– Я с вами. Поедем на моей машине: ваша слишком приметная. И шуму от нее слишком много.

– Спасибо, но я поеду один. Не стоит, чтобы нас видели вместе. Не забывайте: мы ведь только вчера познакомились. И потом, вам нужно спрятать вот это.

Археолог достал из кармана белый носовой платок и, развернув его, положил на ладонь Альдо кулон с сапфиром. Тот взял драгоценность не без волнения, но радости, которую испытал бы, если бы нашел ее раньше, теперь, когда узнал подлинную историю «Голубой звезды», он не мог почувствовать. Слишком много жизней унес этот великолепный камень, слишком много было на нем крови! К первому убийству, совершенному после разграбления Иерусалимского храма, к страданиям человека, прикованного к галере и умершего под ударами бича, добавились еще несколько – Изабеллы Морозини, маленького человечка в круглой шляпе по имени Элия Амсхель, а теперь, возможно, и Ромуальда. И Морозини хотелось одного: поскорее передать Симону Аронову это губительное чудо. Быть может, вернувшись на свое место в золотой пекторали, «Голубая звезда» прекратит наконец сеять смерть?

– Я никогда не смогу высказать вам всю мою признательность, – пробормотал Морозини, сжав сапфир в кулаке. – Теперь нужно послать сообщение Аронову через Цюрихский банк, а пока я спрячу это в надежное место. Моя тетя Амелия позволит мне воспользоваться ее сейфом.

– Разве вы не уедете сразу в Венецию?

– И оставлю вас одного расхлебывать всю эту кашу? Конечно, нет! Я сегодня же возвращаюсь в Париж. Вы знаете, где меня найти, позвоните, если я смогу быть вам чем-нибудь полезен...

– Не думаю, что вы можете чем-то мне помочь. Пожалуй, вы действительно будете полезнее в Париже. Сэр Эрик собирается сегодня отвезти туда свою жену: работы по модернизации замка еще не закончены, и он недостаточно комфортабелен для больной.

– Но ведь Фэррэлс, кажется, пригласил к Анельке известного специалиста?

– Одно другому не мешает. Он вызвал санитарную машину – это все, что я знаю...

– Что касается Ромуальда... я начинаю думать, что версия о похищении верна: если его хотели утопить, к чему было тащить его несколько метров по берегу, когда вполне можно было столкнуть из лодки?

– Дай бог, чтобы вы оказались правы! Ладно! Я возвращаюсь к моим поискам. Спасибо вам за завтрак... и за вашу дружбу!

Они пожали друг другу руки, и Адаль укатил в сторону Блуа. Часом позже Морозини, поблагодарив г-жу де Сен-Медар за гостеприимство, отбыл в противоположном направлении.

Дорога показалась князю бесконечно долгой; в довершение всего на полпути лопнула шина, и пришлось менять колесо. Морозини терпеть не мог это занятие. Дома ему этого делать не приходилось: в Венеции, цивилизованном городе, скользили по воде, а не тряслись на разбитых дорогах... где можно в любую минуту напороться на гвоздь! Его быстрому, как ветер, «мотоскаффо», сверкающему медью и полированным красным деревом, не нужны были шины...

Поэтому в дом на улице Альфреда де Виньи Морозини прибыл в самом скверном расположении духа. Известие, которым огорошила его Мари-Анжелина, вышедшая ему навстречу, пока он передавал «керосиновую машину» шоферу, отнюдь не улучшило настроения князю. Она сообщила, что его с нетерпением ждут: его секретарша приехала сегодня утром и сейчас пьет чай с «нашей маркизой». Довольная физиономия мадемуазель дю План-Крепен, ее мания непременно первой выкладывать новости окончательно вывели Альдо из себя.

– Моя секретарша? – прорычал он. – Вы имеете в виду голландку по имени Мина ван Зельден? Какого черта ее сюда принесло?

– Спросите ее об этом сами. Нам она не сказала...

– Ну ладно, сейчас узнаем!

И Морозини, сбросив пыльник и фуражку прямо на пол в вестибюле, кинулся к зимнему саду. В первой же гостиной его сомнения окончательно развеялись: певучий акцент Мины, когда она говорила по-французски или по-итальянски, невозможно было не узнать. Ворвавшись во вторую гостиную, он обнаружил там Мину собственной персоной, такую же, как всегда: в костюме из серой фланели, белой блузке и серых ботинках на низком каблуке, она чинно сидела в тени аспидистры, очень прямая, держа в одной руке чашку с чаем. Морозини набросился на нее, не дав и рта раскрыть:

– Что вы здесь делаете, Мина? Я-то думал, что вы завалены работой выше головы, а вы, оказывается, расселись здесь и заняты болтовней!

Лицо Мины под круглыми очками залилось краской, но тут вмешалась возмущенная г-жа де Соммьер:

– Как прикажешь это понимать? С каких это пор ты вот так врываешься к людям, даже не поздоровавшись?

Ее отповедь подействовала на Морозини как холодный душ. Смущенно опустив голову, он поцеловал руку старой дамы, затем повернулся к своей секретарше:

– Извините меня, Мина! Я не хотел вас обидеть, но у меня... кое-какие неприятности, и...

– Ах, ах! – насмешливо пропела маркиза, и глаза ее блеснули. – Что же, на знаменитой свадьбе не все было гладко?

– Не то слово. Одна беда за другой, потом я вам все расскажу. Сначала все же позвольте вопрос к вам, Мина! Как же это вы все бросили и приехали сюда? Может быть, не поладили с господином Бюто?

– Что вы! Господин Бюто – просто чудо! Милейший, замечательный человек! И так помог мне! – Мина молитвенно сложила руки и возвела глаза к потолку, как будто ожидала, что там появится лицо Ги в обрамлении нимба. – Вы не представляете, сколько он делает, с тех пор как приехал, – потому я и смогла приехать и привезти вам вот это, – продолжала она, достав из кармана какую-то телеграмму. – Между прочим, это господин Бюто, – Мина произносила «Бютоо», – мне посоветовал, он говорил, что вам будет не так тяжело...

– Еще одна беда! – вздохнул Морозини, с опаской взяв листок из ее рук.

– Боюсь, что так.

Так оно и было. Ноги у Альдо подкосились, и ему пришлось сесть, когда он прочел несколько слов: «С прискорбием сообщаю вам о смерти лорда Килренена. Убит на борту своей яхты. Примите соболезнования. Подробности письмом. Форбс, капитан „Роберта Брюса“».

Не говоря ни слова, Альдо протянул телеграмму маркизе. Ее брови поползли вверх.

– Как? И его тоже?.. Как твою мать? Кто мог это сделать?

– Возможно, мы узнаем это из письма капитана. Вы правильно сделали, Мина, что приехали! Спасибо!.. Я вас оставлю, допивайте спокойно ваш чай... Пойду переоденусь...

Альдо говорил первое, что приходило в голову, к глазам подступали слезы, которых он не хотел показывать, и ему не терпелось остаться одному, чтобы пролить их по ушедшему другу. Итак, самый давний и самый верный поклонник Изабеллы наконец соединился с ней. И причиной его ухода тоже было преступление – слишком часто в этом мире жертвами становятся невинные души! Возможно, он был счастлив покинуть земную юдоль? Жизнь без его принцессы Грезы, единственной, кого он любил, должно быть, тяготила несчастного...

Морозини долго сидел на кровати, погруженный в свои мысли, так и не переодевшись и не приняв ванну. Смерть лорда Килренена была для него жестоким ударом, но она к тому же поставила перед ним серьезную проблему. Браслет Мумтаз-Махал так и не был продан; теперь, после смерти сэра Эндрю, он становился частью наследства. Так полагалось по закону. Но была еще воля старого лорда, до сих пор звучавшая в ушах Альдо: «Продайте его кому угодно, только не моему соотечественнику!» Тогда Морозини не вполне это понял, но теперь, вспоминая красивое лицо Мэри Сент-Элбенс на аукционе – неузнаваемо преображенное алчностью, а потом искривленное бессильной яростью, – он догадался: давая ему этот запрет, лорд Килренен думал о ней. А ее муж, разумеется, входил в число наследников. Что же делать?

Лучшим выходом, разумеется, было бы поскорее найти ценителя, продать браслет и переслать деньги нотариусу. Альдо пришла в голову мысль о Фэррэлсе: это восхитительное украшение так пошло бы к хрупкому запястью Анельки! К сожалению, сэр Эрик, хоть и не англичанин по рождению, был английским подданным – значит, такая возможность исключена. Затем Морозини подумал о другом супруге – вечно отсутствующем и несметно богатом Морице Кледермане. Для коллекционера его масштаба браслет был лакомым куском... но мысль о том, что его станет носить Дианора, корыстная и бесчувственная Дианора, была для Альдо невыносима. Эта женщина не заслуживала дара любви.