– Саша время от времени выступает на телевидении, – быстро сказал я.

– Да? – томным голосом произнесла Лида. – И что вы там делаете?

– Он читает сводку погоды, – снова ответил я.

– На каком канале?

– На... сразу на нескольких, – продолжал я отвечать за него, понимая, что несу полную чушь.

– Но не на первом?

– Нет, на первом он не читает... Там требуется знание языка.

– Английского?

– Любого европейского языка.

– Как странно. – Она пожала плечами. – Зачем им нужен язык? И почему именно европейский?

– А ты-то откуда знаешь все эти вещи? – заговорила Марина.

– Я... интересовался...

– Работу, что ли, искал? – прогудел Репа.

– Что-то вроде того. Но Саша оказался удачливей. Его взяли, а меня нет.

– А почему ты все время говоришь вместо него? – сказала Марина. – Ты что, у него вроде агента? Вы правда читаете сводку погоды или наш Михаил опять шутит?

– Что значит «опять»? – сказал я.

– Да, – растерянно улыбнулся Саша. – «В Ростовской области ожидается небольшой снег...» и так далее... Погоду говорим... То есть сообщаем.

– Понятно, – сказала Марина. – Ну раздевайтесь, чего же вы стоите? Давайте сюда ваши перчатки.

– Нет! – чуть не во весь голос закричал я. – Перчатки снимать нельзя.

Все посмотрели на меня как на сумасшедшего. Надо было что-то быстро придумать. Я не мог позволить Марине увидеть его татуировку. По ней она бы узнала его без труда.

– У него от аллергии... эти... руки покрылись коростами. Поэтому врачи наполняют ему перчатки специальной мазью... Важно, чтобы он их совсем не снимал... Только во время перевязок.

Все с опаской посмотрели на Сашины руки. Сам он изумленно смотрел на меня.

– Неужели у вас это так серьезно? – тревожно спросила Лида.

– А как же он выступает на телевидении? – сказала Марина.

– Он сейчас на больничном... А когда возникает необходимость, они пользуются компьютерной графикой. Знаете, как в «Форест Гампе»... Там актеру компьютером сделали, как будто у него нет левой ноги, а на самом деле у него левая нога еще круче правой. Я потом смотрел Каннский кинофестиваль. Он эту ногу там всем журналистам и вообще кому хочешь показывал. Нога как нога. А в кино никакой ноги нет. Ее во Вьетнаме оторвало снарядом.

Я старался нести всякую чепуху, лишь бы отвлечь их внимание от его перчаток.

– Ну хорошо, – наконец пожала плечами Марина. – Хотите, оставайтесь так. Только есть будет неудобно.

– Есть удобно всегда, – ухмыльнулся Саша.

«Надо было выдумать ему другую профессию, – мелькнуло у меня в голове. – На телевидении так не ухмыляются. Ну и дурак же я».

– А вы скажете нам, какой будет прогноз погоды на завтра? – проворковала Лида.

– Обязательно, – ответил Саша.

Было видно, что он уже приходит в себя.

Весь вечер он был абсолютно счастлив. На некоторое время Лида даже перестала приставать ко мне и почти полностью переключилась на этого придурка. Он просто млел, оказавшись в лучах ее пристального внимания. Она объявила себя его медсестрой и с лицом сердобольного лесоруба то и дело накладывала ему салат «оливье». Через час я начал прикидывать, когда его затошнит. Однако это был не тот случай. То ли я его плохо кормил в заточении, то ли эта настырная Лида знала какой-то секрет – так или иначе, он поглощал огромные порции салата без видимого ущерба для здоровья. Шампанское еще больше способствовало его отличному настроению.

К сожалению, эта идиллия не могла длиться вечно. Бедный Саша довольно быстро израсходовал весь свой словарный запас, и энергичная Лида начала заметно терять интерес. Со стороны это выглядело как остановка ядерного реактора. Не сразу, но шаг за шагом огонь в ее глазах начал ослабевать, и я все чаще стал ловить на себе ее взгляды. Очень скоро эти опасные симптомы подтвердились. Теперь я испытывал противоречивые чувства талантливого врача, заранее поставившего очень сложный диагноз. С одной стороны, он доволен, что оказался прав, с другой стороны, он в отчаянии оттого, что его худшие опасения оправдались.

Мне еще повезло, что критический момент пришелся как раз на полночь. За всей этой шебутней с бенгальскими огнями, шутихами и ракетами мне удалось скрываться от нее почти целый час. Но потом, когда все успокоились и снова вернулись за стол, от нее уже не было никакого спасения. Она развернулась ко мне всем корпусом и с хищным блеском в глазах принялась донимать меня на тему «что такое настоящий мужчина». Тема для нее, очевидно, была очень трепетная, поскольку она считала, что настоящих мужчин в России почти не осталось. Из ее речи я понял, что небольшой их остаток еще можно найти в Санта-Барбаре, но для того, чтобы поехать туда, обязательно нужен спонсор, который, к несчастью, скорее всего тоже должен оказаться мужчиной. А так как в России настоящих уже не осталось, то для Лиды, само собой, тут выходил замкнутый круг.

Короче, меня хватило совсем ненадолго, и, как только Марина уложила маленького Мишку в постель, я сделал ей знак, что буду ждать ее у крыльца. Если бы это продолжалось еще хотя бы минут десять, я задушил бы несчастную Лиду без всякой жалости. Иногда мне бывает очень понятно, почему Отелло так круто обошелся со своей Дездемоной. Ревность тут далеко не единственная причина. Просто Шекспир, наверное, не все написал. Слабо ему было написать настоящую правду.

– Где ты ее откопала? – спросил я Марину, когда мы уже сидели в машине и я сумел перевести дыхание после самого долгого поцелуя в моей жизни.

– А зачем ты над ней издевался?

– Но она же дура.

– Если человек глуп, то это вовсе не значит, что над ним надо обязательно издеваться. Он же не виноват.

– Да? Я как-то об этом не подумал. Ты на меня злишься?

– Только совсем чуть-чуть.

– Слава богу.

На этом недоразумение с Лидой было исчерпано. По крайней мере, я надеялся, что оно было исчерпано.

– Слушай, а насчет твоего Саши, – прошептала она. – Признайся, что ты наврал. Никакой он не диктор на телевидении.

– Конечно, – так же шепотом ответил я. – На самом деле он бандит и убийца. А перчатки не снимает, потому что носит их, когда собирается душить маленьких любопытных девочек. Как Отелло. Ты когда-нибудь мечтала сыграть Дездемону?

– Да ну тебя, – тихо засмеялась она. – Ты можешь хоть раз поговорить серьезно?

– В Новый год? Ты что, с ума сошла?

Я наклонился к ней и снова поцеловал ее самым долгим поцелуем в своей жизни. Мне нравилось ее так целовать. Я слышал, как она дышит носом.

– Ты меня укусил, – прошептала она, слегка задыхаясь. – Теперь губа будет болеть.

– Я не нарочно.

– В следующий раз я тоже тебя укушу.

– Слушай, – неожиданно для себя самого заговорил я после небольшой паузы. – А что у тебя было в Италии с этим сыном министра?

– Маттео? – Она рассмеялась. – Да ничего. Просто катались, и он рассказывал мне про свою жизнь. Влюбился, наверное. Откуда я знаю.

– Как он мог рассказывать тебе про свою жизнь, если ты ни слова не понимаешь по-итальянски?

– Ну, я так думаю, что он рассказывал про свою жизнь. Он на самом деле всегда много говорил, а мне нравилось его слушать. Знаешь, как красиво звучит итальянский? Тем более что иногда он переводил все это на английский язык. – Она улыбнулась, припоминая. – А ты что, ревнуешь?

– Да нет, – сказал я. – Просто так спросил. Само как-то на ум пришло.

Мы замолчали, уставившись на крохотный экран телевизора.

– Теперь все худеют, – сказала она. – Ей ведь так правда намного лучше?

– А кто это?

– Долина. Ты что, не узнал?

– А почему она по-английски поет?

– Не знаю. Такой новогодний концерт. Все русские поют по-английски.

– Странная идея.

– А по-моему, ничего. Здорово у нее получилось?

– Я в этом не разбираюсь. Русские певцы меня не прикалывают.

– Да я насчет того, что она похудела.

– А, в этом смысле. Конечно, здорово. Она что, очень толстая была?