Сжав его руку, я обошла его и встала сзади. Браунинг полетел на кровать. Я провела рукой по его шее и кончиками пальцев нашла пульс.

Взглянув на Ричарда, я увидела на его лице почти ясное “нет” – он был готов предостеречь меня от того, о чем я думала. Что в свою очередь делало все это еще более соблазнительным.

Верн тем временем потянул меня на себя, свел мои руки у себя на груди, словно я его обнимала. Таким образом мои губы оказались прямо у его шеи, как будто он уже не раз это делал.

Он пах теплом, будто перед этим долго был на солнце. В его кожу въелся аромат деревьев и земли. Я провела носом над самой поверхностью его тела. И почуяла запах крови. Словно его кожа истончалась, пока от сладкого запаха крови меня не отделяло только уступчивое тепло, будто кожи не стало вовсе.

Мои губы парили над его пульсирующим теплом. Я погружалась в запахи его тела. Меня захлестывало желание сомкнуть губы на этой живой пульсации. Но я не разрешала себе это сделать, или, точнее, не доверяла себе сделать слишком многое. Неужели Ричард шел по жизни, пробуя на вкус кровь других? Ощущал ли он их жизнь как нечто хрупкое и материальное?

Возможно, я колебалась слишком долго. Возможно, Верн почувствовал наполняющую меня силу. Его собственная сила вдруг ворвалась в мое тело вибрирующим потоком, и я задохнулась. Это было слишком. Слишком соблазнительное предложение глотка влаги погибающему от жажды.

Мои зубы сомкнулись на исчезающем тепле. Рот заполнило ощущение его плоти. Мой язык нашел его пульс, и я впилась в него зубами, пытаясь вырвать из шеи бьющийся, живой кусок.

Во мне рыком раздалась его сила, и что-то глубоко внутри меня излилось этому навстречу, словно встретились две волны мощного прилива, сминая, смывая и разрушая все на своем пути. Глубоко под ними когда-то была земля и пляж, но все это смыло в грохочущие глубины.

Я почувствовала, как открылись глаза, но не у меня. За мили отсюда открыл глаза Жан-Клод, в удивлении очнувшись от сна, который должен был продолжаться еще не один час. В шоке от того, что его, мой, наш голод удовлетворен.

Чьи-то руки начали оттаскивать меня от пульсирующего тепла. Чьи-то руки вмешались и отрывали меня. Я пришла в себя в воздухе, куда уже совершенно беспомощную меня поднял Ричард. Верн так и не выпустил моей руки. Он держался за нее и пытался подтащить меня обратно. На его шее была кровь. На коже остался почти идеальный отпечаток моих зубов. Ричард, наконец, оторвал меня от него, и рука Верна упала.

Взгляд у Верна был затуманенный. Он глубоко судорожно вздохнул и рассмеялся. Низкий звук заставил мое тело отреагировать.

– Боже, девочка, что это была за чертовщина?

Я не дергалась и не старалась к нему вернуться. Не старалась это закончить. Я спокойно лежала в руках Ричарда, моргая от утреннего света, глядя на то, что я сделала с шеей Верна и ничего не понимая.

Когда у меня получилось заговорить, я просила:

– Что это было, черт возьми?

Ричард держал меня на руках, как ребенка. А так как я не была уверена, что смогу устоять на ногах, то не стала выступать по этому поводу. Я чувствовала себя легко, отстраненно и ужасно.

Прижав к себе, он поцеловал меня в лоб.

– После того, как мы были вместе, метки усилились. Жан-Клод думал, что так и будет.

С трудом сфокусировав взгляд, я посмотрела на Ричарда.

– Хочешь сказать, что наш с тобой секс усилил его власть над нами?

Секунду или две Ричард думал на эту тему, потом сказал.

– Скорее, нашу власть друг над другом.

– Отпусти меня.

Он послушался. Не в силах стоять, я скользнула на колени и оттолкнула его руки, когда он попытался мне помочь.

– Ты знал, и не сказал мне!

– Что бы это изменило прошлой ночью? – спросил он.

Борясь со слезами, я смотрела на него и хотела сказать “все”, но не стала врать.

– Ничего, – ответила я. – Ничего.

Прошлой ночью понадобилось бы значительно больше, чем простое знание об усилении меток, чтобы удержать меня от постели Ричарда. Конечно, прошлой ночью я не поняла бы, что это означает. Прошлой ночью я не пыталась выгрызть человеку горло.

Я попробовала подняться и второй раз шлепнулась обратно. Дело было не в упадке сил. Я чувствовала себя почти пьяной. Но силы не уменьшились. Скорее как раз наоборот.

– Что со мной?

– Я видел такое у вампиров. Когда они выпьют крови кого-нибудь могущественного или перепьют… силы, – ответил Шанг-Да.

– Черт!

– Лично я себя чувствую как раз чертовски хорошо, – вмешался Верн и потрогал укус на шее. – Я еще ни разу не давался вампиру. Если это так приятно, похоже, я много пропустил.

– Даже лучше, – не утерпел Натаниель. – Может быть гораздо приятнее.

– Дело не в вампире, – сказал Ричард. – Дело в силе. Сила Верна, моя, Аниты и Жан-Клода.

– Что-то вроде противоестественного самоубийственного коктейльчика, – хихикнула я и легла на пол, спрятав лицо в руках, пытаясь не упустить послевкусие.

Мне хотелось удержать это необыкновенное ощущение и завернуться в него, как в пушистое одеяло. А в конце долгого, разгорающегося тепла я почувствовала тьму. Я почувствовала, как подобно черной дыре Жан-Клод втягивает в себя наше тепло, нашу жизнь. И в этот момент я поняла две вещи. Во-первых, он уже знает, что мы с Ричардом занимались любовью. Что он это почувствовал. А во-вторых, в то время, когда он питался нашей жизнью, мы сами питались его тьмой. Мы пили его холодную неподвижную смерть точно так же, как он вкушал солнечное тепло и пульсацию наших тел. И все мы черпали в этом силу. Свет и тьма. Холод и жар. Жизнь и смерть. Словно метки сводили нас все ближе, и граница между жизнью и смертью стиралась. Я чувствовала, как сердце Жан-Клода забилось раньше, чем в любой из дней за последние четыре сотни лет. Я чувствовала его радость, чувствовала, что он доволен. И в это мгновенье я его ненавидела.

Через два часа мы с Ричардом и Шанг-Да уже лазали по лесу в поисках биологов и их троллей. Мы должны были убраться из города до наступления темноты, а так как убираться из города мы на самом деле не собирались, то пришлось вернуться к уже запланированным делам. Остальные остались дома и к моменту нашего ухода напоминали копошащихся муравьев, которые паковали, паковали, паковали вещи. Предполагалось, что мы упакуемся и свалим. Более того, когда мы будем готовы сваливать, предполагалось, что мы позвоним и доложим об этом шерифу. Уилкс любезно предложил нам сопровождение для выезда из города – до темноты. Полагаю, с наступлением темноты предложение трансформируется в пулю и продырявленную часть тела.

Итак, я пробиралась через лес, пытаясь успеть за Ричардом. Он двигался между деревьями так, будто заранее видел все препятствия, или, по мере того, как он двигался вперед, деревья перед ним расступались. Я понимала, что это не так. Я чувствовала присутствие большого количества противоестественной энергии, но с Ричардом все это казалось простым. Дело было не в том, что он вервольф. Вся соль в том, что он – мистер Отдых-На-Природе. Его туристические ботинки были очаровательно изношены. А футболка представляла собой нечто зелено-голубое с изображением морской коровы, ламантина, который плескался спереди и сзади. У меня дома было идентичное нечто, подарок Ричарда, само собой. Он был очень разочарован, что я не взяла ее с собой. Но даже, если бы я взяла эту футболку, я бы ее не надела. Я не слишком увлекалась близняшкиным стилем, который практиковали некоторые пары. Кроме того, я все еще на него злилась, правда, как-то смутно. Я не должна была остаться единственной из нас троих, кто был не в курсе, что будет означать секс для нас с Ричардом. Они должны были сказать мне, что это свяжет всех нас еще сильнее.

Но, конечно, глядя на то, как злополучная футболка, подобно тонкой второй коже, обтягивает это тело, злиться на него было по обыкновению трудно. Свои густые волосы он связал сзади в хвост. И каждый раз, когда на него падал солнечный луч, волосы вспыхивали медными и золотыми нитями. Очень сложно сердиться, знаете ли, когда от одного его вида у меня спирало дыхание.