Мы попытались заглянуть сквозь давно не мытые стекла витрины: пустые полки, на прилавке какой-то хлам, в углу валяется сломанный стул.

— Кажется, лавочка давно обанкротилась, — пробормотал Жакоб.

— Идите-ка сюда! — окликнул нас из соседнего двора Вилли.

Мы поспешили к нему и увидели, что он, приложив ладонь козырьком, заглядывает в темное маленькое окошко.

— Похоже, это задняя комната лавчонки, — сказал инженер, уступая место Жакобу. — Посмотри.

Жакоб приник к грязному стеклу.

— Видишь? — спросил Вилли.

— Вижу.

— Зачем бы ему тут стоять, в лавке?

— Что вы там увидали? Покажите и мне! — нетерпеливо попросила я.

Жакоб подвинулся. Я заглянула в окошко и увидела посреди пустой полутемной комнаты непонятное сооружение.

— Что это?

— Зубоврачебное кресло, — ответил Жакоб.

Я удивленно посмотрела на него:

— Значит, дантист тут жил?

— Вероятно. И надо устроить, чтобы он снова здесь появился, — сказал Морис многозначительно.

— Может, заглянем внутрь? — предложил Вилли. — Я открою дверь… — Он уже начал шарить в своей сумке.

— Не стоит, — остановил его Жакоб. — Нужен представитель власти. Пошли, а то мы уже привлекаем внимание соседей.

Доехали до почты. Морис позвонил комиссару Лантье, попросив его немедленно приехать в Сен-Морис.

— Дело очень срочное! Мы будем ждать в кафе возле моста, понял?

Потом он позвонил в Монтре какому-то доктору Калафидису и тоже попросил его срочно приехать, захватив все необходимые инструменты…

— Кроме, конечно, кресла. Кресло здесь есть. Ничего, ничего, ты не можешь отказать своему старому клиенту. Нет, по телефону не могу. Приезжай и все узнаешь. Жди нас в кафе у моста.

События всё ускорялись.

Не успели мы кончить завтрак в уютном маленьком кафе над Роной, как приехал комиссар Лантье. Пока он пил кофе, Жакоб рассказал ему о странной, заброшенной лавчонке с зубоврачебным креслом в задней комнате. Комиссар заинтересовался. Мы снова отправились к лавке и долго заглядывали то в витрину, то в маленькое окошко во дворе.

Потом Жакоб с комиссаром ушли в местное полицейское управление. Вилли задремал, пристроившись на заднем сиденье машины, а я погуляла по берегу реки, тревожась, что там с тетей. Надо было бы придумать причину для затянувшейся отлучки.

Наконец Жакоб с комиссаром вернулись.

— Лавочка закрыта уже месяцев пять, — рассказал Жакоб. — Ее снимал для мелкой торговли некий мосье Мутон. Судя по описаниям, на проповедника он не похож, видимо, подставное лицо из его помощников. Ни о каком дантисте здесь не слышали и очень удивились, узнав о кресле. Так что нам разрешено вскрыть замок и осмотреть загадочную лавочку.

Вилли оживился, достал из сумки щипчики и крючки, весьма подозрительно похожие на отмычки, и через несколько минут мы вошли в таинственную лавчонку.

— Здесь пока ничего не трогать! — сказал озабоченно комиссар. — Пройдем сразу дальше.

Но во второй комнате осматривать было нечего. Она была совершенно пуста, только зубоврачебное кресло высилось посреди комнаты глупым, нелепым памятником.

— Ух, какая грязища! — брезгливо сказала я. — Сколько пыли!

— Надо навести тут порядок, а то избалованный доктор Калафидис откажется работать, — сказал Жакоб. — Придется вам заняться этим, Клодина. Привлекать чужое внимание не хотелось бы…

— Я сделаю все сама, но что вы задумали?

— Потом объясню. Беритесь за дело, а мы едем в кафе. Калафидис должен вот-вот подъехать. Потом мы заедем за вами. Часа вам хватит?

— Надеюсь.

Грязи накопилось много. Я только-только успела закончить уборку, когда послышался шум подъехавшей машины.

Наша «сыскная бригада» все росла: к ней прибавился высокий черноусый лысеющий человек в щегольском спортивном костюме. Он поклонился мне и представился:

— Доктор Калафидис.

Топтать только что вымытый пол я им не разрешила, и они столпились у двери, рассматривая нелепое кресло.

— Я должен вести прием здесь?! — возмущенно спросил доктор Калафидис.

— Да, — ответил Жакоб.

— Невозможно!

— Всего один пациент.

— Какая разница. Я дорожу своей репутацией. — Щепетильный доктор Калафидис даже фыркнул от возмущения и потребовал капризным тоном, уже сдаваясь: — Я должен хотя бы осмотреть кресло: в порядке ли.

— Пожалуйста, у тебя достаточно времени до завтра. А пока полы сохнут, поезжай в гостиницу, номер заказан. И не проспи! Завтра с утра ты должен быть здесь и ожидать нас…

— Но я забыл захватить халат!

— Ничего, мы привезем.

Бедный доктор Калафидис окончательно капитулировал перед неумолимым натиском Жакоба и покорно отправился в гостиницу, печально пробормотав напоследок:

— Надеюсь, хоть сносный кинотеатр есть в этой дыре?

— Поедемте скорее домой! — взмолилась я. — Тетя наверняка беспокоится. Я опоздала к обеду… Что же вы все-таки задумали, объясните наконец? — спросила я, когда мы тронулись в обратный путь.

Комиссар Лантье ехал впереди, внушая обер-лейтенантской формой всем встречным полицейским почтение.

— Что задумали? Решили заменить исчезнувшего дантиста гораздо более опытным доктором Калафидисом.

— Зачем?

— Чтобы проверить зубы у вашей тети.

— Думаете, приемник у нее во рту?

— Возможно.

Все-таки Морис бывает порой совершенно нестерпимым, хоть кого выведет из себя!

— А если она передумала ехать к дантисту? — довольно ехидно спросила я. — Что тогда делать? Ведь зуб у нее перестал болеть.

— Такая возможность предусмотрена, — невозмутимо ответил Морис. — Мы постараемся уговорить вашу тетю.

— Попробуйте…

Как я и предполагала, тетя рассердилась за мое опоздание к обеду. Но я сказала, что пришлось идти в деревню, на кирпичный заводик, за деталями к нашему «опель-капитану».

— Ты же сама просила отвезти тебя завтра к дантисту.

— Ну, можно не спешить, — ответила, смягчаясь, тетя. — Зуб у меня совсем не болит, можно повременить…

Так. Посмотрим, как уговорит ее самонадеянный Морис…

Когда тетя легла спать, я поспешила в дом доктора Ренара, превратившийся в нашу постоянную ночную штаб-квартиру. И всех сыщиков, конечно, нашла за работой: Жакоб и Вилли возились с аппаратурой в передвижной лаборатории, а обер-лейтенант и доктор Ренар заглядывали в распахнутую дверь фургона.

Все невольно говорили вполголоса.

— Скоро она заснет? — спросил меня Жакоб.

— Тетя? Только что ушла к себе,

— Отлично. Вилли, следи за окнами.

— Свет еще горит, — лениво ответил как всегда что-то жующий инженер.

Жакоб протянул мне руку. Я залезла в фургон и пристроилась на складном стульчике.

— Что же вы… — начала я, но Вилли прервал меня возгласом:

— Свет погас!

— Чудно, — сказал Жакоб, придвигаясь к магнитофону. — Подождем еще минут пять и начнем.

Эти минуты показались мне очень длинными. Недоуменные вопросы так и вертелись на языке, но я не решалась нарушить напряженную тишину.

— Включаю, — сказал Жакоб, посмотрев на Вилли. — У тебя все готово?

— Давай.

Диски магнитофона закрутились, и вдруг из динамика раздался знакомый голос проповедника:

«Спите… Спите… По всему вашему телу разливается чувство приятного успокоения и дремоты…»

— Никак он не унимается! Что ему еще надо? Когда оставит тетю в покое?!

Жакоб погрозил мне пальцем, чтобы молчала и слушала.

«Теперь я буду говорить другим голосом… Слушайте его внимательно, слушайте его внимательно… Так надо… так надо, чтобы обмануть ваших врагов… Спите спокойно и слушайте его внимательно…»

Небольшая пауза с убаюкивающим стуком метронома, и я услышала голос Жакоба!

Он говорил так же властно, убеждающе, негромко:

«Вам становится все лучше и лучше… сонливость сильней и сильней… Вы больше ни о чем не тревожитесь, вы больше ничего не чувствуете… Вы слышите только мой голос…»