Следующая встреча с Москвой произойдет в 1835 году. В дороге из Петербурга в старую столицу Гоголь с двумя приятелями разыгрывает ситуацию «Ревизора». Один из них едет впереди, оповещая по секрету на станциях о прибытии важной особы. «Важная особа», в роли которой выступает сам Гоголь, никак не представляясь, просто любопытствует, каковы у смотрителей почтовые лошади, и выражает желание их осмотреть. В результате путь оказывается сокращенным почти вдвое: перепуганные «проклятым инкогнито» станционные смотрители спешат избавиться от опасного проезжего, предоставляя ему лучших ямщиков и лошадей.

Эпизод в московской гостинице не зависел от Гоголя, и все же… Приятели занимают общий номер, и к ним неожиданно заявляется очень важный, по определению гостиничного коридорного, господин. Полуодетые приятели пытаются спрятаться за ширмой, выталкивал друг друга, пока оказавшийся перед ширмой Гоголь не узнает в посетителе столь уважаемого им И. И. Дмитриева. Поэт приехал лично пригласить Гоголя к себе на литературный вечер.

В московских домах Гоголя ждали с особенным нетерпением, потому что в его руках комедия «Женихи» – первый вариант будущей «Женитьбы», – которую он соглашается читать. Чтение проходит в доме М. П. Погодина (Мясницкая, 12). Авторское исполнение приводит всех в восторг. По словам Погодина, «как ни отлично разыгрывались его комедии, или, вернее сказать, как ни передавались превосходно иногда некоторые их роли, но впечатления они никогда не производили на меня такого, как его чтение». Его поддерживает Аксаков: «Комедия не так полна, цельна и далеко не так смешна, как в чтении самого автора». Кстати, Гоголь приезжает в Большой театр, в ложу Аксаковых, и здесь имеет возможность убедиться, как любит его Москва. Все зрители обращаются в его сторону, все хотят его видеть, так что смутившийся писатель буквально спасается бегством из зала.

В.Г. Белинский. Рисунок К.А. Горбунова. 1838 г.

На чтении «Женихов» в доме И. И. Дмитриева присутствует М. С. Щепкин с дочерьми, готовившимися к поступлению на сцену. По его отзыву, Гоголь – гениальнейший комик и несравненный актер. Писатель же и в юные годы не переоценивал своих театральных способностей.

Но никакие восторги и уговоры не убеждают Гоголя отдать пьесу для постановки. Автор считает ее незавершенной, требующей серьезной доработки. Он даже не решается на чтение ее в присутствии так горячо поддерживавшего его в печати В. Г. Белинского. Тем не менее их встреча состоялась в доме Штюрмера у Красных ворот (Красноворотский переулок, 3). Иначе его адрес определялся – «у Сенного рынка». С 1890 года рыночную площадь занял сквер. Особняк несколько раз перестраивался, сохраняя тем не менее свои общие параметры и высоту в два этажа. Аксаковы переселились в него из Афанасьевского переулка.

В эти месяцы положение Гоголя было не из легких. С июля 1834 года он был зачислен адъюнктом Петербургского университета по кафедре истории, но выход в начале 1835 года из печати «Арабесок» и «Миргорода» определенно не понравился администрации. Обе книги подверглись резкой критике. Петербургские знакомые не поддерживают писателя, и тогда на помощь ему приходит В. Г. Белинский с двумя великолепными статьями. В «Молве» он печатает «Гоголь, Арабески и Миргород» в «Телескопе» – «О русской повести и повестях г. Гоголя».

Вердикт «Неистового Виссариона» был категорическим: «После „Горя от ума“ я не знаю ничего на русском языке, что бы отличалось такой чистейшею нравственностью и что бы могло иметь сильнейшее и благодетельнейшее влияние на нравы, как повести г. -Гоголя». И прав Анненков, утверждавший, что «настоящим восприемником Гоголя в русской литературе, давшим ему имя, был Белинский»: «Я близко знал Гоголя в это время и мог хорошо видеть, как озадаченный и сконфуженный не столько яростными выходками Сенковского и Булгарина, сколько общим осуждением петербургской публики, ученой братии и даже приятелей, он стоял совершенно одинокий, не зная, как выйти из своего положения и на что опереться… Руку помощи в смысле возбуждения его унылого духа протянул ему тогда, никем не прошенный, никем не ожиданный и совершенно ему неизвестный Белинский, явившийся с упомянутой статьей в „Телескопе“ 1835-го года. И с какой статьей! Он не давал в ней советов автору, не разбирал, что в нем похвально, и что подлежит нареканию… – а, основываясь на сущности авторского таланта и на достоинстве его миросозерцания, просто объявил, что в Гоголе русское общество имеет будущего великого писателя».

Ни «Ревизор», ни «Мертвые души» еще не были созданы.

В 1829 году буд ущий великий критик впервые приехал в Москву, чтобы поступить в университет. Его студенческая жизнь оказалась недолгой. Спустя три года Белинский, как автор антикрепостнической пьесы «Дмитрий Калинин», был отчислен из университета.

Дом В.Г. Белинского в Рахмановском переулке

Без средств к существованию, не оправившийся от долго продержавшей его в больнице простудной болезни, он нашел приют у своего знакомого в Рахмановском переулке. Собственно, здесь и началась творческая деятельность Белинского – Рахмановский переулок, дом Лобанова-Ростовского (был – № 4).

Это время, когда завязывается его дружба с профессором Н. И. Надеждиным – Белинский становится постоянным сотрудником журналов «Молва» и «Телескоп» – и кружком Н. В. Станкевича, члены которого К. С. Аксаков, И. П. Клюшников, Я. М. Неверов – постоянные гости дома в Рахмановском. Из этого кружка вышли, по словам Н. Г. Чернышевского, «или впоследствии примкнули к нему почти все те замечательные люди, имена которых составляют честь нашей новой словесности от Кольцова до г. Тургенева».

Неудобства жилья полностью искупались в глазах Белинского той увлекательной жизнью, которая кипела в его стенах. Они не помешали «неистовому Виссариону» писать брату: «О, Москва, Москва! жить и умереть в тебе, белокаменная, – есть верх моих желаний. Признаться, брат, расстаться с Москвой для меня все равно, что расстаться с раем…»

Улучшившиеся материальные обстоятельства позволяют Белинскому весной 1834 года найти квартиру, независимую от друзей, но уже в середине следующего года он предпочитает снять самую скромную комнатку в том же привычном доме в Рахмановском. Белинский руководит изданием «Телескопа» и «Молвы», пишет свою знаменитую статью «О русской повести и повестях г. Гоголя», по-прежнему принимает самое деятельное участие в кружке Н. В. Станкевича, описанном, кстати сказать, в романе И. С. Тургенева «Рудин» как кружок Покорского.

Последний раз Белинский возвращается на Рахмановский после закрытия журнала «Телескоп», которое последовало как правительственная мера пресечения за публикацию «Философического письма» П. Я. Чаадаева. Снова испытывавший острую нужду критик начинает здесь работу над учебником «Основания русской грамматики». О быте Белинского в этот период подробно рассказывает навещавший его писатель И. И. Лажечников:

«Внизу жили и работали кузнецы. Пробираться к нему надо было по грязной лестнице; рядом с его каморкой была прачечная, из которой постоянно неслись к нему испарения мокрого белья… Не говорю о беднейшей обстановке его комнаты, не запертой (хотя я не застал хозяина дома), потому что в ней нечего было украсть… я спешил бежать от смраду испарений, охвативших меня… скорей, скорей на чистый воздух, чтобы хоть несколько облегчить грудь от всего, что я видел, что я почувствовал в этом убогом жилище литератора, заявившего России свое имя».

Летом 1837 года болезнь вынудила Белинского ехать лечиться на Кавказ. По возвращении оттуда он переменил квартиру.

Двенадцать лет боролась общественность Москвы за сохранение дома Лобанова-Ростовского. В защиту дома выступала «Литературная Россия», получившая успокаивающие заверения со стороны тогдашнего первого секретаря РК КПСС Свердловского района Москвы т. Глинского. Тем не менее, перейдя в аппарат МГК КПСС, тот же т. Глинский, теперь уже в должности заведующего Отделом культуры горкома, способствовал давно намеченному сносу «строения, недостойного имени великого человека». На месте, где должен был появиться памятный знак, появился уродующий перспективу старинного переулка провал, плотно забитый автомашинами. И снова никаких нарушений закона: разрешение, на снос, снятие с государственной охраны – все было проведено единолично тогдашним зампредом ЦС ВООПИК В. Н. Ивановым, игнорируя мнения членов Общества и Московского городского его отделения. Объяснение, данное задним числом, гласило: не установлено, в какой части дома – левой или правой – находилась квартира Белинского, а какую-то часть все равно надо снести, идя навстречу нуждам города.

Сегодня все это пространство (рядом с Городской Думой) занято многоэтажками пресловутой «точечной» застройки.