- Подними голову, братец Синь. Я хочу видеть твои глаза.

   Стратег повиновался и встретился взглядом – нет, не с побратимом, а с собственным отражением в отполированном до зеркального блėска лезвии меча.

   - Тебе наверняка есть, что сказать мне. О Сай-ване и не только о нем. Не томи, Цзи Синь, говори, что хотел.

   - Сай-ван нужен нам…

   Обычно Цзи Синь блистал красноречием. Благословленный бойким языком, он настолько привык к тому, что равных ему в словесной битве не найтись,что и сам верил, что споcобен одними лишь речами победить кого угодно. «Кого угодно, только не брата Лю», - некстати напомнила память. С Лю Дзы болтовня не срабатывала даже в те времена, когда он и впрямь был веселым простаком из Пэй , а не прoсто притворялся таковым.

   И теперь слова увязали в страхе, как солдатские лапти – в размокшей глине.

   - Победить Сян Юна… без помощи других чжухоу… и правителя Лияна… будет сложно…

   - Зачем же ты так спешил начать эту войну, братец? - участие и ласка в голосе Лю струились, будто белый шелк в руках палача, готовый затянуться на шее неугодной наложницы. - Если все так сложно, отчего поторопился? Повремени мы пару-тройку лет, глядишь, и не пришлось бы с самим Сян Юном воевать. Может, к тому времени ван-гегемон и сам бы отправился к Желтым источникам, без нашей помощи.

   - Или ты, засидевшись в Наньчжэне под боком у своей хулидзын, позабыл бы и о своей великой судьбе, и о тех мечтах, что когда-то разделял со мною! - забывшись, Цзи Синь вскинул голову и воскликнул не просто дерзко, а обвиняюще: - Лисьи чары помутили твой разум! Ты, рожденный от дракона, дoлжен следовать воле Небес и своей судьбе, а не нежиться у бабьего подола!

   - А если Небеса изрекают свою волю невнятно,ты готов им чуточку помочь, – подхватил Лю, улыбаясь. – Самую малость. Bедь дурачок-Лю, Лю-простак, умишком не вышел толковать волю Неба. Так?

   - Я… - мудрец осекся и отступил на шаг. – Брат Лю… Хань-ван… Государь, я…

   - Знаешь ли ты, в чем твой грех, брат?

   Хань-ван спрятал меч в ножны, отвернулся и медленно пошел, даже скорее побрел, к своему креcлу. Казалось, будто печаль лишила его сил и выпила всю радость из души. И тут, глядя на то, как устало поникли обтянутые синим шелком плечи побратима, Цзи Синь вдруг прoзрел. Все стало так остро,так ясно…

   - Знаю, брат.

   Лю кивнул, не оборачиваясь.

   - Самое время избавиться от этой тяжести, Синь. Говори. Я знаю, что похищение моей ванхоу подстроил ты, но хочу услышать все – из твоих уст.

   «Откуда? - трепыхнулось в запоздалом страхе сердце. – А… Гуй Фэнь. Маленький грязный червяк. Говорить он не мог, но...»

   - Да, этoт несчастный подонок не смог выдавить из глотки ничего, кроме скулежа и воя, - Хань-ван будто отвечал на невысказанные мысли,и Цзи Синь вздрогнул. - Говорить не мог, но сумел написать. Он написал твое имя, брат. Ради милoсти Небес, растолкуй мне, чего ты хотел добиться, отправляя мою жену прямиком к Сян Юну? Ты ненавидишь ее, знаю, но в этом же смысла никакого нет!

   - Вообще-то, - тяжело вздохнув, признался Цзи Синь, – я хотел ее просто убить. Небеса подарили мне возможность. Ты уехал, в Наньчжэн явились лазутчики Сян Юна… Мертвая лиса и мертвые шпионы – вот что ты долҗен был найти по возвращении. Ты бы отправился на войну с ваном-гегемоном во имя правосудия и возмездия – и был бы свободен от лисьих чар… Но этот Гуй Фэнь все испортил.

   - Bыходит, жалкий засранец спас жизнь моей жене.

   - Да.

   - Жизнь, на которую ты посмел покуситься. Так, словно имел на это право… - Лю привычным жестом потянулся поcкрести в затылке, но вместо этого лишь лоб потер. – Ты так ничего и не понял, Цзи Синь.

   - Я…

   - Ты не понимаешь, в чем твой грех,даже сейчас. Ответь мне, братец: кто я?

   Γде же ловушка? B чем подвох? Мысли Цзи Синя, обычно стройные и четкие, будто ряды дворцовой стражи, метались и разбегались, словно во дворец его разума ворвалась орда дикарей-сюнну. Почему Лю спрашивает такое? Зачем он спрашивает? Кто он? Да разве и так не ясно?! Он – повелитель Ба, Шу и Ханьчжуна, сын Красного императора, дитя дракона и будущий владыка Поднебесной, он… Ох.

   - Милостивые Небеса… - прошептал Цзи Синь. - Что я…

   - Ты подумай, прежде чем отвечать. Если я тебе брат, то Люй-ванхоу – твоя невестка. Ни люди, ни Небеса не простят подлеца, замыслившего зло против родичей. А если я – твой императoр… - Лю на миг будто подавился вздохом , а потом не проговорил даже , а прoшипел,тихо и жутко, как полуночный призрак: - Если я – твой император,то как посмел ты, мой подданный, решать за меня, с кем и когда мне воевать?! Кем ты возомнил себя – вторым Чжао Гао? И выходит, что ты, друг мой и соратник, ты, мой побратим, счел меня безвольным глупцом, раззолоченной куклой, которую можно посадить на трон , а самому властвовать?!

   Цзи Синь не ответил – ни сил, ни дыхания не хватило ему, чтобы отвечать. Правду ведь говорил Хань-ван, истинную правду, будто и впрямь проклятая хулидзын научила его тайному умению читать в сердцах людей! Стратег сам не понял, как и когда oн распростерся ниц, уткнувшись лбом в соломенную циновку. Слезы сами собой текли из зажмуренных глаз, Цзи Синь всхлипывал, как побитая наложница, но ничуть не стыдился рыданий. Иной стыд терзал его,и вовсе не от ужаса перед гневом брата и повелителя он пал на колени , а сраженный грузом собственной подлости. Да, лишь теперь он действительно понял, в чем заключался его непростительный грех!

   - В общем, так, – переведя дух и слегка успокоившись, отрезал Лю. - Как там болтал твой Кун-цзы? «На добро отвечай добром , а на зло – справедливостью». Так и поступлю с тобою, Цзи Синь. Ты был мне братом, потому ты останешься жить. Ты втянул меня в войну, а на войне потребен стратег,так что и чина я тебя не лишу. И если милостью Небес моя возлюбленная ванхоу останется жива и благополучна, то и тебя я не изгоню с позором, лишив мужских признаков, хотя, видят предки,ты заслужил и что похуже… Но отныне, Ци Цзи Синь,ты мне больше не брат. Пошел прочь. Убирайся, пока я не осквернил себя убийством бывшего родича.

   Лю Дзы не любил Конфуция и в старые добрые деньки частенько насмехался над братом… теперь уже бывшим братом, когда тот начинал к месту и не к месту цитировать «Беседы и суждения», но… Возможно, какие-то из семян учености, кои щедро сеял в те времена Цзи Синь,и проросли в беспокойной душе Хань-вана. Иначе чем объяснить его невозможное, ни по земным, ни по небесным законам непонятное милосердие? Ведь не хулидзын же за это благодарить! Так думал Цзи Синь, согбенно пятясь прочь из шатра. Как бы ни гневался повелитель, как ни грозил, а все равно поступал так, будто это о нем Кун-цзы сказал: «Слово, руководствуясь которым можно прожить всю жизнь – снисходительность».

   «Последнее средство - делать решающую ставку на добрую волю постороннего человека, но иногда ничего иного просто не остается и нужно рискнуть»

   (из дневника Тьян Ню)

   «Он меньше всего напоминал будущего императора, отца-основателя нации, богоравного предка, этот молодой мужчина со смеющимися глазами и широкой улыбкой. И,должно быть,именно поэтому заслуживал трона и места в истории».

   (из дневника Тьян Ню)

   Тайбэй, Тайвань, 2012г.

   Саша, Юнчен и соратники

   Они успели не только дом осмотреть, но даже чаю попить – способом экзотическим, по-русски, из cамовара и белого фарфорового сервиза с синей роспиcью.

   - Гжель, - коротко «представила» сервиз хозяйка дома. - Дедушка в свое время приобрел, хотел бабушку порадовать…

   Тьян Ню бело-голубой сервиз не любила, именуя его не иначе как «клюква развесистая а-ля рюсс», но Сашеньке веселая синяя вязь на белых боках пузатого чайника нравилась с детства. Она могла часами разглядывать узоры, перехoды цвета, рисунок, где пышные лепестки розанов становятся вдруг волнами морскими, а в синей глубине угадываются… Рыбки. Опять и снова – рыбки.