Порванные трубки потрохов истекали кровью, набирались шершавым песком, неестественно разбухали отечностью, которая уже придавала им лиловый оттенок. Распоротое тело трепыхалось, подгребало песок уцелевшей правой рукой, и вот так ползло куда-то вперед в поисках помощи. Синюшные губы беспрестанно шевелились, а перехваченное обручем боли горло издавало то шепот, то вой.

«Доесть его, что ли?» — думал эльф, задумчиво рассматривая бессмысленные корчи. Чужие страдания не отзывались болью собственных ран.

Рехи поглядывал по сторонам в поисках ушедшего вперед отряда или засады. Но до ушей лишь навязчиво доносилось отдаленное «бом-бом-бом», как будто отсчитывалось время, отведенное не то умирающему, не то остаткам мира.

«Чтоб этих ящеров к ящерам трехногим! — запутав сам себя, мысленно выругался Рехи, топая ногами. — Кровушка-то отравлена».

Он остался без обеда, а уже третью смену красных сумерек никого не попадалось. Поэтому тело снова пробирал озноб, неприятно покалывало кончики пальцев.

— Спасите… Спасите… Спасите, — исступленно повторял умирающий, вторя ритмичному гулу. Из-за яда глаза его заволокло зеленоватой пленкой, он слепо поворачивал голову и бился в последних судорогах.

Рехи молча наблюдал за мучениями живого существа, не двигаясь с места, как будто пропитываясь чужой агонией. Ему не нравилось слушать стоны, но и не находилось нужного импульса, чтобы прикончить гибнущего неудачника. Пальцы так и застыли на рукояти, инстинкты дурманил запах крови. Так бы и впился в остатки пожеванного рептилиями тела. Только здравый смысл удерживал от гибельной неосторожности.

— Спасение спасенным! — выкрикнул особенно громко и неистово человек. И с этим воплем изошла из тела последняя жизнь, вылетела и повисла обрывками слов, растворилась среди вздохов пустоши.

«А ведь ящеры бродят где-то рядом», — озирался Рехи, когда его отпустил несвойственный ступор. На всякий случай он обнажил меч, но на стремительный бросок не хватило бы прыткости из-за отбитых коленей.

Ящеры выпрыгивали тенями в кошмарных снах, ящеры чудились в мельтешении частичек пепла. Но вместо них под гул ветра проявился печальный голос:

— Ты не имел права помочь.

Рехи узнал его, неведомо как, но узнал: это был тот самый «проводник», который ослепил у засохшего дерева. Вообще не хотелось встречаться больше с личной галлюцинацией, от его неестественного сияния до сих пор подергивалось правое веко.

— Вот заразы вы! Любимая песня, да, любимейшая, — внезапно разрезал наставшую на миг тишь резкий возглас, совершенно незнакомый, отчаянный и дикий, словно рык рептилии.

— Ты Страж Вселенной, — печально продолжал «сияющий», но неожиданно строго оборвал: — Ты знаешь, что дозволено, а что нет.

«Ну, конечно, еще б мне кто определял границы дозволенного», — язвительно подумал Рехи, хотя обращались вовсе не к нему. Он медленно двигался на монотонный металлический гул, потому что переговоры существ вторили ему, казалось, вся эта сумятица слов и звуков находилась в одной стороне. Но никого не показывалось.

— Тогда зачем я вообще?.. — охнул собеседник. — Зачем, Митрий? Зачем?

Вопрос истошно звенел в воздухе, перемешиваясь с густой тишиной. Ответ не последовал. И правда? Какой еще ответ, когда на пути Рехи, который шел дальше, попадались все новые и новые трупы: где-то оторванные руки, где-то куски раздробленных черепов, а песок под ногами поменял цвет от крови. Кое-где встречались обглоданные ошметки плоти.

На одной оторванной руке все еще дергались пальцы. Рехи бесцельно, но пристально смотрел на них. Смотрел-смотрел — и ничего не чувствовал. Только мучил жгучий голод, но каждое новое тело отдавало горьковатым оттиском яда.

«Все испоганили, — досадовал кровопийца. — Сколько еды пропадает». Очевидно, целый отряд охотников потерпел неудачу: ящеры атаковали более хитро, или попалась стая особо крупных зверюг. Кто кого в этой вечной борьбе.

«Молите о спасении, и вас спасут», — вспоминались слова еще одного свихнувшегося фанатика из соседской общины. Это он заморочил всем головы россказнями о Последнем Бастионе. Да, многое Рехи слышал, и на память не жаловался, коллекционируя занятные истории и предрассудки спонтанно возникающих культов. Но ничему, ни во что не верил.

«Стоп! А где же ящеры?» — спохватился Рехи, оглядываясь по сторонам. Но везде только гулял ветер, засыпавший надежным покровом пепла свежие трупы.

Ноги месили песок, скользя на попадавшихся кусках мяса. Один раз Рехи случайно наступил на чью-то грудную клетку, почти раздавил скользкое сердце, брызнувшее напоследок кровью. Стопа неверным шагом провалилась в изорванный клыками рептилий хаос того, что раньше называлось внутренностями. Теперь крошилось и лопалось, как гниль в трухлявом пне. Щиколотку царапнули обломки ребер несчастного, голову которого откусили по самые плечи.

«Иду по трупам к заветной цели. В буквальном смысле по трупам», — думалось Рехи, и он все больше убеждался, что ящеров спугнуло что-то ужасающее. А он-то находился теперь в центре этого нечто, сгущавшегося, словно темная воронка!

Вечный мрак уплотнялся, ветер все отчетливее доносил размеренное колыхание тяжелых звуков. И сквозь них яростным возгласом пробивался знакомый скрежет оружия. Да не простого: костяные клинки бились друг о друга с глухим стуком, зато редкие металлические — с боевым звоном. Настоящий меч носил самый мощный воин общины, он передавался уже три сотни лет. Рехи укорял себя за трусость, ведь он даже не попытался покопаться в песке, чтобы забрать реликвию. Хотя там были ящеры. Но и зачем ему меч? Все равно его втянули во что-то кошмарное, потому что даже огромные рептилии обратились в бегство.

Их следы испещряли песок, и вскоре Рехи различил вдали бегущих прочь тварей. Они побросали лакомые куски, стремясь укрыться в темных расселинах, затаиться. Огромные твари, растоптавшие и разорвавшие целый отряд беспощадных воинов, неслись в панике, не разбирая дороги. А избитый эльф оставался в окружении свежих трупов, пропитываясь смертью, как ткань шатров дымом.

«Их напугали те двое. Мне бы тоже бежать. А я зачем-то прусь вперед, прямо на звуки. Что я вообще делаю?» — вздрогнул упрямый странник, инстинктивно все-таки выхватывая свой костяной неуклюжий клинок. Да куда уж ему! Вокруг все звенело от двух настоящих мечей, хотя по-прежнему никто не появлялся.

Внезапно пространство сотряс бешеный скрежет, и прямо из-за плотного свода облаков на землю обрушились две фигуры. Одна сияла золотыми крыльями, отчаянно взмахивала ими, а вторая парила просто так, казалось, окутанная мраком. Они сцепились с ожесточением двух врагов. И вскоре взгляд не сумел уловить ничего, кроме мерцания клинков. Рехи застыл посреди пустоши, запрокинув голову. А над ним носились два вихря — золотой и черный.

— Смотри же! Смотри! — рокотал голос «темного», а «золотистый» — вроде его назвали Митрием — разбрасывал сияющие перья, выдранные из крыльев. Одно упало к ногам Рехи, снова ослепило, но быстро измаралось в пыли и погасло.

— Крылья семаргла чернеют от отчаяния… А как определить наше безумие?! — все сотрясал пространство яростный голос, пока шикарный длинный меч без крестовины выписывал невероятные кульбиты. Вдоль прямого длинного клинка полыхали алые знаки-письмена.

«Вот бы мне такой», — жадно подумал Рехи. Лишь бы этот шедевр не направили против него. Терзали сомнения, не удавалось желать победы ни одной из сторон. Некие Митрий с золотыми крыльями и Страж в темном коконе. Они сцеплялись дикими зверями, обрушивались на землю в отдалении, поднимая клубы пыли. И тут же взмывали ввысь, прошивая насквозь незыблемый черный полог неба. Неужели еще за ним что-то существовало?

В это никто не верил, даже не задумывался, лишь молили, чтобы тяжелая крышка не рухнула на головы. А тут его дырявили и терзали ярчайшими вспышками. Рехи нервно вздрагивал после каждой, но неподвижно наблюдал, лишь из привычки сжимая клинок. Впрочем, на него не обращали внимания или так казалось. Какое им обоим дело до песчинки в этом море пепла? Или он в чем-то ошибался на свой счет?