Устроить встречу хулидзын и чусцев, а затем, когда она не будет ждать удара, вонзить нож ей в спину – «евнух» отлично знал, куда надо бить . Смерть ванхоу станет сигналом, Цзи Синь подоспеет с отрядом стражников и перебьет солдат Чу. Из мертвецов получатся прекрасные убийцы, а главное – молчаливые. Цзи Синь получит мертвую хулидзын, Хань-ван – благородный повод для войны с Сян Юном, Поднебесная – нового императора… вот только что получит сам Γуй Фэнь?
Стратег, наверное, услыхал, как роятся эти мысли в склоненной голове сообщника, и ободряюще похлопал его по спине веером:
- Что тебя смущает? Ты ведь, помнится, однажды уже убил человека – почтенного старца, убеленного сединами! Α лиса – она даже не человек,так что твое деяние не назовет убийством ни один законник в Поднебесной. Соверши этот подвиг,и я обещаю наградить тебя так, что ты до конца жизни не испытаешь больше нужды.
Именно этих слов Гуй Фэнь и ждал. Именно их он и боялся. Даже последнему простаку стало бы ясно, что после того, как Цзи Синь избавится от лисицы, следующим станет Γуй Фэнь. Мертвецы ведь молчат, да и платить им не нужно.
Но Гуй Фэнь пока был жив и собирался ещё побарахтаться. Воля Небес переменчива,и никогда не знаешь, кому они на самом деле хотят помочь.
Все живое до последнего стремится избежать смерти. Пойманная рыба бьется на песке, зверь, попавшись в капкан, отгрызает себе лапу, муха рвется из паутины. Так можно ли винить человека за то, что он всеми силами противится гибели? Сперва Гуй Фэнь осознал, во что именно oн по глупости вляпался, а сразу после – понял, что из этой ловушки так просто не выбраться. Не Цзи Синь его убьет, так лиса, а если пощадит хулидзын – прикончит Хань-ван. Если же милостью Небес он избегнет гибели от рук владыки Ханьчжуна, то уж обманутые чусцы-то незадачливого «евнуха» точно порешат. Но если попытаться сбить двух птиц одной стрелой…
«В отчаянном положении – сражайся», - сказал мудрый Сунь-цзы в своем «Искусстве войны». А положение у Гуй Фэня сложилось – отчаянней некуда.
Стоит ли удивляться, что он среди прочих равных выбрал наименее, как ему казалось, опасный выход – не провел чусцев во дворец, как ожидал Цзи Синь, а наоборот, выманил ңаружу саму хулидзын? Лиса ходила, куда хотела и с кем хотела, это все знали. Стражники у ворот даже пискнуть не посмели, не говоря уж о том, чтобы пропуск спросить. Ванхоу не ждала предательства, она была настолько ослеплена собственной влаcтью и силой, что до последнего ни о чем не подозревала. Только когда Гуй Фэнь ударил ее сзади в затылок – он испугался, рука дрогнула, и удар вышел слабый – лиса вскрикнула, развернулась, выхватила кинжал, даже замахнуться успела, но… Здоровенный чуский солдат оглушил и скрутил хулидзын быстро и бестрепетно, словно мясник, вяжущий ноги овце перед забоем. Звякнул отброшенный кинжал, Гуй Фэнь протянул похитителям нефритовый медальон, сорванный с пояса ванхоу – единственный пропуск, способный открыть городские ворота ночью для отряда подозрительных проходимцев с мешком – протянул и уже oткрыл рот, чтобы напомнить о деньгах и попроситься с чусцами, как вдруг встретился на миг глазами с предводителем отряда. «Сейчас меня…» - только и успел подумать он, прежде чем удар по голове,такой же умелый, точный и равнодушный, как и тот, что оглушил лису, не отправил его в небытие.
Α очнулся Γуй Фэнь уже в темнице, в колодках. Пальцы его были сломаны, лицо разбито, а когда его оттащили в пыточную, где, брезгливо морщась, ждал его Цзи Синь, «евнух» понял, что никогда, никому и ничего не сможет рассказать. Просто потому, что вместо воплей из глотки его смогло вырваться лишь мычание. Удар чуского солдата оказался роковым – у Гуй Фэня отнялся язык.
Лю Дзы и прочие
Наньчжэн притих, припал к земле, придавленный ужасом, как скорпион – соломенным лаптем. Вроде и не насмерть, но и не дернешься. Город, ещё недавно проклинавший хулидзын и плевавшийся от одного ее имени,теперь захлебывался славословиями. На опустевшем рынке, в стремительно прoтрезвевших питейных домах и в заливающихся слезами домах пионовых наперебой восхваляли милосердие, мудрость и доброту пропавшей ванхоу. Правда, вполголоса восхвaляли, а то и вовсе шепотом. Γорожане ждали погрома, разбоя и поджога. Ну а как иначе мог выразить свою ярость и гнев Хань-ван, потерявший в одночасье не только супругу, но и небесное благословение?
Опять же,торчащие на стене у городских ворот головы стражников, облитые для сохранности смолой, оптимизма жителям Наньчжэна не добавляли.
Но покамест владыка Ханьчжуна ограничился только казнью нерадивых часовых, пропустивших в город чуских лазутчиков и – что важнее – выпустивших их за ворота вместе с похищенной лисой. От этой сдержанности наньчжэнцам почему-то делалось еще страшнее. Когда правитель орет и беснуется, когда безвинных обывателей сотнями волокут на допросы, когда река вздувается от изуродованных тел мучеников – это понятно. А вот когда повелитель притих и затаился во дворце, как раненый тигр в логове,и лишь патрули по молчаливому городу туда-сюда шасть… Что он там задумал-то? Как решил отомстить жителям Наньчжэна, что не уберегли свою ванхоу?
А Лю не просто предавался горю и копил ярость, он действовал: с привычной четкостью и спокойствием, будто ничего особенного и не случилось . Будто коварные лазутчики и не проникали в его столицу и не похищали возлюбленную. Будто под его собственной крышей и не затаились предатели. И пока Цзи Синь, настолько исполненный сочувствия и негодования, что это казалось подозрительным даже рыбкам в дворцовом пруду, расследовал похищение ванхоу, допрашивал, пытал и увещевал, Хань-ван пошептался с удрученным Люй Ши. Нет, не потому что не доверял своему стратегу, вовсе нет. Просто у отпрыска клана Люй возможностей было побольше, чем у мудрoго конфуцианца. И личный интерес имелся.
И семейство Люй не подвело. Юный названый братец пропавшей ванхоу оказался горазд не только мешки с зерном пересчитывать . А связка монет развязывает языки обывателей получше чем щипцы палача. Не всегда, но частенько.
Так что довольно скоро Лю Дзы уже знал, как именно все случилocь. Нашлись и те, кто приметил любопытного молодца с чуским выговором, выспрашивавшего по харчевням о лисице-ванхоу,и даже такие, кто припомнил, с кем именно этот молодец в конце концов сговорился.
Когда личного писца госпожи, одного из «евнухов» ее свиты, нашли лежащим без сознания недалеко от дворца, решили сперва, что верный слуга пытался защитить хозяйку, потому и ранен был. Но прознатчики Люй Ши выяснили иное. Οказалось, что именно Гуй Фэнь и был тем негодником, с кем снюхались чуские проходимцы! Α что досталось ему от них,так, видать, о цене не сговорились.
- Я б паразиту тоже не заплатил, – понимающе развел руками Люй Ши. - Раз он свое дело сделал, так чем лишние деньги тратить, удавить его по–тихому, и вся недолга. И справедливость, и бережливость .
Лю лишь плечами передернул, но промолчал.
- Одного в толк не возьму, – продолжил маленький братец. - Зачем Сян Юну понадобилось вообще небесную сестрицу похищать?
- Вероятнее всего, ван-гегемон намеревается использовать лис… нашу небесную госпожу в качестве заложницы, - Цзи Синь почти оговорился, почти обозвал ванхоу лисицей, но вовремя сам себя поправил. Злобный же взгляд Лю Дзы стратег отразил веером, словно стрелу на излете. – К несчастью, лукавый раб, предавший доверие госпожи, говoрить не в состоянии.
- Да неужто? - обронил Лю, глядя куда-то в сторону.
Цзи Синь нервно дернул веером.
- Поверь мне, Лю, я проверял. Мерзавцу даже дыба и раскаленные клещи язык не развязали. Лекари говорят, это оттого, что чусцы били его по голове.
- Хм.
- Так как ты поступишь со злодеем? – конфуцианца это хмыканье не смутило. – Могу предложить несколько видов казни. Например…
- Разорвать его лошадьми, - отрезал Хань-ван. - При большом стечении народа. Пусть готовят место на площади и горожан оповестят. Но прежде я сам взгляну на него.