— Постой, но двери же были открыты. Значит, в них проходил воздух, а вместе с воздухом и микробы.

— А ты заметил, что из двери все время шел запах?

— Конечно. Жареного лука.

— Не только. Но вот это вещество, которое отдает и жареным луком, само по себе убивает все микробы и вирусы. А вот второй раз, прежде чем пустить вас в корабль, обработали в специальной камере. А когда вы стали стерильные, мы с вами и познакомились. Кстати, поэтому на прогулку мы выходили в легких скафандрах. Это не для красоты, а чтобы не подцепить какой-нибудь неизвестной болезни. Все понятно?

Чего ж понимать… Если такое дело — все правильно. Действительно, голубые люди могли и заболеть и даже умереть, не успев как следует познакомиться с землянами и передать нам свои знания. И запах жареного лука… Юрий давно знал, что лук, чеснок не только вкусные вещи, но и бактерициды. Одним своим запахом они убивают самые страшные бактерии. Бабушка всегда говорила: «Если простудился или живот заболел — съешь чесночку, понюхай лука, и все пройдет».

Словом, все было правильно, но что-то было не так. Что именно — Юрий не знал, но чувствовал: чтобы поделиться своими знаниями, можно найти и время и способ. Было бы желание.

Словно отвечая ему, Миро продолжал:

— Конечно, если бы мы просидели на вашей Земле недели две или месяц, мы бы разгадали ваших микробов, изготовили бы против них лекарства, и был бы полный порядок. Но все дело в том, что мы вышли из графика полета. Следящие и контролирующие роботы уже передали об этом информацию на нашу Розовую землю, и мы наверняка получим нагоняй. А это, знаешь, не очень приятно. Даже в космосе. Вот почему мы просто не могли терять время и пошли на крайнюю меру — взяли тебя с собой. Ты теперь знаешь наш язык и вместе с нами будешь учиться тому, что знаем мы. А когда вернешься, все расскажешь и научишь своих товарищей нашему опыту. Вот и будет все в порядке.

— Кстати, Миро, я так и не пойму толком, каким образом я научился говорить по-вашему? Не умел, не умел — и вдруг сразу разговариваю.

— Так это же проще всего. Когда ты лег спать, мы надели на тебя обучающий аппарат и присоединили его к лингвистическому роботу. Он во сне задал тебе несколько вопросов, и ты, сам того не зная, ответил на них, — вот почему Зет понял, что у тебя неприятности. А когда роботы расшифровали строй твоего языка, им уже ничего не стоило ввести в тебя переводы твоих родных слов на наш язык.

«Неужели неизвестному языку меня обучали роботы, да еще во сне?!» — подумал Юрка.

— Лучше всего обучаться языкам как раз во сне, — продолжал объяснять Миро. — Это же не логическое решение задач или математических выражений. Тут нужно лишь запомнить значение слов. Роботы подействовали на запоминающую систему твоего мозга и заставили ее вызубрить много слов. Не все, конечно, которыми мы пользуемся, но основные.

Загадки отгадывались просто, но от этого не становились простыми. В сущности, они оставались загадками. Ведь самого главного — как и почему делается все то, что происходит на корабле, — Юрий так и не понял и попросил Миро рассказать ему об этом.

— Э-э! Вот в данном случае действительно не все сразу, — ответил Миро.

— Но ты же сам говорил, что если можно сразу, так зачем ждать?

— Видишь ли, Юрий, — признался смущенный Миро, — вся беда в том, что мы и сами знаем еще далеко не все «как» и «почему». Но мы учимся, и я уверен, узнаем всё!… Или почти всё.

Юрий не сразу поверил Миро. Да и как поверить людям, которые летят на корабле, управляют им, а сами говорят, что они знают далеко не все? Одно из двух — либо голубые люди берегут свои тайны, либо они не считают Юрия способным овладеть самыми главными знаниями.

И так и этак было неважно… Ох как неважно! Но что-либо поделать с этим Юрий не мог еще и потому, что Квач громко и торжественно провозгласил:

— Приготовиться к разгону! — и уже совсем весело, как разбаловавшийся школьник, крикнул: — Зет! Принимай дежурство! Юрка, учись! Скоро и тебе придется дежурить.

Зет подошел к доске, посмотрел на нее, потом огляделся и поморщился.

— Еще никогда не было, чтобы Квач сдавал дежурство в полном порядке… — и неожиданно властно и строго приказал: — Стать по местам! Закончить преобразование! — и помягче добавил: — Приготовиться к обеду. Тэн, обучи Юрия работе на кухне.

Бойцов поморщился — обучение космическому вождению на космическом корабле, оказывается, начинается точно так же, как и на обыкновенных кораблях, — с кухни, с камбуза. Невесело, но, видимо, необходимо. Потому что кое-что нужно знать сразу, а кое-что постепенно.

Тэн не спешил на кухню. Он повернулся лицом к стене и внимательно наблюдал за перемаргиванием разноцветных блуждающих огоньков, изредка нажимая на еле заметные на ровном фоне стен не то выступы, не то кнопки.

Все на корабле пришло в еле заметное, ровное и настойчивое движение. Медленно и незаметно стали исчезать стол и полумягкие стулья. Они не проваливались в пол, а как бы рассасывались в нем. Медленно и незаметно вливались в пол и упавшие со стола во время взлета чашки и миски. Они не спеша, с достоинством теряли свои очертания, неотвратимо поглощаясь полом.

Впрочем, теперь уже нельзя было сказать, что пол — это пол. На корабле все еще происходило неторопливое и размеренное перевоплощение предметов обстановки…

Только теперь Юрий понял, почему Зет скомандовал: «Закончить преобразование». Происходило именно неторопливое преобразование.

Те места корабля, которые перед взлетом по всем признакам были полом, теперь постепенно становились стенами, а одна из стен превращалась в пол. Но сказать это со всей точностью было невозможно.

В сущности, на корабле ничего не происходило. Стены, пол, потолок как бы текли, перемещались вокруг центра тяжести корабля, ни в чем не меняя ни своего внешнего вида, ни окраски. Все так же перемаргивались разноцветные огоньки, все так же от стен и пола исходил приятный, чуть пульсирующий зеленовато-синий свет — свет космических просторов.

И все-таки все преобразовывалось. Юрий даже не заметил, как и когда исчез наклон, и ему уже не нужно было опираться о стену, хотя порой ему и казалось, что его все-таки чуть клонит набок. Это смещение, наклон были бы гораздо сильнее, если бы не наполовину облегченный вес его тела и работа гравитационной корабельной установки.

Словом, все могло бы произойти незаметно, как и задумывалось, вероятно, конструкторами корабля, если бы не Шарик.

Он все время спал так крепко и так безмятежно, что о нем, в сущности, забыли. Когда наметился крен корабля и край его кровати-дивана приподнялся, он скатился к самой стене, устроился поудобней, пригрелся и засопел еще старательней.

Но когда на корабле заканчивалось таинственное преобразование и кровать-диван вместе с подушкой тоже растворились теперь уже в полу корабля, Шарик пристроился на полу, спросонья взвизгнул и вскочил на ноги — лохматый, угловатый и смешной.

Юрий и космонавты рассмеялись.

— Ушибся, наверно… — сказал Зет.

Шарик посмотрел на него, как заметил Юрий, очень внимательным и совсем не похожим на собачий, серьезным взглядом и удрученно, отрицательно покачал головой.

Юрка смотрел на старого дружка и не мог понять, какие изменения произошли с ним.

А что они произошли — это было очень заметно: Шарик был не только взъерошен и как будто растерян, но, главное, он стал каким-то угловатым. Всегда веселый, кругленький, быстрый, сейчас он выглядел худым, давно не кормленным щенком. Явственно обозначились мослы на крупе и даже лопатки. И очень странные были у Шарика глаза — затаенные, растерянные. И в то же время в них бродило выражение недоумения, словно он прислушивался к самому себе и не мог понять, что с ним делается.

— Он просто хочет есть, — со смехом сказал Квач.

Шарик внимательно посмотрел на него, вздрогнул и вдруг униженно закивал головой, взвизгнул и стал тереться о ногу Квача, заглядывая ему в глаза.