– А кто спрашивает?

– Мать честная! – выругался он. – Вы что здесь, в Джеймса Бонда играете? Работает она здесь или нет?

Бармен указал на дверь в тыльной стене.

– Вторая кабинка.

Отхлебнув пива, он соскользнул с табурета и открыл дверь – она вела в какой-то вонючий темный коридор. В стене были три близко расположенных друг к другу смотровых оконца, каждое затянуто тяжелой затемняющей шторкой. К последнему окошечку прильнул мужчина – он явно занимался тем, что принято делать без свидетелей. Стараясь не обращать на него внимания, Уэс остановился перед – по его подсчетам – второй кабинкой. Чтобы шторка поднялась, изволь бросить в прорезь два доллара. Заплатив, он стал ждать.

По ту сторону стекла появилась Юнити. Он едва узнал ее – это была совсем другая Юнити. Крохотное личико перемазано косметикой, очков а-ля Джон Леннон нет и в помине, а соломенный парик под Тину Тернер превращал ее в пугало.

На ней была блестящая красная юбка, сапоги из белого пластика, облегающая футболка.

Словно во сне, она начала все это снимать, представив ему на обозрение леопардовый пояс с подвязками и узенький бюстгальтер на болезненно худом тельце.

Он попытался привлечь ее внимание, сказать, что это он, и раздеваться не надо. Но стекло, понятное дело, было односторонним.

– Черт дери! – пробурчал он, глядя, как она стягивает с себя все остальное.

Черная шторка автоматически захлопнулась – двухминутное представление было окончено.

Выйдя наружу, он схватил бармена за руку.

– Я не хочу на нее смотреть, – заявил он. – Мне нужно с ней поговорить.

– С кем?

– С Юнити, с кем еще?

– Она освобождается в три.

– А мне надо сейчас.

Бармен прокашлялся, выплюнул на пол себе за спину мокроту.

– За отдельную плату.

– В вашей лавочке все за отдельную плату. Может, вы и за поссать деньги берете?

Попрепиравшись немного, они заключили финансовое соглашение, и бармен пошел ее позвать.

Юнити. Его соседка, девушка строгих нравов. Он-то думал, что она работает официанткой, а она, значит, с мужиками в гляделки играет.

Через несколько минут она появилась – надутая, поверх своих стриптизных шмоток напялила длинный шерстяной свитер.

– Помнишь меня? – спросил он.

Она смотрела на него с удивлением и вызовом. Прежде чем он успел что-то добавить, она выпалила:

– Деньги я истратила. Думала, что никогда тебя не увижу. И вообще я решила, что заслужила их – так меня отделали.

– Ты истратила мои деньги? – вскричал он гневно. Он вполне мог бы их ей подарить, но мысль о том, что она истратила их без спроса, привела его в ярость.

– Мне же надо было уехать! А что, я должна была там оставаться и ждать, когда они заявятся снова?

– Кто заявится снова?

– Твои дружки-наркоманы. Ты же не предупредил меня, что эти деньги – за наркотики.

– При чем тут наркотики?

– Ладно, не надо. Может, с виду я и дура, но кое-что понимаю.

– Говорю тебе, наркотики тут ни при чем.

Она пожала плечами.

– Мне какая разница? Все равно я их истратила, и ничего ты мне не сделаешь.

Она с вызовом смотрела ему прямо в глаза. Он покачал головой.

– Да ты просто воровка.

– А ты кто – бой-скаут?

– Тьфу!

– Все, можно идти? Мне, между прочим, надо на хлеб зарабатывать.

– Хороший способ нашла. Скидавать шмотье перед оравой онанистов.

– Конечно, травкой торговать куда лучше. Платят, поди, не так, как здесь?

Они попытались испепелить друг друга взглядами.

– Где Дворняга? – спросил он.

– У меня.

– Отдай.

– Еще чего.

– У меня он теперь будет жить в приличных условиях.

– Обойдешься. У меня останется.

Косенькая, в идиотском парике – чтоб ее! Сперла его деньги, не желает отдавать собаку… тысячу долларов захапала – и никаких угрызений совести!

– Зачем ты в этом сортире работаешь?

– Чтоб за квартиру платить.

– Я тебе дам за Дворнягу полсотни.

– Какие мы щедрые, – оскалилась она.

– Он все равно наполовину мой, – лицемерно заявил он о своих правах. Ему вдруг безумно захотелось получить собаку, когда-то принадлежавшую им обоим.

– Можешь подать на меня в суд.

То ли свое дело делал парик, то ли место действия – но Юнити была совершенно другим человеком. Да она часом не одурманенная?

– Чем колешься? – поинтересовался он.

– Катись ты!

Схватив ее за кисть, он закатал рукав ее свитера – она и глазом моргнуть не успела. И нашел, что искал – тоненькую линию свежих следов от уколов.

Она вырвала руку.

– Слушай, валил бы ты отсюда!

– А эта шикарная привычка у тебя с каких времен?

– Не твое собачье дело.

– Не моя ли тысяча на это пошла? Дерзко глядя на него, она ответила:

– Считай, с нее все началось. Когда заявились дружки, отделали меня под орех и заставили съехать оттуда, я подумала: а почему нет? Деньги, по крайней мере, у меня были.

Он сразу почувствовал, что виноват. И хотя никакого решения сразу не принял, но приезжал к ней еще два раза и в конце концов предложил ей поменять нынешний стиль жизни и пойти к нему в секретарши.

– Тебе нужна секретарша? Тебе? – Она зашлась от смеха. – Зачем?

– Я удачно женился. Моя жена – Силвер Андерсон.

– Ни хрена себе! А я встречаюсь с Доном Джонсоном!

Убедить ее оказалось нелегко, но Уэс проявил настойчивость. В Юнити все-таки было что-то привлекательное – эдакий беспризорный ребенок, – и он хотел, чтобы свалившейся на него удачей воспользовалась и она, чтобы зажила нормально. Он предложил ей пройти восстановительное лечение в клинике, а уже потом приступить к работе.

– Придется сказать Силвер, что ты – моя двоюродная сестра. Не хочу вдаваться в долгие объяснения.

Три недели назад она начала работать. Прежняя Юнити. Тихая, серьезная, в очках а-ля Джон Леннон, лицо сердечком безо всякого грима, гладко зачесанные назад русые волосы.

И вроде бы все шло, как надо.

– На сегодня все, – объявил первый помощник после того, как режиссер «Романтической истории» дал команду «Стоп».

Силвер тут же унеслась в гримерную, окруженная своей свитой: Нора, которая теперь работала только на нее, парикмахер Фернандо, художник по гриму Рауль и Игги – личный консультант по гриму и гардеробу.

Возвращение в ранг кинозвезд означало переход на новый уровень роскоши. По сравнению со съемкой эпизодов на телевидении – текучка текучкой – это было настоящее пиршество. Силвер умирала от наслаждения.

Ее гримерная, обставленная дорогой мебелью, была в три раза больше крысиной норы, которой ее снабдила «Сити телевижн» за то, что трижды в неделю она нагнетала страсти в «Палм-Спрингс», – благодаря переговорам, которые по-деловому, не давая противнику опомниться, провел восхитительный Зеппо Уайт, с крысиной норой покончено. Слава Богу, она прислушалась к мнению Уэса и отдала себя в руки всесильного Зеппо. Горю Куинна Лэттимора не было предела – вполне естественно. Но Уэс проявил настойчивость (за эту настойчивость Силвер его обожала) и сказал: бизнес есть бизнес. А поскольку официального контракта у нее с Куинном никогда не было, она могла расстаться с ним с чистой совестью, хотя они и выплатили ему солидную компенсацию.

Прощай, Куинни.

Привет, Зеппо.

Проработку деталей взял на себя Уэс. Взглянув одним глазом на ее контракт с «Сити телевижн», Зеппо пришел в ярость.

– Это же чистое рабство! – кипятился он. – Такого позволять нельзя. Того, кто заставил тебя это подписать, расстрелять мало!

Он прекрасно знал, что подписать такой контракт позволил Куинн Лэттимор. Поначалу ей было его жалко, но Зеппо и Уэс объяснили: ее просто грабили – недоплачивали, недодавали каких-то льгот, – и в конце концов у нее появилась жалость к себе.

Однажды Уэс усадил ее и прочитал лекцию.

– Ты – очень красивая женщина. Она распушила хвост.

– Выдающаяся актриса и прекрасная певица.