– Драгоценность для моей любви, безусловно. Голубые бусы для моей машины.

– Голубые бусы для твоей… Голубые бусы для твоей машины? Ну в это уж я не верю!

– Не знала? Голубые бусины защищают от Дурного Глаза. Они есть у всех верблюдов и ослов, почему для машин не годятся? Они бывают замечательного цвета. Но не важно, их можно купить в любое время. Ты правда хочешь шелка? Одумайся, дома найдешь ничуть не хуже, но не придется его перевозить.

Владелец магазина, который стоял за моей спиной совершенно нами забытый, сказал очень едко:

– Все шло хорошо, пока вы не появились. У леди очень хороший вкус.

– Это наверняка, – сказал кузен, – но вы не думаете, что я одобрю такое платье? Если у вас есть что-то более подходящее, покажите.

На лице мужчины показалась тень удовольствия, он учел явно дорогую одежду моего спутника.

– Понимаю. Простите, сэр. Вы муж леди?

– Пока нет. Пойдем, Кристи, купим, и найдем место, где можно поговорить. Моя машина на площади в конце улицы. А где, кстати, твоя группа?

– Не знаю, я их потеряла. Засмотрелась, а они пропали.

– И ты их отпустила? Они не будут тебя разыскивать с собаками, когда заметят, что тебя нет?

– Возможно. – Я собрала шелк и отправилась в магазин. – Чарльз, а если белый…

– Серьезно, может, лучше позвонить в гостиницу?

Я пожала плечами.

– Сомневаюсь, чтобы они хватились меня до обеда. Привыкли уже к моим блужданиям.

– Все та же моя любимая испорченная маленькая мадам?

– Просто не люблю толпы. И вообще, кто бы говорил! Папа всегда объяснял, что ты испорченный и противный, и это чистая правда, поэтому помоги.

– Да. Дорогой дядя Крис, – сказал кузен и зашел за мной в магазин.

В конце концов я купила очень красивый тяжелый белый шелк, который, к моему удивлению, Чарльз извлек с какой-то темной полки. К тому же эта ткань была дешевле всего, что хозяин магазина мне показывал. Не особенно я удивилась, когда Чарльз заговорил на медленном, но вроде свободном арабском. Хотя родители часто и говорили, что он испорченный и противный, никто никогда не отрицал, что Чарльз проявляет отличные умственные способности, когда ему вдруг приходит в голову их использовать, а случалось это примерно раз в месяц, притом исключительно в его корыстных интересах.

Когда мы пришли на площадь в сопровождении мальчика из магазина, который нес за нами шелк, я сразу узнала машину Чарльза. Не по марке или цвету, их все равно не было видно, а по толпе из шести рядов маленьких арабчиков, которые вокруг нее стояли. Расследование показало, что это «Порш 911 S». Я люблю своего кузена и знаю правильные слова, поэтому сказала:

– Какая красавица! Тебе нравится?

Он мне все объяснил. Открыл капот, почти разобрал свою игрушку. Маленькие мальчики млели. Они стояли теперь уже в двенадцать рядов, открыв рты и вытаращив глаза, и впитывали все его слова. Я пропускала нежные словоизвержения мимо ушей, смотрела на лицо Чарльза и вспоминала его электрическую железную дорогу, первые часы, велосипед… Он выпрямился, стряхнул с себя арабчиков, закрыл капот, заплатил двум самым большим отрокам, которые, должно быть, сторожили, и дал мальчику из магазина чаевые, которые извергли из него лихорадочную речь. Мы укатили.

– Что он говорил?

– Просто спасибо. Другими словами, благословение Аллаха будет на тебе и твоих детях и детях твоих детей. – Машина компетентно продвигалась через толпу на площади, повернула в узкую улицу. – Это, более-менее, затрагивает и меня. Надеюсь, мы все еще обручены?

– Faute de mieux, полагаю, да. Но ты, насколько я помню, расторг помолвку, притом в письменном виде, когда встретил эту блондинистую особу, как ее, кстати, звали, манекенщицу? Она еще была похожа на чемодан.

– Саманта? Она была шикарная.

– Это точно. Они должны так выглядеть, чтобы суметь стоять в вечерних платьях по колено в море, соломе или среди пустых бутылок или как там? Что случилось с Самантой?

– Возможно, встретила свою судьбу, но не со мной.

– Ну это было сто лет назад, прямо после нашей последней встречи. Никто больше не стоит на моем пути? Ты же не мог быть мне верен четыре года?

– Шутишь? – Он повернул в грязную аллею шириной примерно в полтора ярда. – Но, между прочим, да. Фактически, если ты меня понимаешь.

– Понимаю. Что случилось с Эмили?

– Кто такая, к дьяволу, Эмили?

– Это была не Эмили? В прошлом году. Уверена, мама говорила Эмили, или Миртл? Ну имена ты выбираешь…

– Не нахожу, что какое-нибудь из них хуже, чем Кристабель.

Я засмеялась.

– Это ты в точку попал!

– Что касается меня, я сужен тебе с колыбели, все останется в семье, пра-пра-прадедушка Розенбаум, пусть он покоится с миром, может перестать вертеться в своей белой гробнице с этой самой минуты…

– Смотри, щенок!

– Все в порядке, я заметил, по крайней мере, «Порш» заметил. Значит договорились. Also gut.

– Во многом очень уверен, да? Просто потому, что я хранила верность подростком, даже когда ты влюблялся.

– Не слишком много шансов у тебя было делать что-то другое. Ты была толстая, как плюшевая собачка. Должен сказать, ты стала намного лучше. – Боковой взгляд, очень братский, судьи на собачьих выставках смотрят более сексуально. – Ты, вообще-то, довольно роскошная, и платье мне нравится. Ну что же, разбей мои надежды, если нужно. Кто-то есть?

Я хихикнула.

– Следи за своими словами, любовь моя, а то это окажется правдой, и придется продать машину, чтобы купить мне обручальное кольцо.

– Договорились. А мы уже приехали.

«Порш» замедлил ход и резко повернул в маленький неаппетитный двор, солнце слепо билось об пыль, две кошки спали на пустых бензиновых канистрах. Мы аккуратно закатились под синий навес в углу.

– Парадный вход в Дамасском стиле. Заходи.

Как-то не было похоже, что из этого двора можно куда-то войти. Стены без окон, запах кур и мочи. Но сбоку под аркой обнаружилась почти заваленная роскошная дверь с массивной ручкой. За ней – темный коридор со светящейся аркой в конце, туда мы и направились.

Следующий двор, продолговатый, величиной примерно с теннисный корт. С трех сторон арки с проходами, с четвертой – поднятая платформа под тройной аркой, что-то вроде сцены или маленькой внутренней комнаты. У стен скамейки. Это, значит, «диван» – место, где встречаются и разговаривают восточные мужчины. И на западе часто гостиные устраиваются в таком традиционном стиле, когда диваны и стулья прижимаются спинками к трем стенам. Низкие столы. В середине двора – фонтан. Пол голубой и белый. На стенах сине-зелено-золотая мозаика. Где-то пропела горлица. Апельсиновые деревья в кадках. В фонтане плеснулась рыба. Прохладно и пахнет цветами.

– Правда, красиво? – сказал Чарльз. – Что-то есть очень благодатное в арабской архитектуре. Поэзия, страсть, романтика, но и элегантность тоже. Она приводит в состояние душевного, а до некоторой степени и физического удовлетворения, как и их литература. Но ты должна увидеть мебель, моя спальня уставлена предметами из комнаты Синей Бороды.

– Представляю, видела во дворце Азем, все уложено жемчужинами, как в бородавках, или чисто викторианское, но сделано из больного артритом бамбука. Но ковры… Этот, и голубой на скамейке… Что, правда разрешают на них сидеть?

– Приступай. Думаю, Бен скоро придет, но он и так повторяет беспрерывно, что его дом – мой дом. Чего хочешь? Чаю?

– Думаю, предпочла бы кофе. Что надо сделать, хлопнуть в ладоши и повелеть евнухам?

– Более или менее.

На огромном инкрустированном столе передо мной лежал медный колокольчик. Чарльз поднял его, зазвонил, потом нетерпеливо вскочил и бросился к фонтану, ждать. Я сидела на красивом голубом ковре, прислонившись к подушкам, и смотрела на него.

Ничуть не изменился. Когда мы были детьми, всегда считалось, что мы очень похожи, нас даже принимали за близнецов. Это всегда приводило Чарльза в ярость, он был подчеркнуто мужественным. А я восхищалась кузеном, как умеют только маленькие девочки, и мне было очень приятно. С возрастом сходство ослабело. Остались, конечно, общие черты – темные волосы, высокие славянские скулы, немного горбатый нос, серые глаза. Теперь он стал на несколько дюймов выше меня и шире в плечах. От агрессивности подростка он перешел к небрежной элегантности, она ему подходила и была не менее мужественной. За время африканских путешествий он загорел, поэтому его глаза казались светлее моих, а может, это по контрасту с черными ресницами, которые по несправедливому капризу природы у него гуще и длинней. Красиво. Но иногда, думаю, сходство между нами должно бросаться в глаза – повороты головы, интонации, движения…