– Понтуешься. Ты вечно понтуешься!
Конечно, я понтовал. Тем более что телефон лежал у меня не в машине, а в правом кармане. Какой дурак оставит его в машине? Просто мне нужно было выиграть время и вместе с тем продолжать свой наезд. Я знал, что он быстро сдается, когда на него наезжают.
– Проверь. Можем спуститься через минуту. Только я-то в случае чего сяду в свой джип и свалю, а тебе от них придется на автобусе делать ноги. Мелочь я тебе уже дал. Там, кажется, даже на метро хватит. Если сумеешь из автобуса выйти через три остановки, считай – тебе повезло. В метро они точно стрелять не будут. Там сильно много ментов.
– Блин! – прошипел он.
– Так что тебе лучше не рыпаться. Доказать им ты все равно ничего не сумеешь. А если побежишь, то они тогда точно подумают, что во всем виноват ты один. У тебя вообще нет никакого выбора. Самое мудрое – сесть на поезд и уехать к мамке в Рязань.
– Блин! – опять сказал он.
– А что, в Рязани так плохо?
– Я же только про Новый год у тебя спросил. – Он глубоко вздохнул и расстроенно опустил голову. – Сказал бы просто, что нет, а то начал тут пугать... Все настроение испортил.
– Ты сам этого захотел.
– Я не хотел сидеть тут один завтра всю ночь.
Мне вдруг стало его жалко.
– Ну, хочешь, я тебе шампанского привезу?
– Да пошел ты со своим шампанским... Все равно потом будешь этими деньгами меня попрекать...
– Как хочешь, – сказал я. – Может, завтра еще заеду.
– Пошел ты, – уже без всякой злобы повторил Саша.
Когда я спустился, у меня в кармане зазвонил телефон. Хорошо, что это случилось уже на улице. Впрочем, скорее всего я выкрутился бы даже так. Бедного Сашу загрузить было не фиг делать. Тем более что за последнее время я в этом смысле стал очень крутой. Врасплох меня застать теперь было трудно. Не знаю даже, что могло бы серьезно застать меня врасплох.
– Да, – сказал я, открывая дверцу.
– Слушай, тебе Марина давно не звонила? – раздался в трубке голос Сергея.
– Марина? – повторил я и застыл на месте, так и не сев за руль.
– Ну да... Я тут подумал... Уже почти полгода прошло... Эй, ты меня слышишь?
– Я... тебя слышу... Да-да, все нормально...
– Ты вообще куда-то пропал... Может, заедешь? Поговорим...
– Да у меня тут были кое-какие дела... Хорошо... Завтра заеду, утром... Поговорим...
– С наступающим тебя.
– Да-да, и тебя также, – сказал я. – Завтра в одиннадцать, хорошо?
– Давай. – Он положил трубку.
«Ни фига себе», – подумал я.
Больше на этот счет никаких мыслей у меня в голове не возникло.
Я приехал к нему раньше одиннадцати. Не знаю, почему так вышло. Не мог усидеть на месте. Встал очень рано и уехал с дачи, пока Марина с Мишкой еще не проснулись. Ужасно не хотелось говорить ни с кем из них. Не то чтобы как-то стало вдруг все противно, а просто я знал, что сейчас буду врать. И врать я буду именно насчет их. От этого меня даже чуть-чуть подташнивало. Не сильно, но, в общем, нормально так. Меня всегда подташнивает, когда нервничаю или просто волнуюсь. На первом курсе перед экзаменами всегда тошнило. Так, в принципе, никогда не рвет, но мутит как-то и вообще очень неприятно. Короче, я свалил до того, как они проснулись. Неохота было разговаривать с ними и знать, что я сейчас буду про них врать. Ну, что я их давно не видел и все такое. Мне почему-то вдруг показалось, что это будет, как будто я скажу, что они умерли. От этого меня и тошнило скорее всего.
– Ну что? – сказал Сережа, не поворачиваясь ко мне, когда я вошел. – Много народу с елками по улицам ходит? Дедов Морозов не видел?
– Не очень много, – ответил я. – Сейчас у всех искусственные.
– А у меня тут полно Санта-Клаусов.
– Что это?
Я сделал шаг и заглянул ему через плечо.
– Это Париж.
На экране была какая-то площадь.
– Кино, что ли? Видеодиск?
– Сам ты видеодиск. Это Интернет.
– К телевидению подключился?
– Нет, просто нашел такой сайт, куда поступает информация с видеокамер по всему миру. А камеры висят на центральных площадях всех столиц. Новогодний прикол. Классно?
– А Москва есть?
– Зачем тебе Москва? Выгляни в окно, и увидишь.
– Да? Я как-то не подумал.
– Смотри, а вот Буэнос-Айрес. У них еще ночь.
– Жарко, наверное.
– Да уж. Санта-Клаусам придется попотеть. Видишь, вон он пошел!
– Странно, – сказал я. – Такая жара, а он в шубе.
– Не ходить же ему в футболке и в трусах.
– Почему бы и нет? И чего это он по ночам шляется? У них ведь еще предыдущая ночь. Или уже следующая?
– Гляди, а теперь Токио.
– Красивая елка. Какие-то непонятные игрушки на ней.
– Мы в детстве сами игрушки делали.
– Зачем? – сказал я.
Он наконец оторвался от монитора и посмотрел на меня.
– У нас елка на даче во дворе росла. Мы с отцом брали формочки для песка... Знаешь, такие рыбки и звездочки?
– Знаю.
– Наливали в них подкрашенную воду и замораживали. Самое главное было ниточку положить. Она потом внутри замерзала, и мы за нее вешали игрушку на елку. Красиво получалось, и очень долго висели. А в марте на елке оставались одни нитки.
– Чем красили воду?
– Акварельными красками. Лучше всего синие получались. Как настоящие леденцы.
– Пробовал их лизать?
– Пробовал пару раз. – Он улыбнулся. – Прилип языком. Пришлось меня поднимать, чтобы можно было стянуть с елки игрушку.
– Больно было?
– Еще как. – Он опять улыбнулся.
– Смотри, – сказал я. – Кто-то рукой машет.
– Это Наока. – Он быстро повернулся к экрану.
– Кто?
– Наока. Девочка из Японии.
– А кто она?
– Не знаю. Я сам познакомился с ней полчаса назад. Лазил по Интернету и случайно на нее наткнулся. Она мне и рассказала про этот сайт. А потом сказала, что придет на площадь и помашет рукой. Она где-то близко живет. Смотри, кажется, симпатичная.
– Нормальная, – согласился я. – Так можно до фига народу собрать по всему миру.
– Можно, – сказал он.
– И пусть все тебе машут.
– Зачем?
– Не знаю. По приколу. Долго она так будет махать?
– Она же не знает, что мы ее видим. Сейчас, наверное, перестанет.
– Точно, перестала. Сколько у них сейчас времени?
– Вечер, кажется, скоро.
– Значит, они раньше нас будут Новый год встречать?
– Ну да. Они же на Востоке.
– Понятно, – сказал я. – Это хорошо.
– В каком смысле?
– Не знаю. Просто хорошо без всякого смысла.
Я чувствовал себя теперь немного получше. Он явно не спешил со своими вопросами.
– А у меня почему-то совсем нет настроения, – со вздохом сказал он.
– Ну, давай поднимем.
– Да я не про это.
– А про что?
– Ну, знаешь, в Новый год бывает такое особое настроение. Как в «Иронии судьбы».
– А-а, – сказал я. – Раньше всегда в Новый год мандарины ели. Как только ими запахнет, у меня сразу начинала голова кружиться. Знаешь, Дед Мороз, подарки и все такое. Классно так было. А теперь мандарины круглый год продают. Я уж и не помню, какое настроение они должны вызывать.
– А у тебя есть новогоднее настроение?
– У меня? – я пожал плечами. – Есть, наверное. А на фиг оно?
– Ну, не знаю. Должно быть какое-то... чувство.
– Зачем?
– Ну, это такой день.
– Какой?
– Я не знаю... Особенный.
– Нормальный день, – сказал я. – Только после него посуды много мыть все время приходится.
– А какой тогда у тебя особенный день?
– У меня? – я даже хмыкнул. – У меня нет особенных дней.
– Совсем?
– Практически.
– И ты никогда не чувствуешь себя по-другому?
– Как это – по-другому?
– Не так, как всегда.
– А как бывает всегда?
– Ну... – Он запнулся. – Как обычно.
– А мне по кайфу, когда как обычно.
– Правда? – Он помолчал. – Тогда ты крутой.
– В смысле?
– Людям не нравится их обычная жизнь. Слишком серо.