытаться сделать хоть что-нибудь!
— Хорошо-о! — пропел бывший пират и расплылся в самодовольной улыбке, от которой на его впалых щеках появились длинные складки. — Очень разумно с вашей стороны, Коркоран. Ну, зовите сюда вашего казначея. Ольга, а ты иди сюда, будь умницей. Твой муженек здесь и ждет тебя!
Он обнял левой рукой толстого, плечистого мужика, что стоял рядом с ним, и выпихнул его вперед. По лицу Ольги промелькнула тень отчаяния. У мужика была круглая рожа, не хватало нескольких зубов, а на подбородке топорщилась жиденькая бороденка. Голова у него была обрита наголо, видимо, затем, чтобы все могли видеть его уши, унизанные рядами золотых сережек. По тому, как он смотрел на Ольгу, по тому, как он двигался вперевалку, по тому, как свисали его длинные руки, все тотчас поняли, что этому человеку нравится избивать людей и что он уверен: на этот раз Ольга от него не уйдет.
— Торкель, — представил Олаф. — Мой главный сборщик дани. Ты его жестоко обидела, Ольга.
— Приятно слышать, — сказала Ольга, не двигаясь с места.
Олаф шумно втянул воздух, собираясь снова заорать, но тут, неожиданно для всех, вскочила на ноги Мелисса, сидевшая за соседним столом.
— А ну прекратите! — воскликнула она. — Что это такое, в конце концов! Почему-то все уверены, что раз ты женщина, да еще и красивая женщина, то тебе не положено заниматься магией, а положено сидеть дома, нянчить детей, слушаться и выходить замуж за… за кого попало! Ну почему? Почему? Вот вам, господин Олаф, понравилось бы, если бы я на всю жизнь заперла вас в четырех стенах и заставила жениться на великанше?
