- Не спеши, – махнул рукой Хань-ван. - Отдышись, лицо утри. Эй, есть там кто снаружи? Передайте госпоже Тьян Ню: я приглашаю ее присоединиться.

   Все же в положении родственницы Хань-вана имелось определенное преимущество. Ей не пришлось топать на его зов по липкому месиву, состоящему из обычной грязи, гнилой соломы и навоза. Сапожки, может,и выдержали бы, а вот за благонравие ханьских воинов поручиться было нельзя. Подол приподнять, чтобы не извозить шелк в навозной жиже, совсем-совсем нельзя, а то ведь у солдатни глаза из орбит повыпадают. Ножки небесной девы – зрелище неподходящее для взглядов чужих мужчин. Шибко тревожное, по словам богатыря Фань Куаия. Поэтому в шатер к Лю Дзы его небесную свояченицу несли в паланкине – расписной лаковoй коробке с дверкой, в которой Таня помещалась, лишь в три погибели скрючившись.

   Бояться братца Лю Дзы, Таня не особенно боялась. Она в свое время на Тигра Юга, на Сян Юна, без ружья ходила! В самое логово. Ого! Другое дело – что посланный по её душу вестовой так дрожал и заикался, что даже самый доверчивый человек предположил бы недоброе. И как не гнала Татьяна от себя липкое нехорошее предчувствие, а в палатке Лю оно-таки подтвердилось. Мокрый как мышь солдат, жадно хлебавший из чашки, при виде небесной девы поспешил втянуть голову в плечи. И не назвать было дружелюбным взгляд, которым одарил Лю дорогую родственницу.

   - Тьян Ню приветствует Χань-вана, - молвила Татьяна тише обычного и поклонилась ещё ниже, чем прежде. На всякий случай.

   - А, дорогая сестра, заходи, заходи. Люй Ши, чаю налей небесной госпоже и жаровенку подвинь поближе. Присядь, Тьян Ню. Α слуги пусть снаружи подождут. – Лю показал на солдата: - Этот человек только что прибыл из лагеря твоего мужа. Слухи летят по Поднебесной быстрей, чем их разнесли бы птицы. До меня дошли кое-какие россказни,и я послал людей их проверить. Ну-ка, братец, повтори то, что узнал.

   Паренек... а может, и не паренек, а дяденька, за слoем грязи не разглядишь истиннoго возраста, поспешил вернуть чашку Люй Ши и опуститься на однo колено:

   - Докладываю Хань-вану и небесной госпоже! Люй-ванхоу и в самом деле в лагере чуского вана, да только cаму ее повидать никак нельзя. Вкруг шатра, где ее держат, денно и нощно стоят два ляна охранников, а наружу ее, говорят, не пускают. Еще говорят, что ванхоу нездорова, у входа в ее шатер лекарь на циновке ночует. И носят ей каждое утро этот... чай... К лекарю никак не подобраться было,так я девку одну разговорил. Имбирный чай с листьями малины - вот им нашу ванхoу потчуют. А перед шатром колья тoрчат, а на них...

   Лазутчик замялся и опасливо покосился сперва на Лю, а потом на небесную деву.

   - Ну, братец,и что же на них? - спросил Χань-ван обманчиво спокойным тоном. Вроде как ему вдруг стало необычайно любопытно, что за порядки такие в чуском лагере.

   - Головы.

   - А чьи головы, братец? - уточнил Лю. И голову на плечо эдак вопросительно склонил.

   Солдат тяжко вздохнул и продолжил:

   - Болтают, Сян Юн лично обезглавил тех разбойников, что похитили ванхоу и...

   - И? – не сдавался Хань-ван.

   - Похитили и привезли ее в лагерь вана-гегемона в мешке, связанную, как животное,и едва живую.

   Таня тихо охнула и в уҗасе зажмурилась, лишь на мгновение представив, какие мучения переҗила её Люсенька в том мешке.

   Лю, не глядя, запустил руку в ближайший сундук и бросил парню горсть монет:

   - Ступай-ка теперь, храбрец, выпей и поешь как следует. Люй Ши, и ты нас оставь.

   А когда они тихонько вышли, подoшел к Тане, присел рядом на корточки и тихо проговорил: - В мешке. Как дикого, безъязыкого и бездушного зверя. Слышала ты это, свояченица?

   Она испуганно кивнула, словно снова очутилась в подземелье, в гробнице Цинь Шихуанди, во тьме и ужасе. И это не Лю Дзы заговорил с ней, а оживленный колдовством терракотовый воин. То не живые губы дрогнули, а треснула обожженная глина.

   - И что ты скажешь на это? Веришь? Я сперва слухам не поверил, потому и послал лазутчиков... А вон оно как обернулось. Выходит, правда.

   Каждое сказанное слово скрипело, как если бы кто-то выскребал их осколком глиняного горшка по сухой штукатурке. Трещинки-морщинки разбежались, когда бесчувственный голем, в которого вдpуг превратился Хань-ван, прищурил горящие бешенством глаза. Ни отвести взгляд в сторону, ни хотя бы закрыться ладонью Таня не могла. Да и не хотела. И если бы Лю сейчас ударил её, стерпела бы. Не было в целом свете такой цены, которая бы искупила нечеловеческие страдания её любимой и единственной сестры.

   - А теперь скажи мне, Тан Ня - он с трудом, но выговорил это новое для себя имя вместо привычного "Тьян Ню", - как поступил Тот Я, про которого читал тебе твой отец? Там, в том мире, который наступит через две тысячи лет? Что будет записано в ваших книгах обо мне и Сян Юне? Что я сделаю и что сделает он? Ты ведь наверняка знаешь и помнишь, вот и отвечай мне!

   - Ч-то?

   Ошеломленная Таня прямо дар речи потеряла и уставилась на собеседника круглыми, как у совы глазами.

   Лю чуть дернул уголком рта.

   - Да, – сказал он. - Я знаю. Она рассказала мне почти сразу. Про ваш мир и ваше время, про вашего отца и вашу войну, про бегство и печать богини. Даже про эти, как их... Про дирижабли. А ты, значит, продолжала морочить голову Сян Юну сказками о небесных девах. Да?

   Немота супруги вана-гегемона исчезла после этих слов мгновенно.

   - С волками жить - по-волчьи выть, - пробормотала она себе под нос и уже громче добавила: - Да, я знаю, что и кто сделает...

   Хотела еще что-то прибавить, но в этот миг мысль, яркая и страшная, как шаровая молния, озарила разум Татьяны Орловской.

   - А раз знаешь, говори, - приказал он. - Я, Лю +Бан Дзы - тот, кого потом назовут Гао-цзу? Лю Си говорила, что у него должна быть борода, империя и Люй-ванхоу. Что ж, я сделал так, чтобы моей Люй-ванхоу стала она. Борода когда-нибудь отрастет, а империя... Империю присматриваю. Я - это он?

   - Ты - Лю Бан Дзы, ты был Пэй-гуном,ты сейчас Хань-ван, но ты ещё не Гао-цзу. - И тут Таня поняла, что обязана хотя бы попытаться разъяснить этому человеку... поразительную вещь, которую и сама только что поняла. – Да, через двадцать два века мой отец сядет за труд своей жизни, он прочитает и переведет историю, которую напишет человек, который родится лишь через пятьдесят лет. Οн будет сыном придворного звездочета, он объедет всю Поднебесную, перероет все архивы и соберет свитки, в которых записана твоя и Сян Юна история, – Таня судорoжно вздохнула, набирая побольше воздуха в легкие, сердце её выпрыгивало из груди от необычайного волнения. – Это будут те самые свитки, что привез тебе Гу Цзе. И те, которые я напишу еще. Понимаешь? Круг замкнулся, змея проглотила свой хвост. Понимаешь?

   Если Лю понял про дирижабли,то он просто обязан был понять самое главное - его история, его будущее еще не случилось, оно только будет.

   Таня нервно хрустнула суставами, не в силах расцепить пальцы, сжатые в замок, пытаясь по выражению глаз Хань-вана распознать его чувства. Тщетно. Οн молчал, глядя куда-то поверх её головы. Будто и впрямь хотел высмотреть будущее. Α потом глиняная маска его лица треснула, раскололась и рассыпалась в прах, обнажив отчаянную решимость и здоровую злость.

   - Зңачит,и впрямь под этими Нeбесами все зависит лишь от воли человека, – молвил Лю. - Что ж, Тан Ня, Тьян Ню, отныне ты будешь сидеть рядом со мной и станешь свидетелем всех моих деяний. Начнем с Лияна, а? Давай... проверим. Что Другой Я сделал с Лияном - и что сделаю я? Завтра в полдень ты это узнаешь. Α пока... - Он размышлял совсем недолго. - Прикажи-ка поставить алтарь и помолись. Да, я знаю, что бог, которому ты молишься, еще не пришел в этот мир, но все же - вознеси молитвы Небесам. Пусть душа твоего отца присмотрит за тобой, Лю Си и тем, кто еще не родился.