Калерия кивнула и только потом задумалась: сегодня еще и женсовет! Это обстоятельство напрочь вылетело из головы. Было вытеснено чем-то более важным.

Надо же! И как это она, председатель женсовета военного городка, могла стать такой рассеянной? Выговор вам, Калерия Петровна!

Пожурила себя и простила заодно. У нее уважительная причина. У нее очень уважительная причина…

Только зашевелила ключом в замке, соседняя дверь на лестничной площадке открылась и показалась голова соседки Нади, густо усыпанная алюминиевыми, в дырочку, бигуди.

– Привет! С дежурства? Ну как ты? Тошнит?

Надя засыпала Калерию вопросами, по-хозяйски зайдя следом за ней в квартиру.

– Завтракала что-нибудь?

– Что ты, Надюша, какое там… – Калерия прошла в комнату и опустилась на диван. – Ты же знаешь, с утра ничего в себя не могу протолкнуть.

– Так. Сейчас идем ко мне. У меня блинчики с творогом. Пальчики оближешь.

– Сомневаюсь, – покачала головой Калерия, с удовольствием вытягивая ноги. – Думать о еде не могу.

– Это всегда так, – с воодушевлением подхватила Надя, поправляя фартук. – Я дома тоже есть не могла беременная. А в гости приду – ничего. Что-нибудь да съем. Идем, у меня титан горячий, искупаешься.

Надя распоряжалась, а Калерия, строгий врач у себя на работе и не последнее лицо в городке, подчинялась соседке беспрекословно. Та чувствовала свое право советовать – у Нади было двое детей и обсуждалась вероятность появления третьего. Тогда как Калерия Петровна, как считалось в городке, ждала первенца. И беременность была поздней по меркам местных мам, долгожданной. В связи с этим окружающие считали своим долгом участвовать в ее жизни, по мере сил окружали заботой.

Калерия переоделась в длинный домашний халат, достала полотенце. Взглянула на портрет мужа, сияющий улыбкой из-под стекла на столе.

– Скорее возвращайся, – с упреком сказала она портрету. – Плохо нам тут без тебя. Одиноко и тоскливо!

У соседки от натопленного титана было жарко. В чугунной ванне журчала вода. Пахло сдобой.

– Вот. Выпей клюквенного морсу, чтобы не тошнило, – посоветовала Надя. – И ныряй в ванну.

После ванны вконец разомлевшая Калерия сидела на соседкиной кухне и ела блины. К своему удивлению, она поняла, что в Надиных словах присутствует правда. В гостях действительно еда воспринимается по-другому. Говорили, конечно, о мужьях, которые служили на одном корабле и сейчас были в рейсе.

– Скорей бы возвращались, – проворчала Надя, нарочно делая лицо суровым. – Сил уже никаких нет! С Максимкой совсем не справляюсь, с разбойником. Он только отца одного и слушается. Учительница снова жаловалась на поведение. Я уж школу стороной обхожу.

Калерия кивала, а ресницы склеивались – клонило в сон.

– Вы вот хоть пожили для себя, – продолжала Надя, подливая гостье чай. – А мы сразу родили двоих подряд. Ох, хлебнула я с ними! То заболеют, то обожгутся о печку, а я все одна… Он-то постоянно в автономном плавании. У тебя хоть теперь квартира отдельная. И сама все же не девочка, опытная уже. Тебе полегче будет. Да и мы все поможем, если что…

До обеда Калерии удалось поспать, а в два ее разбудил будильник – пора собираться на женсовет.

Надела свой любимый синий костюм с перламутровыми пуговицами. Волосы забрала в пучок, взглянула на себя в зеркало и осталась довольна. Тот образ, который считала для себя наиболее приемлемым, ей удавался. Деловая активная женщина, правая рука мужа. Не сухарь и не синий чулок, но немножко – над другими, немножко предполагается дистанция. Мало кто сунется к ней с панибратством или надумает нахамить. Кому другому, но не ей. Она – уважаемый человек в городке. И своего положения она добилась сама, всей своей жизнью здесь. Родители могут гордиться ею. И она ни разу не пожалела, что сделала тогда такой, как могло показаться, поспешный выбор, определивший ее судьбу.

Как обычно улыбчивая, подтянутая, приветливая, она пришла в здание Дома офицеров на заседание женсовета.

В комнате, которую занимала их общественная организация, уже собралось несколько женщин. Людмила, продавщица из военторга, смотрела протоколы. Учительница истории из школы, Наталья Павловна, горячо спорила с женой капитана 1 ранга, Прянишниковой. Не было только двоих – отпросившейся в город Татьяны и заведующей детским садом Кудрявцевой.

– Здравствуйте. О чем спорим? – поинтересовалась Калерия, направляясь к своему месту за столом.

– Спорят о любви, – усмехнулась Людмила, искоса глянув в сторону женщин. – С кем должен остаться муж. С женой или с любовницей.

Людмила, представитель военторга, с долькой презрения отвернулась от спорящих и сделала вид, что углубилась в изучение протоколов.

– И все-таки я не понимаю, – повернулась в сторону Калерии Наталья Павловна. – Почему наши законы разрешают развод, если один из супругов не согласен. Значит, как мотаться с ним по неустроенным гарнизонам, терпеть нужду, невзгоды первых лет службы – старая жена годилась. А теперь, когда муж достиг определенных высот, его соблазняет какая-то финтифлюшка, старую побоку?

– Да почему вы думаете, что это его соблазнили? А может, как раз наоборот? Он соблазнил молодую? Потянуло на сладенькое? – возразила Прянишникова.

Калерия догадывалась, почему Людмила не встревала в разговор. Поговаривали, что начальник штаба частенько заглядывает в магазин, когда она там работает.

– Да что там сладенького? – фыркнула учительница. – Страхолюдина, прости Господи…

– Мы обсуждаем что-то конкретное? – поинтересовалась Калерия и предупредительно подняла брови. – Или это спор вообще?

Она прекрасно понимала, что речь завели неспроста. Именно такое щекотливое дело им предстояло сегодня разбирать.

В фойе уже топталась Тамара Абрашина, написавшая жалобу на мужа.

– Да мы так, вообще… – сообразила Прянишникова. – Сколько случаев.

– Вот именно, – подтвердила Наталья Павловна, покосившись на Людмилу.

В это время по коридору застучали каблуки заведующей детским садом, Кудрявцевой. Женщины расселись вокруг стола.

– Сегодня на повестке дня два вопроса, – начала Калерия, закрыв дверь кабинета. – Первый вопрос – организация осенних каникул детей гарнизона. Второй – рассмотрение заявления Абрашиной.

– Давно хотели свозить детей в Москву, – горячо начала учительница. – Предлагаю составить списки желающих и обратиться в политотдел части.

Вопрос с поездкой в Москву решили быстро. Сразу нашлись желающие сопровождать детей. Людмила вызвалась собрать сухие пайки на дорогу. Осталось представить готовый план начальнику политотдела и ждать ответа.

Вот со вторым вопросом обстояло все гораздо сложнее. Вопрос был щекотлив, и Калерия не знала, как приступить к его решению.

– Поступило заявление от Тамары Львовны Абрашиной с жалобой на Светлану Назарченко, которая якобы пытается разбить крепкую советскую семью капитана Абрашина. Какие будут предложения?

Людмила усмехнулась и покачала головой. Наталья Павловна сурово свела брови к переносице.

– Давайте выслушаем Абрашину. Она, кажется, уже здесь.

Вошла Тамара Абрашина, которая была примерно ровесница Калерии и которая не так давно лежала у них в госпитале по поводу бесплодия.

– Садитесь, Тамара, расскажите нам, что произошло, – дружелюбно пригласила Калерия.

Тамара сразу же начала плакать. Потом уже заговорила тихо, еле слышно. Ее никто не перебивал.

История была типична, как это ни печально. И чем дальше женщина углублялась в нее, тем больше Калерии хотелось заслониться от этой истории. Примерно так же человек чувствует себя на похоронах, не относящихся к его близким. Ты вроде бы сочувствуешь, ты разделяешь чужое горе, но в то же время тихонько радуешься, что оно не относится к тебе лично.

Наконец женщина выговорилась и замолчала.

Калерия тоже молчала, потому что не знала, что сказать. Хорошо бы пообещать этой женщине, что они все уладят, что мужа вернут в семью, а разлучницу накажут. Но если было бы все так просто…