Иногда случались и ссоры, и тогда он поспешно вмешивался прежде, чем могла возникнуть глубокая семейная вражда с местью. Как-то раз один сородич пришел просить у хозяина совета относительно дочери, которая вышла из повиновения и даже как-будто немного повредилась в уме. Шейх поговорил с девушкой и безотлагательно нашел для нее молодого и красивого мужа.

Лорна была этим поражена.

— Но ведь та девушка совсем не знает его, — запротестовала она.

— Ей нужен муж, — спокойно ответил Касим. — Скоро она позабудет все свои глупости и станет прекрасной женой.

— Да ты просто деспот! — Лорна прихлопнула пальмовым веером кружащуюся перед ней осу. — Ты считаешь женщин существами, не имеющими собственной души и сердца.

— С женщиной нужно обращаться так же, как с норовистой кобылицей, чтобы она всегда чувствовала натянутые поводья и не теряла головы. — Он развалился на диване, вытянув ноги в сапогах; выражение его глаз застилал дым сигареты.

— Ну, конечно; а кроме поводьев существует еще и плетка, — прошептала Лорна.

Взгляд желтых глаз шейха был похож на удар кнута.

— Неужели, прожив у меня в гостях столько времени, ты так ничему и не научилась? — последовал вопрос. — Настоящей женщине нравится, когда ею руководят. Она наслаждается своим страхом перед мужчиной, который ее не боится. Женщины, моя девочка, существа загадочные, а в мире немало мужчин, трепещущих перед слабым полом. Уверен, ты встречала много сентиментальных, боязливых юношей, раз стала такой гордячкой.

— Гордячкой? Я? — воскликнула Лорна. — Думай, что говоришь! Ты, безраздельно властвующий над сотнями своих соплеменников, распоряжающийся их жизнями, выпихивающий девушек замуж за малознакомых мужчин, ты смеешь обвинять меня в гордости?

— Не будь ты гордячкой, то и не нравилась бы мне так. — Глаза его улыбались сквозь вуаль сигаретного дыма. — Однако ты должна признать, что я старался хорошо обращаться с такой строптивой кобылкой, как ты, и ни разу не попытался сломить твою неукротимость или уязвить твою гордость.

Лорна отвернулась и принялась через вход в шатер разглядывать суету лагеря, всегда усиливавшуюся, когда шейх был в своей резиденции. Кобылка!.. Но он и в самом деле всегда сохранял самообладание…

Девушка сжала пальцами откинутую занавеску шатра, вспоминая, сколько уже узнала о нем за время своего принудительного пребывания в пустыне. Он совершенно не ведал страха и был до странности ласков с маленькими детьми и всеми без разбору животными. В гневе шейх был страшен, и время от времени ему приходилось наказывать какого-нибудь ослушника. Лорну он приводил в замешательство больше, чем кто-либо другой… Иногда она даже восхищалась им и была особенно заинтригована его европейскими привычками.

Поглощенная своими мыслями, девушка не услышала, как Касим пересек шатер; просто внезапно ощутила, что его рука обхватила ее стройную талию.

— Ты все еще ненавидишь меня? — шепнул он, и теплое дыхание коснулось волос на ее виске.

— Зачем же зря спрашиваешь? — Теперь Лорна боролась с ним только словами, уже не стараясь ускользнуть из его объятий; в этом не было нужды — она и без того могла дать понять ему, что эти прикосновения все еще ненавистны ей.

— Что же мне еще для тебя сделать? — рассмеялся шейх и поцеловал ее в затылок. — Нагрузить грехи свои на козла и во искупление их отпустить его в пустыню?

— Тебе понадобится не один козел, — съязвила Лорна. Касим опять рассмеялся и повернул ее лицом к себе. В его глазах, жадно всматривавшихся в волосы, лицо, губы девушки, изящным алым цветком выделявшиеся на медово-золотистой от загара коже, светилось неприкрытое восхищение.

— Нет, это просто какие-то булыжники в мою голову, а не слова, — насмешливо произнес он. — Слова я могу заглушить поцелуями.

И, держа девушку в кольце своих рук, нагнул голову и привел свою угрозу в исполнение. Его поцелуй слегка отдавал сигаретным дымом. Лорна почувствовала, как от этой близости ее бросило в жар, а руки стали словно чугунные.

— Завтра я намереваюсь отправиться в гости к другу, в соседний лагерь, — объявил шейх. — Часть пути ты можешь проехать со мной, но потом Ахмед проводит тебя обратно в лагерь. Поедем, если пообещаешь, что будешь вести себя хорошо в мое отсутствие.

— Ахмед предан тебе и проницателен, как сторожевой пес, так что его не проведешь моими трюками, — возразила Лорна. — Он никогда не доставит мне удовольствия удрать от него, потому что слишком боится вызвать неудовольствие своего хозяина.

— Да уж, конечно, моим людям хорошо известно, что я буду… скажем, недоволен. — Шейх выпустил ее и подошел к письменному столу. Зажег лампу и сел, чтобы записать что-то в большую, переплетенную в кожу книгу. Лорна, очарованная, не отрываясь смотрела, как его перо вырисовывало красивые буквы, делавшие каждую страницу книги просто произведением искусства. Он так же искусно делал весьма живые наброски с арабских скакунов и этим до того напоминал любимого ею отца, что девушка уже была просто не в силах питать к нему ту же ненависть, что и раньше.

Она никогда не говорила со своим похитителем об отце, наотрез отказываясь делиться с ним столь драгоценными и мучительными для нее воспоминаниями.

Когда через какое-то время шейх поднял голову, Лорна сразу же отвернулась и направилась к книжному шкафчику, чтобы взять рукописную копию «Серебряного Кубка» — истории Кадиса, города, где родилась и выросла его мать. Звали ее Елена. В книге была и ее подпись.

Лорна уселась на коврик и попыталась углубиться в книгу, но каждую минуту каждым своим нервом ощущала присутствие шейха. Уголком глаза она видела дымок, завивавшийся от его сигареты, и очертания крепких мускулов под шелковым кибром.

Когда же он отпустит ее?

Девушка страшилась задать этот вопрос и получить ответ… Она уже поняла, что во многом жизнь этого могущественного принца была отшельнической. Он не мог, не рискуя своим авторитетом, совершенно свободно вести себя в присутствии своих сородичей. Лишь в уединенности своего шатра мог позволить себе расслабиться и отвлечься от ежедневных забот и обязанностей; и хотя порою обращался с Лорной с кажущейся небрежностью, она видела, что ему доставляют удовольствие их беседы и совместные прогулки верхом.

И тут, словно прочитав ее мысли, Касим язвительно заметил:

— Ты можешь считать себя счастливицей, что не находишься в гареме обычного шейха, вместе с четырьмя женами и кучей наложниц.

— Обычного? — воскликнула Лорна удивленно.

— Да, моя девочка, я — необычный шейх. Ведь в моем гареме нет никого, кроме тебя, к немалому удивлению всех наших мужчин.

— Ну, это здесь, в лагере, — ответила она, и щеки ее запылали. — А что твой гарем во дворце?

— Увы, пуст.

— Ты уже успел устать от ваших женщин, и так быстро?

— Если ты таким туманным образом интересуешься, не устал ли я от тебя, то я отвечу «нет». — Касим улыбнулся, блеснув зубами. — Нет, ты только представь, насколько реже мы бы виделись, если бы тебе пришлось делить меня с целым гаремом восточных красавиц.

— Удивляюсь, почему у тебя нет большого гарема, — произнесла Лорна как можно небрежнее, с усилием отворачиваясь от его широких плеч, удивительно четкого профиля, черных до синевы волос, поблескивавших в свете лампы.

— Я так подолгу нахожусь в пустыне, что было бы нечестно и несправедливо собирать женщин лишь для того, чтобы потом пренебрегать ими, — медленно произнес он.

— А вот тут ты обольщаешься: вряд ли бы они стали скучать по тебе!

— Женщина, хоть однажды разделившая с мужчиной наслаждение, скучает по нему, когда он уезжает.

— Я бы только радовалась этому! Шейх лениво рассмеялся:

— А я бы скучал по колючкам на твоем язычке, моя девочка, — и вернулся к своей книге, предоставив Лорне разглядывать его. От завитков черных волос на шее до носков сапог, все еще надетых на нем, он был мужчиной с превосходной внешностью, а некоторые черты в его характере нравились девушке вопреки ее собственной воле. Интересно, не из уважения ли к памяти своей матери-испанки отказался он от некоторых обычаев пустыни?