— И тогда я смогу взять ее домой и передавать по очереди всем членам семьи, чтобы отец мог видеть его в самых разных местах! Замечательно! — воскликнула Изодель.

Пока Лукин шарил по карманам, бормоча, что платка он сегодня почему-то не захватил, Фелим вежливо спросил у Изодели:

А вы тоже волшебница, госпожа моя?

— Благие боги! — рассмеялась Изодель. — Нет, конечно!

— У нее своя, личная магия, — сказал Лукин, махнув рукой на поиски платка и выдрав вместо этого подкладку из кармана. — Иначе отчего бы драконы-слетки клялись ей в вечной верности, а придворные по два раза на дню падали к ее ногам, предлагая руку и сердце?

Изодель приметно покраснела.

— И вовсе они не… В общем, я никого не поощряю!

— Хотел бы я обладать хотя бы половиной ее обаяния! — вздохнул Лукин.

Фелим пристально поглядел на Изодель, потом перевел взгляд на ее брата.

— Прости, пожалуйста, — как всегда вежливо возразил он, — но мне кажется, что обаяния у тебя не намного меньше, просто ты слишком редко пускаешь его в ход.

Теперь покраснел уже Лукин.

— Ну давайте, давайте, делайте это заклинание! — сказал он.

Они собрались вокруг выдранного куска подкладки, сблизив головы. Изодель осталась сидеть на постаменте статуи, прислонившись к ногам волшебника Поликанта. Она жевала булочки и наблюдала за молодыми магами. Время от времени она качала головой, не понимая, что происходит. И была застигнута врасплох, когда примерно минуту спустя Клавдия сказала:

— Ну вот, думаю, все должно получиться. Давайте проверим. Ольга, держи лоскут рядом с ним, а Изодель пусть произнесет его имя. Говори, Изодель!

Изодель не без сомнения посмотрела на обыкновенный кусок подкладки, развевающийся на ветру, но послушно сказала:

— Лукин!

И внезапно перед ней оказались два Лукина, стоящих бок о бок. Изодель даже не могла угадать, который из них настоящий, пока тот, что справа, не нахмурился и не буркнул:

— И вовсе я не такой!

Все прочие от души расхохотались и сказали:

— Такой, такой!

— Это что, я всегда такой надутый? — спросил Лукин.

Увы, к тому моменту студенты давно уже исчерпали свободные полчаса, подаренные им Коркораном, и на десять минут опоздали на лекцию к Вермахту. Вермахт, может быть, и не заметил бы, но ведь и Эльды тоже не было. Он уже больше недели пытался делать вид, что ее как бы нет, но сколько ни тужься, а не замечать огромного золотого грифона, а также его отсутствия просто невозможно. А заметив, что Эльды нет, Вермахт обнаружил, что и пяти ее друзей тоже нету. И, как раз когда Лукин задал свой последний вопрос, Вермахт торжественно вышел во двор, чтобы выяснить, куда они все делись.

— И что это вы там делаете, а? — грозно осведомился он и изумленно заморгал: на миг ему показалось, что он видит перед собой двух наследных принцев Лютерии.

Но тут Ольга встряхнула одного из принцев и протянула лоскуток Изодели.

— Вы, конечно, можете вообще не посещать моих лекций, пожалуйста, я не против, — продолжал Вермахт самым ядовитым тоном. — Но имейте в виду, что без конспектов вы не сдадите экзаменов в конце семестра!

— О боги! — тяжело вздохнула Клавдия. — Опять неприятности! Изодель, нам надо идти.

Принцесса засунула тряпку в карман и спрыгнула наземь.

— Простите, пожалуйста, господин волшебник, — сказала она. — Это все моя вина. Я неожиданно наведалась в гости к брату, и из-за меня все позабыли о времени. Простите их, пожалуйста.

Она даже не улыбнулась. Она просто поглядела Вермахту в глаза. И волшебник расплылся в глуповатой улыбке. Он пригладил свою бородку и расправил плечи. И поклонился.

— Ничего, ничего, госпожа моя! В подобных обстоятельствах любой забыл бы о времени!

— Вы так любезны! — сказала Изодель. На этот раз она улыбнулась, и Вермахт едва не упал. — Благодарю вас, господин волшебник, — сказала она совершенно искренне.

— Ну что вы, что вы, что вы, не за что, заходите в любое время! — пролепетал Вермахт, глядя на нее собачьими глазами.

Лукин одобрительно посмотрел на сестру. С Изоделью всегда так. Она вовсе не старается привлечь или очаровать кого-то. Люди сами тянутся к ней, помимо ее желания, а все потому, что она такая искренняя. Вон, даже на Вермахта и то подействовало. «Вот и замечательно, — подумал Лукин. — Возможно, этим удастся воспользоваться». Он поцеловал сестру на прощание и следом за своими друзьями направился к Северной лаборатории. Не доходя до крыльца, он оглянулся: отчасти затем, чтобы проводить взглядом любимую сестру, идущую к главным воротам, но еще и затем, чтобы посмотреть, что будет делать вешалка. Вешалка, естественно, качнулась и засеменила следом за Клавдией. Лукин придержал перед ней дверь лаборатории, чтобы вешалка могла войти внутрь, потом уселся на место, успев расслышать, как Эльда шепнула Рёскину:

— А я и не думала, что Вермахту тоже не чужды человеческие чувства!

Гном в ответ вздохнул:

— Тогда это лишний раз доказывает, что я не человек. Она, конечно, ничего, но, как по мне, высокие толстые целительницы гораздо лучше!

— Кхм-кхм! — громко вмешался Вермахт, который к тому времени успел сделаться прежним Вермахтом. — Эй вы, громогласный, вы уже все сказали? Я могу продолжать?

Лукин усмехнулся и принялся прилежно записывать лекцию.

Часом позже он встал, разминая правую руку, затекшую от долгого писания, и преградил путь Вермахту, шагавшему к двери.

— Извините, волшебник Вермахт, можно с вами поговорить?

Вермахт смерил Лукина надменным взглядом.

— Ну, что еще?

— Моя сестра, — сказал Лукин. Чтобы выиграть время, он сделал вид, что не может собраться с мыслями, и добавил: — Изодель…

Вермахт мгновенно обратился в слух, подался к Лукину и спросил:

— Так ее зовут Изодель?

Лукин кивнул.

— Очень расстроилась из-за этой истории с вешалкой.

— Какой истории с вешалкой? — осведомился Вермахт.

Лукин молча указал на злополучную вешалку. Клавдия, шедшая между Ольгой и Рёскином, успела как раз отойти футов на десять, смешавшись с толпой прочих студентов. Следом за нею потащилась и вешалка.

— Ей неприятно думать, что это дело ваших рук, — сказал Лукин, слегка покривив душой.

Вермахт рассерженно уставился на вешалку.

— И кто ей сказал этакую чушь?

Он протянул длинную руку, схватил проходившую мимо вешалку и резко дернул.

Шедшая по двору Клавдия вскрикнула. Ольга с Рёскином развернулись и уставились на Вермахта.

— Это не должно было причинить ей боль! — возмутился Вермахт.

— Однако же причинило, не так ли? — возразил Лукин. — Так или иначе, она полностью связана с этой вешалкой. Изодель…

— Ладно, ладно!

Вермахт протянул обе руки и принялся ощупывать вешалку, от трех ножек, на которых она стояла — и ходила! — до длинных двойных крюков наверху и кольца над основной опорой. Но, похоже, преуспел в своих поисках не более Рёскина с Эльдой.

— Лично я ничего не чувствую! — отрезал он. — Должно быть, она все это навыдумывала.

Он ухватился за вешалку покрепче и дернул что было сил.

Клавдия снова взвыла — ей явно было больно. На этот раз ушедший вперед Фелим примчался, расталкивая студентов, чтобы выяснить, что происходит. А Эльда, ушедшая еще дальше, расправила крылья и взмыла над толпой.

Лукин с восхищением отметил, что Эльда в полете кажется вдвое больше, чем на самом деле.

Вермахт испуганно оглянулся на грифоншу.

— Мне требуется поразмыслить, — сказал он Лукину. — Передайте вашей сестре, что я приложу все усилия, чтобы справиться с проблемой.

И поспешно удалился. Лукин проводил его взглядом.

— Извини, — сказал он Клавдии. — Я не думал, что тебе будет больно. Я пытался уговорить Вермахта снять с тебя то, что он на тебя наложил, но, по-моему, этот идиот сам не понимает, что натворил.

— Может быть, нам стоит попробовать самим? — предположила Ольга.

— Только не сейчас! — взмолилась Клавдия.

Когда Вермахт дернул за вешалку, ей показалось, будто у нее все жилы из тела тянут. Она вся позеленела, и ей до сих пор было нехорошо.