Глава 2

В бриджах кремового цвета, в открытой рубашке и шляпе с опущенными полями, Лорна вышла из отеля и направилась во двор. Не отягченная никаким особым багажом, кроме легкой дорожной сумки, в которой лежали фляжка с кофе и пакет печенья, девушка шагала быстро; душа ее пела, словно птичка, беззаботно щебечущая в цветущих деревьях.

На востоке уже розовело солнце. С бьющимся от волнения сердцем подошла она к Ахмету — мальчику-груму; тот держал за поводья коня, которого удалось нанять в местной конюшне. Ахмет ухмыльнулся, когда Лорна поравнялась с ним, сама похожая на мальчика в своей спортивной одежде.

— Салям алейкум, — поздоровалась она по-арабски и внимательно осмотрела рыжего с лоснящейся шкурой коня, который шумно фыркал и выглядел великолепно. Затем прикрепила свою дорожную сумку к седлу и одним прыжком села на коня. Мальчик глядел на нее во все глаза, а потом быстро-быстро заговорил на ломаном французском:

— Босс говорит, лелла не ездить дальше оазис, что сразу за хамадойnote 4. Он говорит…

— Я знаю, Ахмет, — перебила его Лорна, смеясь.

— Как и все остальные, твой босс не несет никакой ответственности, если я заблужусь. Скажи ему, что я не собираюсь совершать никаких глупостей, а просто наведаюсь в этот оазис и вернусь в Рас-Юсуф к обеду.

Она пришпорила рыжего каблуками, и в следующую минуту конь легким галопом пронес ее под аркой отеля прямо на тихую дорогу, затененную перистыми кронами пальм и ведущую в пустыню. По одну сторону дороги возвышалась стена отеля, усыпанная цветами, по другую протекал прохладный ручей, постепенно терявшийся в песчаном вадиnote 5.

Когда Лорна пересекла вади, ее почти сразу же окутал горячий воздух пустыни. Было еще так рано, что и весь этот день да и сама пустыня, казалось, принадлежали ей одной, а радостное возбуждение от скачки переполняло ее таким восторгом, которого она никогда еще не испытывала.

Даже знаменитые восточные базары не приводили ее в такое возбуждение. Разбросанные, шумные, с полутемными помещениями, где мерцали шелка, где стучали молоточками и сочились в воздух приятные ароматы… Живописные, притягательные, таинственные… Лорне нравилось вдыхать эти ароматы, обследовать неожиданные повороты лестниц, покупать необычные сувениры… Но здесь, в пустыне, она гораздо ближе ощутила вечную тайну Востока.

Девушка натянула поводья и остановилась, рассматривая длинные гладкие барханы, похожие на гребни волн. В янтаре этих волн, казалось, застыло и сияло золотом само солнце, и драгоценными камнями сверкали среди песчинок кристаллы кварца. Ветер отполировал валуны песчаника, и они приобрели красноватый оттенок, а небо над головой было не правдоподобно синим.

…Золотые сады Аллаха, где одни путешественники искали душевного покоя, другие — приключений, третьи — судьбы.

Лорна и сама не знала, что именно ищет здесь. Она лишь чувствовала, что после смерти отца ей одиноко, что душа в смятении, и надеялась, что пребывание в пустыне, возможно, укажет ей какой-то путь. Ей даже хотелось сделаться сиделкой, но сначала нужно было преодолеть пустыню своей души, прикоснуться к своей мечте, а потом, возможно, и освободиться от нее.

Перед ней расстилались величавые барханы хамады; девушка снова пустила рыжего в галоп и, поднимаясь вверх, ощутила, как ее лицо обдувает горячий ветер.

Без малейшего усилия, не останавливаясь конь взбирался по склону каменистого холма. Не испытывая ни малейшего страха, Лорна поднималась все выше и выше, пока пески пустыни не раскинулись, ослепительно сверкая, далеко перед ней. Солнце над головой ощутимо припекало. Лорна остановилась, чтобы напиться. Потом она надвинула шляпу на глаза и, усевшись поплотнее в седле, позволила коню самому спускаться по холму и рысью двигаться в сторону зеленых пучков, обозначавших оазис Фадну.

В прохладной тени деревьев Лорна спешилась и сняла шляпу; волосы в свободном беспорядке рассыпались по плечам. Будь благословенна тень! Она услышала воркование голубей и поспешно направилась к дому, где птицы, наверное, свили гнездо.

Кроме этого воркования ни единого звука не раздавалось вокруг. Оазис как будто затаил дыхание в ожидании крика боли, который вырвался у Лорны, едва она увидела, что осталось от дома, где жил и творил ее отец.

На месте небольшого домика из известняка лежали одни развалины, поросшие какими-то цветущими растениями, которые, казалось, стремились полностью скрыть разрушенные стены под сенью вечных пальм.

Девушка в изнеможении прислонилась к пальме и разочарованно разглядывала то, что осталось от ее мечты… Предсказание старого гадальщика сбылось. Он ведь говорил, что пески поглотили дом и цветы, посаженные некогда в его стенах. Смерть дома потрясла ее тем сильнее, что еще совсем недавно она испытывала горячее желание пожить в нем.

Будь у Лорны глаза на мокром месте, она оплакала бы крушение своей мечты. Конечно, здесь можно построить новый дом, но тогда это был бы уже другой дом, не освященный духом ее отца, которого она любила и потеряла.

На разрушенной стене, упорно цепляясь за жизнь, тянулось вверх и цвело какое-то растение. Девушка сорвала беленький цветочек и, не оглядываясь, пошла между деревьями к тому месту, где оставила коня. Теперь оазис казался ей каким-то мрачным; хотелось поскорее уехать, а душа ее лукавого и мудрого отца да упокоится с легкостью и миром в этих песках. От его пребывания здесь остался лишь беленький цветочек, похожий на розу; Лорна положила его в карман рубашки.

Подойдя к краю оазиса, она стала озираться в поисках своего коня. В песке отпечатались глубокие следы его копыт, но самого рыжего нигде не было видно!

Лорна свистела, несколько раз пробежалась туда-сюда между деревьями, но безуспешно. Она поняла, что, торопясь поскорее увидеть дом, по-видимому, плохо привязала коня, забыв, что это не ее верный Гиге, на котором всегда каталась во Франции и который следовал за ней, как большая собака, и потому не нуждался в привязи. Этот рыжий — арабский скакун; почувствовав себя на свободе, он умчался, и теперь предстояло пешком проделать весь долгий путь до отеля по каменистой пустыне.

Перспектива была малоприятной. Лорна даже немного испугалась, и будь у нее глаза действительно на мокром месте, всплакнула бы над своей печальной небрежностью, ведь в дорожной сумке остались и фляжка с кофе, и печенье, и бутылка с водой. Единственное утешение — ручеек, протекавший по оазису, который не даст ей погибнуть от жажды, пока она будет пережидать жару. Безумием было бы отправляться в долгий обратный путь, когда солнце еще так высоко. Вот настанет вечерняя прохлада, тогда и можно будет выступить в Рас-Юсуф.

— Лорна, ты попросту ослица, — произнесла она вслух и улеглась в тени пальмы, слегка прикрыв глаза шляпой, но так, чтобы все-таки видеть пески в несбыточной надежде, что рыжий вернется.

Был полдень; солнце стояло в зените и немилосердно поджаривало все вокруг. Уперев каблуки сапожек в песок, Лорна уселась поудобнее и приготовилась ждать долго. Испуг уже прошел и, невзирая ни на что, она не особенно беспокоилась, только злилась на свою беззаботность. Рыжий просто-напросто вернется в ту конюшню, откуда был взят, а вот в отеле все до единого не преминут позлословить на ее счет, что, дескать, такой девушке, как она, не следовало полагаться в пустыне только на себя.

При одной мысли о Фезертонах Лорна поморщилась, а вспомнив слова Родни: «Девушек увозили, и они никогда больше не возвращались назад!» — только пожала плечами.

Она просеивала сквозь пальцы песок, размышляя о том, что ни один араб не сочтет привлекательными стройные изящные пропорции ее фигуры. Арабам нравились женщины пышнотелые, покорные, а у нее самая мысль о том, чтобы когда-либо покориться мужчине, вызывала смех. Ее забавляли те девушки, которым не терпелось поскорее сковать себя по рукам и ногам узами супружества. Сама же Лорна превыше всего ценила свою свободу.

вернуться

Note4

Хамада — название каменистых пустынь в Сахаре.

вернуться

Note5

Вади — пересохшее русло реки.